Вот если бы он оказался среди жертв кораблекрушения, как в фильме "Титаник", совсем другое дело... А лучше бы занимался лыжами... но где лыжи?
Валентин опасливо перемигнулся с девушкой Олей - ему казалось, что она тоже размышляет о выходе из сложившейся ситуации. Он решил осторожно переползти поближе к ней - может быть, им удастся скрыться в темноте тайги. Четвероногие казались слабее двуногих, непроходимые буреломы пугали гораздо меньше, чем бандитский плен...
Тем более, что рожи у бандитов были не просто бандитские, а настоящие людоедские.
Ольга Ферье, в девичестве - Жилкина, машинально мигнула в ответ Валентину Гоготулину. У неё не было никакого желания бежать отсюда: она предполагала, что "спасатели" вот-вот должны появиться на месте падения-посадки. В её планы не входил побег, потому что в багажном отделении полуразвалившегося лайнера находился важнейший груз. Именно Ольга Ферье сопровождала спецбочонок с "желтым бромом" по личной просьбе Абрама Лукича.
АБРАМ ЛУКИЧ И ЖЕЛТЫЙ БРОМ
Заказ на желтый бром поступил в 1975 году из недр Комитета государственной безопасности - для тайных операций в Африке потребовалось средство генетического выбора. Создавали средство выбора, а вышло средство уничтожения всего негритянского населения, исключая почему-то пигмеев и племя су-су, жившее на территории Гвинейской республики. Коммунисты вовсе не хотели уничтожать негров Африки, да ещё оставлять в живых одних пигмеев и су-су. Поэтому "желтый бром" в его первоначальной молекулярной конфигурации был комитетом отвергнут. Опытный образец и формулы пролежали в архивах вплоть до прихода к руководству Комитетом ренегата Катина, широко открывшего "народу" двери лубянских хранилищ - ради гласности и общечеловеческих ценностей.
В числе народа и даже во главе какой-то его части оказался шустрый и напористый Абрам Лукич Гунидзе. Ему-то, при содействии старого райкомовского дружка полковника Генки Зубкова, достались три ампулы с "желтым бромом" и бумаги с формулами. Абрам Лукич сразу сообразил, какое счастье ему привалило. Он обладал первоначальным капиталом, нажитым методом "хап-хап" в предыдущие годы, и обширным кругом друзей-приятелей, готовых за небольшие (с точки зрения, например, Говарда Хьюза) суммы помочь в организации мафиозной структуры. Впрочем, Абрам Лукич брезговал употреблять подобные выражения из газетного лексикона.
Некоторое время парторга-бизнесмена одолевали мучительные сомнения: то ли продать препарат ближневосточной стране, с которой Абрама Лукича связывала приблудная хромосома; то ли воспользоваться старыми связями на Кавказе (еще одна хромосома). Но победили не чуждые хромосомы, а свое, родное, серое вещество.
Фирму назвали "Инвал" - потому что вкладывали куда попало иностранную валюту; вскоре и как нельзя кстати случилось приятное присоединение к большому государственному фонду, занимавшемуся поддержкой инвалидов. Название обрело иной, как будто даже главный смысл. Уменьшились налоги и увеличились доходы, хотя "Инвал" отчислял круглые суммы на олимпийские заезды в инвалидных колясках, на массовые заплывы безруких в Женевском озере, на обучение пистолетной стрельбе незрячих людей. Вершинами благотворительной кампании стали: парашютный прыжок на Эверест 53-летнего олигофрена Гапона Старопонтова и пятидесятитысячная (в долларах) литературная премия имени Нельдихена, присужденная знаменитой слепоглухонемой транссексуалке Виктории Ерофеевой за книгу "Крематорий русской литературы". А на очереди было покорение Северного полюса группой пензенских долгожителей.
Пока слепые и глухонемые стреляли из пистолетов и получали литературные премии, пока безрукие пересекали Женевское озеро, а умственно отсталые прыгали на Эверест, в недрах "Инвала" постепенно раскручивались шестерни научной работы. Была создана секретная лаборатория, найдены безработные "мозги" - те самые, что зачинали "желтый бром" при советской власти. Из десяти кандидатов и докторов семеро согласились работать на Абрама Лукича. (Один отказался, потому что был неплохо пристроен в солнцевской бригаде, второй - выпросил аванс, запил - и неожиданно умер от попадания в дыхательное горла хлебной крошки с пиджачного рукава...)
Был и ещё один, третий-десятый, а точнее - первый "мозг", занимавшийся проблемами "желтого брома"; к институту астромедицины он прямого отношения не имел, хотя и закладывал, так сказать, фундамент всех последующих исследований. Но, кроме дипломной работы в архиве Ленинки на ст. Левобережная найти ничего не удалось. Станислав Егорович Шуцкий как будто растворился в необъятном русском пространстве. Абрам Лукич полагал, что бывший вундеркинд вполне мог пересечь границу и пристроиться где-нибудь в Беркли или Кембридже. Саддам Хуссейн охотно взял бы такого умника созидать абсолютное оружие, отличающее, например, американцев от иракцев, а евреев от турков. Могли похитить Шуцкого и люди Измарды-Аги - вывезли, небось, в Чуран, посадили в зиндан, ждут выкупа...
Конечно, Абрам Лукич страшно удивился бы, узнав, что Станислав Егорович Шуцкий во главе "малиновых следопытов" спешит сейчас к тому самому месту, где находится спецбочонок с "желтым бромом". А ведь именно дипломная работа Шуцкого заинтересовала в 1974 году комитетчиков и вызвала к жизни страшное средство.
Лаборатория "Инвала", впрочем, сработала на славу и без Шуцкого: "желтый бром" выполз из пробирок и разместился в солидном пятисотлитровом резервуаре.
Абрам Лукич, по большому счету, сам не знал, зачем ему это вещество. Власти он не жаждал, шантажировать правительства стран мира не хотел, не был он и мизантропом, желающим изничтожить род людской. Денег у Абрама Лукича скопилось предостаточно: в одном только "Банке Пьера Лило" в Берне медленно и верно прирастала небольшими и надежными процентами семизначная сумма. Удовольствий жизни Абрам Лукич вкусил с избытком: юность в чине инструктора райкома ВЛКСМ наградила будущего мультимиллионера массандровскими винами, длинноногими комсомолками, закрытыми саунами и распределителями комсомольских съездов с черной икрой по цене кефира. К большим чинам не рвался, но, будучи однажды вставлен в "обойму", кочевал по должностям: то ведал спортом района, то культурой села; недолго, при Андропове, руководил обыкновенной баней - попал под короткие репрессии того времени. Когда грянула долгожданная "перестройка", Абрам Лукич, парторг КБ "ЛЮКС", проявил чуткость, швырнул партбилет прямо на стол большому начальнику и организовал безвозмездную реставрацию нескольких полуразрушенных православных храмов в ближнем Подмосковье - горячо приветствовал духовное возрождение. Действовал энергично, храмы росли на глазах, а фамилии сотрудников, спешивших утром в пивную и опаздывавших к началу литургии, бывший парторг записывал в красную книжечку. Сам он, правда, никак не мог заставить себя подойти перед службой к батюшке и рассказать ему, например, как в детстве он предавался постыдному пороку, в юности - украл у бабки десять рублей, а в зрелом возрасте - аккуратно и бессовестно заложил товарища органам за чтение книги Солженицына.
Был и ещё один грешок. В 1967 году юный комсомолец Абраша принимал деятельное участие в закладке под один известный бронзовый монумент памятной капсулы с посланием комсомольцам 2017 года. Активист Гунидзе, находясь в нетрезвом состоянии, подменил утвержденный вариант своим собственным. Если райкомовский текст содержал твердые убеждения в том, что в 2017-м коммунизм пройдет по всей земле, на Марсе будут яблони цвести, а деньги можно будет увидеть лишь в музеях, то текст комсомольца Гунидзе повествовал об обратном, а в качестве приложения фигурировало подробное описание минета, только-только входившего в моду у членов ВЛКСМ. "А вы, товарищи? - спрашивал в конце послания будущий бизнесмен. - Как вам там, в далеком 2017-м любится и ...тся?"
Наутро после закладки капсулы началось трясучее похмелье, продлившееся долгие два с половиной года - вплоть до празднования (1970) столетия Ильича. Все это время Абраша боялся, что вожакам комсомола придет в голову идея дополнить капсулу свежим содержанием. Но, слава Богу, в 1970-м стали закладывать новые капсулы под другие памятники... В середине 90-х Абрам Лукич, уже будучи гендиректором "Инвала", хотел даже найти капсулу, посмеяться с друзьями над проказами юности, но оказалось, что монумент давно снесли и сразу же украли, а на его месте воздвигли стеклянную коробку казино и стриптиз-бара.
С приобретением "желтого брома" духовные искания Абрама Лукича закончились, начались материальные перевоплощения... На инвалидные деньги инвальщики организовали поиски потенциальных покупателей; действовали энергично, используя мощный потенциал нищих экс-разведчиков, экс-сыщиков и экс-дипломатов. Наконец, вышли на колумбийских "товарищей" - те денег не пожалели, сделали мощную предоплату и теперь ждали бочонок с товаром. Генерал Гильермо Рохас собирался использовать "желтый бром" для обработки подходов к Долине Алых Ликов: слишком уж настырными были эти американцы из бюро по борьбе с наркотиками, все искали что-то, вынюхивали, подслушивали, высматривали... На них-то и решено было проверить действие уникального средства: к бочонку прилагался англо-американо-катализатор. Евро находился в завершающей стадии разработки.
Но пока - доставка "желтого брома" в Долину Алых Ликов оставалась под вопросом: самолет догорал, а спецбочонок покоился под обломками; группа Виктора Керимбаева приблизилась к месту назначения, а злоямовские добровольцы устроили привал в полутора километрах от опустевшей берлоги топтыгина; Ольга Ферье-Жилкина обдумывала план нейтрализации основных бандитских сил, а юный чемпион Европы по плаванию на спине Валентин Гоготулин, прижимаясь к мерзлой заснеженной почве накачанным животом, медленно подползал к самой Ольге.
МОСКВА
ВЫСОКОЕ ДАВЛЕНИЕ
Нельзя сказать, что для Андриана Голощапова именно деньги были смыслом жизни. Нет. Также не питал он больших иллюзий насчет своих стихов - какие там стихи, даже не вирши. Амбиции его не простирались далее той единственной книжки "Антисовет", которая принесла ему короткую, но приятнейшую славу борца с режимом.
Он, скорее, был рабом комфорта и уюта, но такого, который в идеале, на "чуть-чуть", был лучше того, что имелся на самом деле - в настоящем. В застойные советские времена он нашел себе вполне приличное (и приличествующее) для "почти диссидента" место - устроился дежурным электриком в трест "Спецгазификация". Работа была более чем легкой, незатруднительной. На неё вообще можно было не ходить, сиди себе дома и жди звонка: мол, товарищ Голощапов, в коридоре второго этажа не работают две лампы дневного света, просим заменить. И все. Однако Андриан устроил дело так, что в конце концов вообще не приходил по звонку, а посылал вместо себя коллегу-поэта Сашу Макарцева (тот только что освободился из Дубровлага и белобилетно бедствовал. На работу с дипломом филолога нигде не брали, поэтому Макарцев принял предложение Голощапова "работать секретно и сообща" как весьма выгодное. "Секретно" - потому что устраивался Голощапов по своим документам, а работало подставное лицо; "сообща" означало, что Голощапов принимал звонки из треста и его филиалов, а Макарцев бегал по Москве и по коридорам учреждений с лампами, пробками и стремянками). Так же точно Голощапов устроился ещё в три места. Художник Лютов подметал за него 2-ю Тверскую-Ямскую, драматург Пазинский мыл окна в Госкомиздате СССР, и даже сам Вадим Кирза зимой 1981 года кидал за Голощапова уголек в котельной медучилища №24 в Большом Харитоньевском переулке. Все устроенные были благодарны Андриану, ибо не имели прочного социального статуса: кто-то освободился, кто-то готовился сесть, а кто и вовсе только-только прибыл "покорять Москву" из-за Урала или с берегов Черного моря. Голощапов же имел с каждого "наемника" 40 процентов заработка и считал - материально эти "две пятых" оптимальной платой за подобный "найм", а морально - как бы "церковной десятиной"; церковью был он, а все остальные - прихожане...
Тут-то и подловил Андриана с его батрацко-бедняцким "приходом" зоркий и чуткий майор Геннадий Павлович Зубков. Именно Зубков, выявляя связи различных групп творческой интеллигенции (для доклада начальству по общей картине), обнаружил, что к некоему Голощапову, сомнительному безыдейному субъекту, сходятся вполне ощутимые, видимые ниточки - как паутинки к паучку. Из такого натюрморта вполне мог родиться групповой портрет антисоветской организации или батальное полотно террористического заговора. Зубков незадолго до этого крупно отличился, перескочил из старлеев в майоры, мечтал повторить прыжок.
Геннадий Палыч лично понаблюдал за Голощаповым на улице, а потом подослал к нему лейтенанта Струкова под видом налогового инспектора: мол, есть сигнал от соседей, что вы катаете валенки, а налоги не платите. Струков, слушая объяснения перепуганного Голощапова (Какие валенки? Клевета, ошибка!) осмотрел квартиру, но ничего любопытного или странного, кроме картины Лютова "Харя Кришны, харя в раме" (Голощапов как-то утром приобрел её у создателя за бутылку портвейна "777") не обнаружил. "Рисуют, блин, хари какие-то!" - доложил Струков. - "Приснится, товарищ майор, такое, блин, - комиссуют на хрен из органов...".
В общем, Зубков, определив характер и пристрастия "объекта" решил "взять" Голощапова - на улице, как в старые добрые времена, подсадить в машину - и на Лубянку. Мол, куда это мы? Пару вопросов, и вы свободны, гражданин Голощапов...
Андриан потом как ни старался - так и не смог вычеркнуть из памяти этот страшный, черный, ужасный день. Говорили довольно долго и в основном на какие-то отвлеченные темы: об искусстве, о религии, о поэзии даже. Ну, как водится, Зубков предложил сотрудничество, на что Голощапов, успокоенный общим тоном беседы, ответил гордым "нет!". Тогда Геннадий Павлович обошел стол, взял стихотворца за шею левой рукой, чуть сдавил сонную артерию, нагнул его, ударил коленом в нос - и в таком виде, окровавленного, буквой "зю" - вывел из кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47