Теперь никто в очереди не сомневался в наличии бомбы, а кое-кто даже явственно слышал постукивание запущенного часового механизма. Люди уже не шутили, не разговаривали, не обменивались новостями. Все ждали взрыва. Очень боялись. Хотелось смыться, упасть на пузо и по-пластунски, как учил школьный военрук, заползти за угол банка. Если бы в этот момент пошевельнулся, сдал, дернулся хотя бы один из нас, то все моментально кинулись в рассыпную, крича несусветное и захлебываясь слезами, давя и отталкивая друг друга словно обиженные дети из песочницы. Но ни один из эмигрантов не поддался ужасу, не дрогнул, не дал деру, не покинул поста. Очередь продолжала героически переносить жару и молча страдать от присутствия бомбы.
К подъезду банка, словно лубочная тройка Деда Мороза в Новогоднюю ночь сбывающихся желаний, как Жиглов к сидящему в подвале Шарапову, будто золотая рыбка к сказочному деду, очень своевременно и лихо подкатила синяя машинка с сигнальными фонарями на крыше и крупной, броской надписью Карабинери по борту.
Карабинеры, карабинеры... - Прошелестело вдоль очереди. Из синего машинного нутра выбрались два красавца, стопроцентных героя, два великолепных представителя сильного пола в шикарных штанах с широкими красными лампасами, в фуражках с огромными кокардами, блестящих портупеях с лакированными патронташами и большими черными пистолетами в кобурах. Старший обладал вдобавок ко всей этой прелести ещё и огромными, гордо торчащими в стороны черными усами.
Спасены! - Мелькнуло в нашем коллективном мозгу. Но как объяснить этим прекрасным героям женских грёз весь трагизм сложившегося положения? На каком языке поведать о нашем горе, о бомбе, сумке, террористах?
Выбравшись из машины, карабинеры одернули мундирчики, поправили фуражки и став плечо к плечу, размеренными, выверенными десятилетиями усердной практики шагами продефилировали мимо немо страдающей безязыкой цепочки людей. Лишь умоляющие взгляды синхронно поворачивающихся голов сопровождали торжественное шествие законности и порядка. Вот они поравнялись с головой очереди, еще мгновение и уйдут...
Муж первооткрывательницы бомбы, весь какой-то разболтанный и словно размягченный в суставах, выпихнутый женой словно чертик из шкатулки, перегородил дорогу удивленным блюстителям порядка. Опомнившись, дернул головой, приложил вспотевшие ладошки к груди и на прекрасном итальянском, может лишь только с легким московским акцентом, завопил на библейский манер, привлекая внимание представителей властей к страданиям несчастных.
- Синьери карабинери! Экскузи перманенто! Багалье! Террроризмо интернационале! Экстремизмо! Бандито! Динамито! Бомба! - Несчастный сопровождал свой эмоциональный спич прекрасной пантомимой, включавшей в себя предысторию обнаружения сумки с бомбой, описание неминуемого взрыва и страшных кровавых последствий. Перед присутствующими явственно предстали разбросанные тут и там обезображенные тела, лужи крови, перевернутый автобус, полыхающая полицейская машина, языки пламени, вырывающиеся из зарешеченных окон банка... - Спасите, родные! Дети у нас, бамбино, ... ждут! - Закончил он на русском.
Излагаемое мужем сопровождалось заламыванием рук жены и синхронными, на манер китайских болванчиков, кивками голов очередников. Карабинеры прекрасно всё поняли! Глаза их расширились, заскользили по парализованной страхом очереди и замерли на злополучном синем багальо... Руки, отработанными до автоматизма движениями, упали на лакированные кобуры беретт. Мужественно прижавшись спиной к спине сине-красные герои грациозно, ни на миг не теряя из виду сумку и очередь, развернулись и промто, промто оказались в кабине машины.
Из-за опущенного стекла дверки до нас донеслась выпаленная скороговоркой итальянская тирада, возможно последнее прости, а может инструкция на случай взрыва, но всё заглушил рев форсированного двигателя и писк шин. Итальянский фиат еще раз доказал свои прекрасные динамические качества и шустро исчез за поворотом, оставив после себя горечь разочарования и сладковатый запах бензиновой вони.
Первой чихнула и опомнилась мужнина жена.
- Ах, я больше не выдержу этого издевательства! Так в конце концов можно с ума сойти! Мужчина ты, или не мужчина? Сделай же что-нибудь!
Из своего небольшого опыта я уже усвоил, что вопрос о принадлежности к мужскому полу коронный, решающий довод женщин, страшное оружие незаконно захваченное слабым полом и повергающее нас с дедом на всякие нелепые, а порой и глупые поступки по прихоти женщин. Мы, мужчины, не имеем в арсенале ничего и близко стоящего по своему разрушительному воздействию.
- Не скажешь же маме или бабушке Женщина ты или ..., это даже звучит как-то не совсем прилично.
Одним словом, муж понял, что необходимо действовать и задумчиво почесал затылок. Очередь напряглась.
- Если там динамит, то килограммов пожалуй десять. - Ни к селу ни к городу выдал дяденька в пропотевшей под мышками тенниске.
- Интересно, каков радиус поражения при взрыве? - Тут же поинтересовался нестроевого вида очкарик интеллегент.
- Взорвемся - увидишь! - Откликнулся брунет.
- Не знаю как у динамита, но у гранаты вроде метров сто будет. На военных сборах говорили. - Поднапрягшись вспомнил сосед справа.
Дверь банка между тем поглотила очередную пятерку счастливчиков. Но после столь веселенького диалога никто не торопился сделать шаг вперед. Очередь растянулась жидкой, до последней возможности цепочкой, словно поверхностный слой жидкости в капле воды, висящей на кончике подтекающего крана перед тем мгновением когда оторвется и навсегда исчезнет в гулкой прорве водостока.
- Немедленно выкинь бомбу в мусорник! - Возопила командирским голосом дамочка.
Отлично выдрессированный годами супружества муженек, проживший всю сознательную жизнь при командно-административном строе, адекватно реагировал на зов боевой трубы. Вышагивая на негнущихся ногах, с неестественно растопыренными руками и застывшей на губах прощальной улыбкой он оказался у сумки, подцепил ее аккуратно за ручки, приподнял проклятую, и стараясь не болтать донес до контейнера. Преодолев последний из шагов, открыл металлическую крышку и плавно опустил свой страшный груз в пьяняще-вонючее нутро. Осторожно закрыл крышку и возвратился на место. Очередь дружно, с облегчением вздохнула, вытолкнула застоявшийся в легких задержанный на полувздохе воздух. Свершилось!
- Ну ты брат, черт, ... - герой! Ми с тобой должны выпить по этому слючаю. Выпалил брунет.
- Настоящий мужчина! - Гордо сообщила дамочка, нежно оттерла с чела героя пот платочком, прикурила и вставила в онемевшие губы супруга сигаретку.
- Может по этому делу... пропустим вне очереди? - Робко заикнулся один из тех, с большими номерами, что толпились за углом. Возбужденно галдящая очередь то ли не расслышала, то ли не среагировала на робкий демократический писк и снова сжалась в плотную тугую человеческую лаву.
- Знаете, господа, взрыв бомбы в контейнере не будет локализован, наоборот окажется еще более смертоносным. Осколков образуется больше, да и энергия взрыва возрастет. - Неожиданно громко сообщил представительный загорелый под итальянским солнцем мужчина спортивного вида с элегантным калькулятором в руке.
- А вы откуда это взяли? - Окрысилась на него жена героя.
- Несложные расчеты показывают, именно так и должно произойти. Я ведь как-никак физик, кандидат наук! Занимался схожей тематикой... - И поспешно уточнил. - Правда исключительно в теоретическом плане.
Очередь среагировала мгновенно. Бомбе удалось то, что никогда не могла добиться администрация банка. Возле заветной двери жалась к стене очередная пятерка, а само тело очереди в полнейшем порядке задним ходом ретировалось за спасительный угол.
Вдруг к банку этаким ртутным шариком подскочил на коротеньких ножках потненький, с прилипшими к черепу вогкими волосиками эмигрант из нашего отеля. Кинулся радостно к молчаливой пятерке у входа, поинтересовался номерами, расплылся в довольной улыбочке, не опоздал, успел. Стал спокойненько в мертвом пространстве, озираясь по сторонам. Спохватился, забеспокоился...
- Где сумка? Сумка где? Граждане, хорошие... Как же так? Поставил здесь сумочку, побежал туалет искать, а её увели! Горе, мне, горе! Документы, вещи... Всё пропало... В Ладисполи коечку снял, перебираться собрался сегодня и на тебе...
- Не ори! - Не очень ласково прервал стенания один из мужественной пятерки. Синяя сумка?
- Синяя, браток, синяя. Большая такая, тяжелая - потому с собой и не взял.
- В мусорном контейнере она, сукин ты сын.
- Зачем?!!
- А чтоб осколков больше было!
Подошли люди, помогли выудить добро из контейнера, объяснили популярно человеку, что он тут своей сумкой натворил. Понял, не обиделся. Чего там обижаться, дело житейское. В Риме много чего случалось. Могла оказаться и бомба.
Мы вернулись в отель с деньгами, победителями. Еще через несколько дней старенький ржавый микроавтобус перевез нас вместе с чемоданами и баулами в беленький солнечный Нетуно приткнувшийся к синей, окруженной желтыми песочными пляжами бухточке, где на кривой узенькой улочке с труднопроизносимым историческим названием мамочке удалось снять квартиру.
Снять квартиру! Да это равносильно подвигу. Не рассчитаны оказались маленькие приморские городки на многотысячный наплыв руссо эмигранто. В самый последний день бесполезных поисков, в маленьком зальце ожидания мама не выдержала и тихонько расплакалась стоя у стены. На следующий день мы должны были выметаться из номерка отеля Фламинго и будущее нашего семейства казалось беспросветно. Сбив в кровь ноги, обойдя по очереди все известные центры скопления русских эмигрантов, задавая риторический вопрос Здается ли квартира?, всем встречным итальянцам мы в конце-концов потерпели фиаско и в самом далеком от Рима Нетуно, нашей последней надежде. Вот почему слезы медленно катились по опаленному солнцем маминому лицу и капали на мраморные плитки пола.
Но мир не без добрых людей. Один из них, в желтой таксисткой фуражке, сидел на скамейке и неспешно потягивал кока-колу в ожидании прибывающего из Рима поезда. Увидев женские слезы он вскочил и подошел к нам. На его добром круглом лице с натуральным римским носом было написано такое сострадание и сочувствие, а черные глаза глядели столь печально, что мамочка, обычно гордая и принципиально не посвящающая никого постороннего в семейные проблемы, расплакалась и выложила все наши горести как есть незнакомому человеку.
Таксист не остался ждать поезда, усадив нас в старенький Ситроен он, отключив счетчик, возил нас по своим друзьям и знакомым до тех пор, пока не нашел за приемлимую плату жилище у одного знакомого ювелира. Мы были спасены, мы пытались отблагодарить своего спасителя Адольфо, но он только гордо вскинул благородную голову увенчанную форменным головным убором и пожелал нам счасть и удачи в нелегком пути за океан.
Итак мы переехали в Нетуно, обосновались на первом этаже старинного дома и в первое же утро побежали на встречу с Средиземным морем.
Эрдель, впервые увидевший такое обилее воды отважно кидался на увенчанные пеной волны прибоя, кусал их податливую горечь, плевался, потом неожиданно кинулся вплавь к самой большой и крутой. Волна накрыла пса с головой, но он вынырнул и отфыркиваясь, отчаянно загребая лапами, поплыл к берегу. Мы подхватили его у кромки прибоя и вытащили на пляж. Минуту он стоял устало поводя боками, затем отряхнулся, рассеяв вокруг холодную морскую пыль, подергал коротким обрубочком хвоста и возмущенно залаял на море.
С тех пор он не доверял воде, побаивался плавать в одиночку, но когда кто-то из нас шел купаться, пес преодолевал страх и отважно плыл рядом или немного впереди, словно прикрывая своим небольшим мускулистым телом от открытого водного пространства.
Теплыми средиземноморскими вечерами эмигранты дружно ходили на сходки и судорожно сжимая ладони, с замирающим от тревоги сердцем вслушивались в новости, в списки получивших вызов на интервью, статус, транспорт, отказ. После сходок люди еще долго не расходились, кто-то бился в рыданиях, другие радовались приоткрывшейся двери, третьи тихонько рассказывали о женщине, получившей по неведомой причине третий отказ и повесившейся у себя в комнате.
Солнечными теплыми днями мы валялись на пляже или занимались комерцией, пытаясь продавать на диком рынке перед эмигрантской гостиницей привезенное из Союза добро. Чего здесь только не было. Словно провинциальный Универмаг раскинулся на импровизированных прилавочках под синим итальянским небом. Местные жители приходили сюда словно на работу, скупая за бесценок разнообразные матрешки, оптику, бинокли, часы, фотоаппаратуру, столовые наборы, простыни, платочки, перочинные ножики, натфиля, гаечные ключи.... Один, особо удачливый приобретал только совсем уж экзотический товар вроде микроскопа с табличкой инвентарного номера казанского университета, ручного фонарика жужалки или детского спектроскопа с наборами видов пионерского лагеря Артек.
Сопливый, белокурый словно ангеленок малыш бегал с развевающейся лентой отечественных презервативов по уна миле штука. Пожилая итальянка, по виду отставная учительница, увидела, ахнула и прекращая этакое непотребное действо разом закупила всю ленту. На следующий день тот же малыш бегал с новой готовой к немедленному употреблению упаковкой. Бдительная старушка вновь отловила юного негоцианта и попыталась узнать кое-какие сведения о родителях. Все ее попытки потерпели крах, наш человек молчал словно партизан на допросе. Пришлось радетельнице детской нравственности выкупать очередную партию резиновых изделий. И так всю неделю. И продавцы и покупатели толкучки покатывались с хохоту. Кстати родителей пацанчика мы так и не вычислили. Казалось, что кроме изделий Баковского завода и малыша, они ничего не прихватили в эмиграцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23