«О, уж я-то бы постарался, Джасмин. Укротил бы тебя в своей постели раз и навсегда».
В прохладном воздухе ощущалось дыхание ранней зимы, когда Томас подходил к дому герцога. Томас чувствовал себя воином, берущим приступом вражескую крепость. «Готовься к бою, Джасмин, – мрачно думал молодой человек. – Это война, в которой победа будет за мной».
* * *
Кровь отлила от лица Джасмин, когда в гостиную вошел Томас. Он любезно поприветствовал ее тетю и обменялся дружеским рукопожатием с дядей. Затем подошел к Джасмин и поднес к губам ее руку с обходительностью заправского ловеласа.
– Мисс Тристан, – тихо произнес он, едва скользнув губами по костяшкам ее пальцев. Это прикосновение воспламенило Джасмин, словно она коснулась пылающего очага. Черт возьми, почему дядя не предупредил ее?
Герцогиня указала рукой на стул рядом с Джасмин.
– Прошу вас, садитесь, лорд Томас.
Чувствуя себя так, как если бы рядом с ней вдруг оказался свирепый лев, Джасмин с опаской поглядывала на Томаса. Должно быть, ее родные ничего не слышали об их ссоре. Мать ничего им не сказала, и дядя с тетей не должны знать о том, что именно она, Джасмин, держала в руках перо, обличающее Аманду.
Она делала все, чтобы обеспечить читателей сплетнями, которые они так любили, не нападая при этом на семью Томаса. Мистер Майерс просто-напросто переписывал ее материалы, сделав объектом насмешек Аманду. В конце каждой колонки автор помещал зловещее напоминание о том, что наиболее громкий скандал еще впереди. Оно висело над головой Аманды точно дамоклов меч.
В глубине души Джасмин признавала правду. В какой-то степени ей было жаль заканчивать свою колонку. Ее хлесткие выражения и точные карикатуры очень нравились читателям. Редакция газеты была завалена хвалебными письмами. Впервые в жизни Джасмин чувствована, что ее унижают, ею восхищаются.
Все эти чувства обуревали ее до того, как она увидела в парке плачущую Аманду.
Но кое-каким событиям все же удалось возродить в сердце Джасмин надежду. Ее поиски респектабельной газеты, и которой она могла бы публиковать очерки из Египта, увенчались успехом. Редактор пообещал вполне достойный гонорар за рассказы о племени аль-хаджид и репортажи о ходе раскопок Дэвиса в Долине царей. А это уже что-то.
Служанка в белом чепце и накрахмаленном переднике принесла чай на блестящем серебряном подносе. Тетя Джасмин вежливо расспрашивала Томаса о семье. Тот в свою очередь интересовался школой герцогини. Джасмин так перенапряглась от необходимости сохранять вежливую улыбку, что у нее заболели скулы. Дядя Грэм и Томас принялись живо обсуждать чистокровных жеребцов.
– Я доверяю вашим знаниям, Уолленфорд, но некоторые молодые кобылы могут быть чересчур норовисты и неуправляемы. Как ты собираешься справиться с такой лошадью, когда купишь ее? – спросил герцог.
Дядя Грэм и тетя Джиллиан, разливавшая по чашкам чай, не видели двусмысленного взгляда, брошенного Томасом на Джасмин.
– Лошадь можно укротить. Она должна знать, кто ее хозяин. Я не сомневаюсь, что мое обхождение поможет усмирить самую норовистую арабскую кобылу. Если бы такая дикарка попала ко мне, я начал бы с нежных уговоров и убеждал бы ее до тех пор, пока она не станет послушной. А потом я оседлал бы ее и скакал до тех пор, пока она не успокоится.
Джасмин едва не поперхнулась. Когда-то оброненная ею фраза: «Я жеребенок, глупый, а не кобыла!» – бумерангом вернулась к ней. У Джасмин так дрожали руки, что она едва не опрокинула чашку с чаем, заботливо переданную ей тетей.
– Наверняка многие лошади предпочли бы сбежать, чтобы не быть укрощенными вами. Вам не кажется, что вы слишком самоуверенны? – заметила Джасмин.
– Арабских скакунов необходимо сдерживать. Могу вас заверить: нет ни одной молодой или взрослой кобылы, которая не стала бы счастливее после бешеной скачки. Я очень хорошо забочусь о том, что принадлежит мне, – ответил Томас.
– Я видел Томаса в седле, Джасмин. Он прекрасно обращается как с молодыми, так и с опытными лошадьми, – заметил герцог, неподозревающий о том, что в словах молодых людей есть скрытый смысл.
– Чтобы справиться с арабским скакуном, необходимо особое искусство, – добавила герцогиня.
Раздосадованная, Джасмин откинулась на спинку стула. Какого черта здесь делает Томас? Они обсуждали предстоящую поездку в Египет, и Томас выразил желание купить нескольких лошадей, но почему…
Джасмин вздрогнула, осознав, что дядя обращается к ней.
– Томас едет с нами в Египет, Джасмин. Он хочет купить в племени аль-хаджид несколько чистокровных кобыл.
Кровь отлила от лица девушки.
– Но…
– Мы оба будем сопровождать тебя. У тебя будет достаточно времени для расследования и написания очерков, пока мы будем заниматься покупкой лошадей.
Томас украдкой посмотрел на Джасмин.
– Джасмин пишет? – раздался его глубокий голос. Никто не заподозрил иронии.
– Один из газетчиков весьма заинтересовался ее репортажами о путешествии. – Герцог бросил полный обожания взгляд на племянницу.
– Вы будете удивлены моими многочисленными талантами. Я хочу посетить племя аль-хаджид и записать его историю прежде, чем оно закончит свое существование. Я также побываю на раскопках мистера Теодора Дэвиса и напишу для газеты очерки об этих своих путешествиях. – Заметив во взгляде Томаса скуку, Джасмин поспешно добавила: – Публиковать мои очерки будет «Лондон дейли форум» – обретающая популярность и очень уважаемая газета.
Наконец в глазах Томаса вспыхнул интерес.
– Любопытно. Звучит… так научно. Сначала я подумал, что вы говорите об этих неприятных статьях, что зачастую публикуют популярные газеты и журналы. Взять хотя бы колонку, о которой сейчас все только и говорят. Как она называется?
– «Голубая кровь», – подала голос тетя Джиллиан. – Я согласна. Это отвратительно.
Ее лицо действительно густо покраснело, или ей это лишь показалось?
– Насколько я понял, автор насмехается над леди Амандой. Весьма неприятно. Уверен, вам ужасно хочется поколотить его, – предположил герцог.
– Я подумал о нескольких способах наказания. – Взгляд Томаса остановился на Джасмин.
Помертвев от ужаса, она решила никогда больше не участвовать с ним в чаепитиях.
– Интересно, кто автор этих статей? Наверняка кто-то знакомый, обладающий литературным даром. Кто бы ни был этот человек, он или она очень точно подмечает то, что происходит вокруг, – продолжал между тем дядя Грэм.
При этих словах рука герцогини, подносящая чашку ко рту, замерла.
– Грэм, неужели ты всерьез предполагаешь, что автором может быть леди?
– Вполне возможно, – заметил герцог.
– Нет, я сомневаюсь, что подобные вещи пишет женщина. Женщины в принципе не могут быть столь язвительными и жестокими, – возразила тетя Джиллиан.
Джасмин ощутила жгучий стыд. Она очень ценила мнение своей тети.
– Во всяком случае, многие из них, – согласился Томас. – В большинстве своем женщины нежные и кроткие создания, неспособные выплеснуть столько яда на мою сестру.
Герцог погрузился в размышления.
– Если только у автора нет на это веской причины. Или же он считает свои действия оправданными. Сарказм – это искусство, но я начинаю думать, что за этими статьями кроется нечто большее, нежели простое желание поупражняться в острословии. – Герцог повернулся к Томасу: – А вы как считаете? Почему ваша семья стала объектом язвительных замечаний этого анонимного автора?
У Джасмин пересохло во рту, когда Томас на мгновение задумался.
– Мне кажется, этот автор обладает настоящим талантом и способен на создание чего-то гораздо более ценного, нежели эти незначительные заметки. Я очень надеюсь, что он или она вовремя остановится и проявит свой талант в иной области.
– Интересно, – задумчиво произнес дядя Грэм. – Вы говорите так, словно восхищаетесь автором, но осуждаете его действия.
– Так и есть, – тихо ответил Томас, бросив взгляд на Джасмин. – Так оно и есть.
Она сидела на гобеленовом сиденье, маленькими глотками отпивая чай из тонкой фарфоровой чашки. С прямой спиной, одетая в платье цвета слоновой кости, отделанное розовым кружевом, Джасмин выглядела восхитительно. Ее кожа цвета гречишного меда блестела подобно отполированному янтарю. Сама вежливость. В мочках изящных, похожих на раковины ушей, светились аккуратные жемчужные сережки. Манеры Джасмин были столь же изысканны, как и у любой благопристойной английской леди. Бурлящая же в ее душе страсть зажигала кровь подобно палящему египетскому солнцу. Томас продолжал исподволь донимать Джасмин, дразнил ее, заставляя потерять контроль над собой.
Она уже устала бесстрастно пить чай. В ее душе пылал огонь. Томас видел, как гневный румянец время от времени окрашивал ее щеки. Джасмин готова была закричать. Томасу потребовалась недюжинная сила воли, чтобы перестать думать о том, как он задерет эти юбки из муслина и сделает своими искусными руками то, от чего она действительно закричит.
– Как я уже сказал, я восхищаюсь автором, но осуждаю его публикации. Автор обнаружил недюжинный талант в том, что касается художественного слова. Но меня не впечатлил выбор объекта для насмешек. Публика поглощает подобные грязные истории с небывалым удовольствием. Благодаря им газеты продаются лучше. Но это не искусство, – заметил Томас и посмотрел на Джасмин, буквально прожигая ее взглядом. – Я надеюсь, очерки, которые вам так не терпится начать писать, будут гораздо более достойными, мисс Тристан.
– Уж как получится, – послушно произнесла Джасмин. – Раскопки мистера Дэвиса в Долине царей непредсказуемы. Ценность рассказов о племени аль-хаджид я не смогу определить, пока не узнаю его историю. Вполне возможно, что мои очерки привлекут внимание непритязательных читателей… если их сочтут благопристойными. По лицу Грэма пробежала тень.
– Должен сказать, история этого племени исполнена жестокости. Большинство племен, живущих в пустыне, мало чем от него отличаются. Даже представители племени хамсин, храбрые и благородные воины, могут восприниматься как жадные до крови варвары несведущими людьми, слишком поспешно судящими о том, чего не понимают.
– И чего же они не понимают, Колдуэлл? – спросил Томас.
– Законы пустыни жестоки, как жестока и сама жизнь. Выживание – вот основная цель, и цена, заплаченная за это, часто расценивается как варварство. Но все же те, кто не приспособился, не выживают.
Загадочные слова дяди поселили в душе Джасмин сомнения, но, услышав заявление Томаса, она едва не выронила из рук чашку.
– Подобная тема будет весьма уместна на страницах газет, мисс Тристан. Она поможет отвлечь читателей от рассказов о похождениях обладателей голубой крови. Я уверен, что вы сможете затмить этого загадочного автора. Более того, я очень прошу вас постараться.
После чая дядя Грэм предложил Джасмин показать лорду Томасу сад. Тщетно пытаясь сослаться на запланированную ранее встречу, Джасмин хотела улизнуть в свою комнату, но Томас решительно взял ее за локоть, бормоча что-то о своем желании посмотреть на поздние цветы. Он буквально вытащил ее в холл, и Джасмин метнула на него полный ненависти взгляд:
– Почему бы тебе просто не перекинуть меня через плечо?
– С удовольствием, только вот слуги не преминут посудачить об этом, – возразил Томас.
Его зеленые глаза вспыхнули гневом. Крепко сжимая локоть Джасмин, он вывел ее в сад сквозь высокие стеклянные двери. После этого потащил ее в дальний уголок, где находилась каменная скамья, скрытая от посторонних глаз ровными рядами розовых кустов. Томас развернул ее к себе лицом и почти насильно усадил.
– Я приказываю вам, мисс Тристан, – угрожающе тихо произнес Томас, – перестаньте писать свои грязные рассказы, иначе я сделаю то, о чем вы пожалеете.
– Что, например? Попытаешься укротить меня, как одного из своих арабских скакунов? Я поняла твои намеки.
– Я мог бы это сделать. И тебе понравилось бы. Эта мера точно удержала бы тебя от необдуманных поступков. – Глаза Томаса горели решимостью, и Джасмин упрямо вздернула подбородок. Она обязана сказать ему правду.
– Послушай, ты должен дать мне шанс…
– Я уже давал тебе несколько.
– Не перебивай меня! – Джасмин вскочила на ноги и сжала кулаки.
Томас фыркнул.
– Снова хочешь ударить меня, как тогда, в детстве? Не слишком удачная идея, малышка Джасмин. Только попробуй сделать это, и я вынужден, буду поднять на тебя руку. Вернее, не совсем руку, – натянуто произнес Томас. – Сядь. Сейчас же.
Джасмин села и набрала полную грудь воздуха, чтобы успокоиться.
– Ты должен кое-что знать, – медленно произнесла она.
– Так не тяни.
Хватит обуздывать себя! Томасу казалось, что он вот-вот сойдет с ума. Исходящий от Джасмин аромат проникал в его ноздри, а ее близость дразнила его тело. Ему хотелось сжать се в объятиях и зацеловать. И как такой маленькой женщине удавалось причинять ему так много неприятностей?
Томас бросил на нее суровый взгляд, от которого содрогались даже самые сильные мужчины.
– Выкладывай свой план, Джасмин. Мое терпение на исходе. Я всегда защищаю то, что принадлежит мне, и ради этого ни перед чем не остановлюсь.
– Ты внимательно читал последние очерки? Да, они по-прежнему высмеивают твою сестру. Но тебе не показалось, что стиль изменился?
– Да? Что ты хочешь этим сказать?
Джасмин закусила губу. В ее глазах плескалась тревога.
– Это писала не я.
Томас ошеломленно ждал продолжения.
– Я не могу… рассказать тебе все. Дай мне время, Томас. Мне нужно время. Прошу тебя, поверь мне. Эти последние очерки… Не я их писала. Я бы не оскорбила Аманду подобным образом. Есть некоторые обстоятельства, связывающие меня по рукам, которыми я не могу пренебречь. Но я найду способ обойти их.
Напряжение, сковывающее грудь Томаса, отпустило, а гнев улетучился.
– Похоже, ты кардинально поменяла точку зрения. Что послужило причиной?
– Я увидела кое-что. Но я не могу рассказать тебе, что именно, потому что это не моя тайна. Прошу тебя. – Джасмин умоляюще посмотрела на Томаса, и это ошеломило его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40