Один был совсем старинный - 1789 года и на-
зывался почему-то "Новый Робинзон". Второй носил название "Робин-
зон-младший". На титульном листе стоял 1853 год, и Журка вспомнил,
что, кажется, в этом году произошло Синопское сражение. Третий Ро-
бинзон оказался самым молодым-тридцатых годов нашего века. Зато он
был самый толстый, и Журка с восторженной дрожью увидел, что там не
только всем известные приключения на необитаемом острове. Там еще и
вторая часть - дальнейшие путешествия Робинзона. Журка даже и не
знал, что есть на свете такая книга...
За открытым окном захлопал листьями, резко зашумел тополь. Вле-
тели в комнату холодные брызги. Упали на желтые страницы "Прелюбо-
пытнейших Повъствованiй о Кораблекрушенiяхъ, Зимованiяхъ и Пожарахъ,
случившихся на моръ..." Журка машинально отодвинулся и даже не по-
нял, что начался дождь. Это брызгали волны, хлопали паруса и шумели
ветры... Вошла мама.
- Давай-ка закроем окно. Кажется, будет гроза.
Журка никогда не боялся грозы. Даже если грохало и сверкало над
самой головой. Он и сейчас ответил:
- Ну и что? Я не боюсь.
- Грозе все равно, боишься ты или нет. Сквозняк втянет молнию, и
от такой нелепой случайности может быть большая беда.
Мама плотно прикрыла створки, посмотрела на обложенного книгами
Журку, улыбнулась и спросила:
- Нравится? Интересно?
Журка сперва рассеянно кивнул, потом поднял глаза.
- Ма... Тут не только интересно. Тут дело даже не в этом...
Она ласково наклонилась над ним:
- А в чем, Журавушка?
Но он не знал, как сказать. Как объяснить радостное замирание
души, когда думаешь, что, может быть, эту книгу читал в палатке под
Измаилом Суворов или в селе Михайловском Пушкин. Вот эти самые стра-
ницы. Эти самые буквы. И книги рассказывали им то же самое, что ему,
Журке. Они были как люди, которые за одну руку взяли Журку, а за
другую тех, кто жил сто и двести лет назад. Тех, кто ходил в атаку
под Бородином, писал гусиными перьями знаменитые поэмы, дрался
стальными блестящими шпагами на дуэлях и мотался на скрипучих фрега-
тах среди штормовых волн Южного океана. У неоткрытых еще островов.
Эта жизнь приблизилась к Журке, стала настоящей. И у Журки холодела
спина.
- Мама, я не знаю...- Он помолчал и чуть не сказал про книги:
"Они живые". Но отчего-то застеснялся.
Мама его поняла. Или по крайней мере поняла, что лучше его пока
не расспрашивать. И пошла по своим делам. Дел-то было ой-ей-ей
сколько...
А Журка опять потянулся к полкам и взял самую прочную и новую на
вид книгу с золотыми узорами на корешке. Это оказались "Три мушкете-
ра". Не такое старинное издание, как другие, хотя тоже с "ятями" и с
твердыми знаками в конце слов. Отпечатанное на гладкой бумаге и со
множеством рисунков. Журка обрадовался "Мушкетерам" - это были ста-
рые друзья-начал перелистывать, разглядывая картинки...
И увидел между страницами узкий белый конверт.
Видимо, дедушка решил, что, если все другие книги покажутся Жур-
ке неинтересными, то "Мушкетеров" он все равно пролистает до конца.
Тем же прямым почерком, каким раньше дед писал короткие поздрав-
ления на открытках, на конверте было выведено:

Ю р и к у.

Журка сперва сам не зная чего испугался... Или нет, не испугал-
ся, а задрожал от непонятной тревоги. Оглянулся на прикрытую дверь,
подошел к окну. Суетливо дергая пальцами, оторвал у конверта край.
Развернул большой тонкий лист...
Дед писал четкими, почти печатными буквами:
"Журавлик!
Книги на этих полках - тебе.
Это старые мудрые книги, в них есть душа. Я их очень любил. Ты
сбереги их, родной мой, и придет время, когда они станут твоими
друзьями. Я это знаю, потому что помню, как ты слушал истории о пла-
ваниях Беринга и Крузенштерна и как однажды пытался сочинить стихи
про Галактику (помнишь?). Ты их еще сочинишь.
Малыш мой крылатый, ты не знаешь, как я тебя люблю. Жаль, что
из-за разных нелепостей мы виделись так редко. В эти дни я все время
вспоминаю тебя. Чаще всего, как мы идем по берегу Каменки и я расс-
казываю тебе про свое детство и большого змея.
Этот летучий змей почему-то снится мне каждую ночь. Будто я
опять маленький, и он тащит меня в легкой тележке сквозь луговую
траву, и я вот-вот взлечу за ним.
Жаль, что так быстро оборвалась тонкая бечева...
В детстве я утешал себя, что змей не упал за лесом, а улетел в
далекие края и когда-нибудь вернется. И его бумага будет пахнуть со-
леными брызгами моря и соком тропических растений. Наверно, потому я
к старости и стал собирать эти книги: мне казалось, что они пахнут
так же.
Впрочем, ерунда, старости не бывает, если человек ее не хочет.
Просто приходит время, когда лопается нить, которая связала тебя с
крылатым змеем. Но змей вернулся, я оставляю его тебе. Может быть,
он поможет тебе взлететь.
Журка, вспоминай меня, ладно? Меня и другие будут вспоминать, но
многие, даже твоя мама, скажут, наверно: жизнь у него не удалась.
Это неправда! И ты про это не думай. Ты вспоминай, как мы расклеива-
ли в твоем альбоме марки, говорили о кораблях и созвездиях, а вече-
рами смотрели на поезда.
И учись летать высоко и смело.
Ты сумеешь. Если тяжело будет-выдержишь, если больно-вытерпишь,
если страшно - преодолеешь. Самое трудное знаешь, что? Когда ты счи-
таешь, что надо делать одно, а тебе говорят: делай другое. И говорят
хором, говорят самые справедливые слова, и ты сам уже начинаешь ду-
мать: а ведь, наверно, они и в самом деле правы. Может случиться,
что правы. Но если будет в тебе хоть капелька сомнения, если в са-
мой-самой глубине души осталась крошка уверенности, что прав ты, а
не они, делай по-своему. Не оправдывай себя чужими правильными сло-
вами.
Прости меня, я, наверно, длинно и непонятно пишу... Нет, ты пой-
мешь. Ты у меня славный, умница. Жаль, что я тебя, кажется, больше
никогда не увижу.
Никогда не писал длинных писем. Никому. А теперь не хочется кон-
чать. Будто рвется нить. Ну, ничего...
Видишь, какое длинное письмо написал тебе твой дед
Юрий Савельев,
который тоже когда-то был журавленком".

Журка дочитал письмо и сразу, не сдерживаясь, заплакал. Его ре-
занули тоска и одиночество, которые рвались из этого письма. И лю-
бовь к нему, к Журке, о которой он не знал. И ничего нельзя уже было
сделать - ни ответить лаской, ни разбить одиночество...
Напрасно дед боялся, что Журка чего-то не поймет в письме. Он
понял все. В дедушкиных словах (будто не написанных, а сказанных
негромким хрипловатым голосом) были не только печаль и любовь. Была
еще гордость.
И поэтому в Журкиных слезах, несмотря ни на что, тоже была гор-
дость...
Он спрятал шелестящий лист в конверт, а конверт под рубашку.
Письмо было только ему. Одному-единственному. Он не хотел сказать о
нем даже маме. Не потому, что здесь какая-то тайна, а просто они с
дедом всегда говорили один на один, и сейчас был последний разго-
вор.потому, что здесь какая-то тайна, а просто они с дедом всегда
говорили один на один, и сейчас был последний разговор.
Журка толкнул оконные створки. Холодные капли застучали по широ-
кому подоконнику. Журка поймал несколько капель, провел мокрыми ла-
донями по лицу. Вытер его рукавом.
- ...Ты опять открыл окно!
- Все равно нет грозы. Простой дождик.
Журка старался говорить обыкновенным голосом, но разве маму об-
манешь? Она торопливо подошла.
- Ты плакал?
- Вспомнил дедушку,- без всякого обмана сказал Журка. Потом
встряхнулся.- Пойдем, я тебе помогу...
Они с мамой долго разбирали вещи. Развешивали одежду, расставля-
ли по подоконникам посуду. Один раз Журка спросил:
- Мама, а дедушка умер сразу?
- Да, сынок. Он потянулся к верхней полке, чтобы взять книгу, и
вдруг упал. У него как раз сидел сосед, который пришел за книгой...
- А разве дедушка знал, что скоро умрет?
- Почему ты решил?
- Ну...- сбился Журка (письмо лежало у него под рубашкой).- Он
же завещание написал...
- Что ж... конечно. У него было уже два инфаркта, и последний
год каждый день болело сердце...
"А таскал меня на плечах",- подумал Журка и через рубашку погла-
дил письмо.
В это время приехал папа, злой и веселый. Злой потому, что кон-
тейнером с багажом на станции "еще и не пахло", хотя отправили из
Картинска месяц назад . А веселый потому, что заехал в мебельный ма-
газин и "ухватил" там две модные деревянные кровати и неширокую по-
ролоновую тахту - для Журки. Кровати маме понравились, а про тахту
она сказала:
- Ничего. Только цвет скучноватый.
- Зато недорого. Да и не было других. Не спать же парню на по-
лу...
Грузчики и отец втащили тахту в комнатку. Журка скинул кроссов-
ки, вскочил на нее, попрыгал. С тахты можно было дотянуться до верх-
них полок, куда Журка еще не добирался. Теперь он подпрыгнул и вых-
ватил из ряда книг томик в желтой облезшей коже. Неловко повернулся
и чуть не полетел на пол. Папа его подхватил.
- Не скачи, шею свихнешь... Дай-ка взглянуть.- Он взял у Журки
книгу и открыл ее с конца. Покачал головой:
- Ну, насобирал дед музейных ценностей. И где только деньги
брал?.. Юля, ты глянь...
Мама подошла, и он показал ей и Журке на обороте обложки лиловый
штамп и размашисто написанные цифры: 65 р. Провел глазами по полкам.
- Это еще ничего. Есть томики - по полторы сотни ст6ят... Вот
наследство! А, Юрка? Я спрашивал знающих людей, они говорят, что
есть специальный магазин, где эти книжки за такие суммы продают и
покупают...
Журка испуганно встал спиной к полкам.
- Папа, не надо...
- Что не надо?
- Не надо в магазин... Дедушка мне оставил.
Отец сказал с легким удивлением, но терпеливо:
- Я понимаю, что тебе. Но тебе они зачем? Это же не детская ли-
тература.
Журка упрямо проговорил:
- Все равно. Это книги...
- Ну какие книги! -уже раздражаясь, воскликнул отец и открыл ти-
тульный лист у той, что в руках держал.- "Экстракт штурманского ис-
кусства из наук, принадлежащих к мореплаванию, сочиненный в вопросах
и ответах для пользы и безопасности мореплавания"... Что это тебе,
"Дети капитана Гранта"? Тут и буквы-то такие, что не разберешь...
- Я разберу.
- Ну ладно. А к чему? Если моряком захочешь стать, не по этой же
книжке будешь учиться. Она устарела на двести лет!
- Не хочу я моряком... Не в этом дело...
- В дурости твоей дело! -в сердцах сказал отец.- Ну, оставил бы
"Робинзона", "Мушкетеров", это я понимаю. А к чему архивные сокрови-
ща? Они только специалистам нужны.
- Мне тоже нужны,- негромко, но четко сказал Журка и поднял заб-
лестевшие глаза.
- Саша, не надо об этом. Потом...- тихо и торопливо сказала ма-
ма. И за локоть повела отца к двери.
- Я и потом не дам. Это мои!- звонко сказал Журка вслед. И сам
удивился: никогда он с мамой и папой так еще не разговаривал.
Отец обернулся, вырвал локоть, присвистнул и медленно сказал:
- Ты смотри-ка... "Не дам", "мои"... Ну, давай посчитаем, у кого
здесь чье... У тебя вон штаны из моих перешиты...
- Саша...
- Да подожди ты! "Саша", " Саша"!- взорвался отец.- У сыночка
вон что прорезалось. Воспитали буржуйчика! Наследник...
Журка прижался лопатками к полке и сморщил лицо, чтобы не разре-
веться. Мама сжала губы, опять взяла отца за локоть и утянула из
комнаты. За дверью она что-то тихо сказала ему. А отец опять загово-
рил негромко и зло:
- Да брось ты! Вон Пушкин стоит, Гоголь, Стивенсон - я их сам ни
на какое барахло не сменяю. Даже Диккенса твоего, хоть и занудно он
писал! Но у Юрки-то блажь!
Мама опять заговорила негромко, и опять отец ответил во весь го-
лос:
- Ну ясно, где мне понять ваши тонкости! Мое дело вкалывать.
Знаешь, романтика-штука полезная, но жить тоже надо по-человечески.
А мы? Вместо мебели рухлядь, холодильник трясется, как припадочный,
телевизор почти что этим книгам ровесник... Кстати, Юрке за две та-
кие книги можно мопед купить...
Кажется, мама сказала: "Этого еще не хватало..." А потом опять
заговорила неразборчиво. Журка, глотая слезы, прислушивался, но слов
ее так и не мог понять. А отец вдруг воскликнул:
- Ну хорошо, хорошо! Не скажу об этом больше ни слова!.. Я пень,
я молчу... Только пускай не ревет. Вот дамское воспитание: чуть чего
- и сразу сырость из глаз! Недаром всю жизнь с девчонками играл...
На этом все и кончилось. Больше отец ни разу не завел разговора
о книгах. Через час они с Журкой как ни в чем не бывало прибивали
карнизы и вешали шторы. Журка два раза съездил себе молотком по
пальцам, но не пикнул. Чтобы опять не услышать про дамское воспита-
ние.
Отец на это воспитание и раньше любил намекать. Растет, мол, ки-
сейная барышня. И насчет девчонок посмеивался. Но разве Журка вино-
ват, что в том дворе на Московской жили в основном девчонки? Конеч-
но, Журка играл с ними и, надо сказать, всегда по-хорошему. Но нас-
тоящим другом его был Ромка.
Кстати, Ромка никогда-никогда не смеялся над Журкой, они оба
понимали, что главное в человеке-характер, а не то, что девчонка он
или мальчик.
И здесь через три дня после приезда Журка ничуть не жалел, что
познакомился в парке с Иринкой, а не с каким-нибудь Вовкой или
Сережкой (тем более, что такого, как Ромка, на свете все равно
больше нет). Иринка была веселая, хорошая. И мама ее тоже. И дома у
них было так здорово - особенно та картина с кораблем. В этом
корабле было что-то знакомое... Вот что! Он словно пришел из
дедушкиных книг...

Кто такие "витязи"?
На остановке было много людей. Когда подошел троллейбус, они
разом кинулись к дверям. Но сердитый голос водителя прокричал через
динамик непонятное слово:
- Дрынка!
Будто заклинание какое-то. И почти все отступили. Некоторые
ворчали. Но Иринка заторопила Журку:
- Пойдем, пойдем, нам годится.
1 2 3 4 5 6