После того случая Аманда взяла за правило дарить свои вещи. Одежду, какие-то украшения, обувь. Ее служанка это обожает. Она сказала мне, что делиться с теми, кто ничего не имеет, очень хорошо. Она ужасно скучала по своему котенку, а когда ты подарила ей своего, Аманде тоже захотелось совершать добрые дела. К сожалению, ты забыла тот давний урок.
Щеки Джасмин залила краска:
– Умей выслушивать правду. Аманда никогда не научится делать добрые дела, живя в вашей семье. Твоя мать становится суше, чем Сахара, когда речь идет о доброте.
– И ты так зла на нее, что решила отыграться на моей сестре? Весьма трусливо со стороны человека, которого я считал смелым и весьма изобретательным. Ты избрала для удара неверную цель. Мэнди – моя сестра, частица моей семьи. А я защищаю то, что принадлежит мне, и твои жестокие действия не принесут плодов.
Томас с трудом сдерживал гнев.
– Я могу понять, что пренебрежительное отношение моей матери разозлило тебя, но как тебе в голову пришло оклеветать мою сестру? Это просто глупо, Джасмин. – Он едва сдержался, чтобы не продолжить свою атаку: – Я ожидал от тебя большего, чем…
– Чем от своей матери? – язвительно произнесла Джасмин.
– Да, я думал, что ты лучше. Что можешь быть выше оскорблений. Забыть о них.
Джасмин судорожно сглотнула и отвела взгляд.
– Слишком трудно забыть удар хлыста, оставляющего глубокие раны.
Томас закрыл глаза. Он понимал, что Джасмин права. Но это не оправдывало ее действий.
– Подобные раны не вылечить, причиняя боль другим людям, – тихо произнес Томас. – Неужели ты не понимаешь этого, Джас? Я был о тебе лучшего мнения и не думал, что ты станешь отвечать ударом на удар из мести.
Кончики губ Джасмин опустились, и теперь она выглядела, словно потерявшийся ребенок.
– Лошадь лягается в ответ на удар. Это ее естественная реакция. Но иногда мне кажется, что лошади лучше людей. Скажи, почему ты не представил меня своим друзьям вчера в парке?
Томас озадаченно сдвинул брови.
– Что?
– Они застали нас вместе, и тебе стало стыдно, Признайся. Ты был так же холоден со мной, как и твои друзья. Именно поэтому ты постарался поскорее отделаться от меня. Даже после того, как поцеловал… – Щеки девушки залила краска. Томас не понял, что было тому причиной: волнующие воспоминания или гнев. До него, наконец, дошло, что именно хотела сказать Джасмин, и молодой человек немного смягчился.
– Ты ошибаешься.
– Нет, тебе было стыдно показаться со мной на людях после того, что произошло на балу у твоей матери. Почему ты не можешь это признать? Ты струсил?
– Но ведь я защищал тебя, Джас. Защищал твою репутацию. – Несмотря на то что Томас был настроен решительно, его гнев постепенно улетучился. Тряхнув головой, Томас посмотрел на девушку.
– Прошу тебя, Джасмин, пойми: то, что случилось вчера, было ошибкой. Мне жаль, что я допустил подобное и подтолкнул тебя на неверный путь. Это всего лишь поцелуй, не более того.
Джасмин закусила губу. Томас смотрел на нее голодными глазами, вспоминая, какими сладкими были ее губы. Томас никогда больше не ощутит этого вкуса.
– Значит, между нами больше ничего не будет, не так ли? – спросила Джасмин.
Томаса охватило сожаление.
– Нет. Это невозможно.
Что-то в выражении лица Джасмин напомнило Томасу раненого щенка. Но уже через секунду глаза девушки прикрыла завеса непроницаемости, и она пожала плечами.
– Не переживай. Тот поцелуй в парке был всего лишь шуткой. Неплохой опыт. Уверена. Другие мужчины целуются не хуже.
Оброненные Джасмин слова задели Томаса за живое, но он вернулся к цели своего визита. Главное – благополучие Аманды, а не его собственное.
– Я уверен, ты найдешь того, кто сделает тебя счастливой, – натянуто произнес Томас, старательно скрывая свои чувства. – А теперь давай вернемся к тому, с чего мы начали разговор. Ты перестанешь писать эти заметки? Ради себя самой. Поверь, Джасмин, тебе не будет покоя, если ты станешь продолжать.
На какое-то мгновение Томасу показалось, что он достучался до Джасмин и она раскаивается. Но в ее глазах вновь вспыхнул гнев.
– Я не являюсь ничьей служанкой, а уж вашей-то и подавно, милорд. Вы не можете указывать мне, что делать. Если я захочу уничтожить всех вас, я это сделаю. Так что держитесь от меня подальше.
– Значит, ты признаешь свое авторство. – Томас едва не заскрежетал зубами от досады.
В глазах Джасмин промелькнуло смятение. Но потом она рассмеялась:
– Да, признаю, Но если ты кому-то об этом скажешь, я откажусь от своих слов. И ты ничего не сможешь поделать. Ну и как твоя мать чувствует себя на моем месте? На нее, богатую и всесильную, указывают пальцем. А ведь слова разят сильнее меча. Пусть твоя мать вспомнит это, когда в следующий раз решит унизить так называемых людей «второго сорта».
Улыбка, заигравшая на губах Джасмин, наполнила сердце Томаса гневом и сожалением. Он сожалел о том, что выходка его матери озлобила Джасмин и лишила всех добрых чувств, что в ней были. А злился он от того, что Джасмин полностью завладела им и теперь крепко держала в своих руках.
С трудом уняв гнев, Томас заставил себя говорить спокойно:
– Джасмин, публичное унижение моей семьи не изменит твоего собственного положения.
Господи, он хотел заставить её понять, насколько недопустимы ее действия. Хотел вернуть прежнюю Джасмин, которой было плевать на мнение окружающих, на место этой чужой женщины, становящейся такой же холодной, как английская зима.
И все же Томас по-прежнему хотел ее.
У него было все. Титул, власть, жизнь, которой многие завидовали. Стоило ему лишь щелкнуть пальцами, как слуги опрометью бросались выполнять его указания. Друзья восхищались им. Женщины бросали на него робкие взгляды, а каждая мать семейства более всего на свете желала, чтобы ее непорочная дочь оказалась в его супружеской постели. Но почему он желал только одну-единственную женщину? Ту, что угрожала уничтожить все, что было так дорого его сердцу?
– Когда-нибудь, Джасмин, ты узнаешь, как это – быть в моей власти. И предупреждаю тебя: когда придет этот день, я преподам тебе урок, которого ты никогда не забудешь, – выдохнул Томас, еле сдерживаясь, чтобы не выпустить на волю необузданное желание яростно встряхнуть эту женщину, а затем слиться с ней в страстном поцелуе. Дьявол, да что такое с ним творится? Что происходит с ней?
Развернувшись на каблуках, Томас зашагал прочь. Когда-нибудь Джасмин окажется в его власти, и он преподаст ей урок. Этот день придет.
Джасмин проводила взглядом стремительно удаляющегося Томаса, дождалась, пока за ним захлопнется дверь, и только потом закрыла лицо руками.
Не так. Все пошло не так. Она вовсе не хотела говорить того, что сказала. Но, подстегиваемая гневом, не смогла сдержаться. Однако в глубине души девушка очень испугалась. Ей нужно было прогнать Томаса из-за этого письма. Никто не знал, что произошло с Найджелом той ночью в парке. Джасмин так думала. Но она ошибалась. Она мучилась от желания выговориться, но не осмеливалась доверить свою тайну кому бы то ни было.
«Я не убивала его. Но кто-то думает, что Найджел погиб по моей вине».
Если Томас или его семья узнают об этом… Джасмин содрогнулась при мысли о последствиях. Никогда еще она не чувствовала себя настолько одинокой.
Джасмин вздернула подбородок. Она сильнее их всех. Она уже доказала это и будет одна нести свое бремя.
И все же кто-то знал о том, что они с Найджелом были той ночью в парке. И этот человек жаждал ее смерти. Ирония судьбы заставила ее рассмеяться. Она хотела, чтобы Аманда умерла для общества, а ее незримый враг желал ее смерти в прямом смысле этого слова. Неужели кто-то так же, как и Томас, догадался, что автором статьи является она?
Но это уже не имеет значения. Теперь необходимо любыми способами избегать встреч с Томасом. Эти встречи не стоили ее израненной души. Или ее жизни.
Пустив Персефону легким галопом, Джасмин бросила взгляд в сторону и напряглась. Друзья Томаса – все одетые с иголочки – направлялись к Серпентайну. Она узнала приземистую фигуру Оукли. Он обернулся, и от его злобного взгляда по спине Джасмин пробежал холодок. Она величественно кивнула, но Оукли тотчас же отвернулся и что-то сказал своим попутчикам. Те устремили взгляды на Джасмин, и до ее слуха донесся их громкий смех.
Джасмин распрямила спину. Эти люди не заслуживали ее внимания. И все же она почувствовала себя уязвленной.
Натянув поводья, Джасмин свернула с дорожки и уже хотела спешиться, когда ее внимание привлек какой-то свистящий звук. Обернувшись, она увидела летящий в ее сторону камень, который с силой ударил лошадь в бок. Персефона пронзительно заржала, встала на дыбы и попятилась. Вскрикнув от ужаса, Джасмин что было сил вцепилась в шею лошади. Балансируя, она свесилась вниз. Если она сейчас упадет на землю, ее ждет неминуемая смерть. Мышцы девушки свело от напряжения, а дыхание стало частым и прерывистым.
Бормоча слова утешения, Джасмин попыталась успокоить лошадь, и кобыла вскоре перестала брыкаться. Полностью овладев ситуацией, Джасмин отвела Персефону в сторону, соскользнула на землю и осмотрела животное. На боку лошади зияла рваная рана. Девушка осторожно дотронулась до раны дрожащей рукой, и ее перчатка окрасилась кровью. О Господи!
Джасмин словно сквозь туман слышала, как кто-то бежит к ней и спрашивает, все ли в порядке. Не будь она такой прекрасной наездницей, лошадь непременно сбросила бы ее и затоптала насмерть. Но теперь Джасмин столкнулась с более серьезной проблемой.
Девушка поблагодарила незнакомца за внимание и, подхватив поводья, повела Персефону прочь. Оставаться в парке было небезопасно.
Вернувшись на место происшествия, Джасмин принялась искать камень, ударивший ее лошадь. Вот он – белеет на дорожке в лучах солнца. Сердце Джасмин сжал липкий страх, когда она подняла предмет. Плоский камень размером с ладонь был завернут в листок бумаги и перевязан бечевкой. Развернув бумагу, Джасмин увидела большие печатные буквы:
«Тебя же предупреждали, Коричневый Скорпион. Держись подальше от лорда Томаса Уолленфорда. В следующий раз ты умрешь. Тебе не место среди нас».
От ужаса Джасмин едва не задохнулась. Справившись с дрожью, она повела лошадь домой.
«Тебе не место среди нас». Она не раз слышала подобные слова. Но раньше они лишь причиняли боль и никогда не внушали такого жуткого страха. Джасмин уже получила одно предупреждение. Очередную записку нельзя было списать на шалость мальчишек, снующих в парке. Кто-то действительно желал ее смерти.
Глава 8
Расплата не заставила себя ждать. Когда в газете появилась очередная заметка, мать Джасмин и ее отчим пригласили дочь в гостиную, чтобы поговорить о ее «литературных упражнениях».
Холодный октябрьский ветер врывался через открытое окно холла. После происшествия в парке ничего подозрительного с Джасмин больше не случилось. Теперь она с осторожностью выбирала места для прогулок, прежде удостоверившись, что рядом нет никого из окружения Томаса. Письмо, доставленное несколько недель назад, все еще не давало ей покоя, но, поскольку других угроз не поступало, Джасмин вздохнула свободнее.
Она стремительно направилась к Золотой гостиной, которую так любила ее мать. Эта комната напоминала ей Египет и солнце. Казалось, все в ее семье имели какое-то отношение к этой стране. Ее дядя Грэм и отчим были связаны с Египтом теснее всего. Будучи детьми, они поехали с родителями в пустыню, где на них напали кочевники. Родители Грэма и Кеннета были убиты. Кеннета, спрятавшегося в корзине, подобрали люди из племени хамсин. Шейх этого племени воспитал мальчика как собственного сына. Племя аль-хаджид – враг племени хамсин, напавший на караван англичан – забрало Грэма. Однако бедуины относились к нему не так хорошо, как к его брату. Однажды, когда Джасмин спросила мать о тех временах, на лице Бадры отразилась печаль, и она сказала, что о той истории нужно забыть. Точно так же она наотрез отказывалась рассказывать Джасмин о ее родном отце.
Прошлое хранило слишком много секретов. Джасмин вздрогнула, вспомнив собственное детство: темную комнату, захлопывающуюся дверь, душераздирающие крики подруги…
Родители сидели на диване возле окна. На лице матери читалось беспокойство, а глаза отчима глядели сурово.
– Закрой дверь и сядь, – потребовал виконт.
Джасмин послушалась. Ее немного трясло, когда она села в кресло напротив родителей. Ведь более всего на свете ей хотелось угодить отчиму. Он любил Джасмин так же сильно, как родных детей. Только вот Майкл, Лидия и Делейн выглядели почти как настоящие англичане в отличие от Джасмин, а посему их принимали в обществе, а ее нет.
Взгляд голубых глаз виконта оторвался от газеты и остановился на падчерице.
– Джасмин, ты написала этот вздор?
Девушка сочла молчание лучшей защитой.
– Джасмин, в газете детально описывается день рождения Хоуп. Помнишь, твоя сестра рассказывала тебе об этом празднике? А теперь ответь на мой вопрос. Ты автор?
Джасмин посмотрела на отчима:
– Прежде чем вы разразитесь тирадой, хочу сообщить, что издателю, мистеру Майерсу, понравился мой слог. Он даже обещал мне выплатить жалованье, если последует продолжение.
– Продолжения не будет, – твердо произнес виконт. – Ты немедленно положишь конец этим презренным сплетням.
Джасмин вцепилась пальцами в подлокотники.
– Вы не можете мне приказывать, что писать, а что нет, сэр, – Джасмин всегда называла виконта отцом. Но только не сегодня. Досада и еле сдерживаемый гнев, написанные на его лице, перекликались с ее собственными пребывающими в беспорядке эмоциями.
Мать Джасмин наклонилась вперед.
– Джасмин, почему ты написала такую ужасную заметку?
Девушка пожала плечами.
– А почему бы нет? Это же весело. Ты должна признать, мама, что газета выставляет предмет обсуждения в довольно выгодном свете.
Бадра посмотрела на карикатуру на леди Кларедон, приложенную Джасмин к статье. Невероятно тощая графиня запихивала в рот огромный кусок именинного торта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40