https://wodolei.ru/brands/Grohe/
Ты мне лучше, добрый молодец, расскажи, как же ты во дворец сумел пробраться?
– На волке. – Ваня немного помялся, раздумывая, стоит ли доверять царевне или нет. Ничего не решил, но все-таки начал рассказывать: – Выехал я из Медного царства верхом на славном коне…
Царевна слушала, разинув рот, хлопала глазами и с восхищением смотрела на Ваню. В неровном свете свечей казался он ей сказочным принцем, да еще и раскрасавцем к тому же. Иван, немало смущенный таким вниманием, все-таки закончил свой рассказ и вопросительно взглянул на Калину:
– Тебе решать, жить мне или нет, царевна. Как ты скажешь, так и будет, я теперь в твоих руках.
Калина испугалась и замахала на Ваню:
– Иванушка! Да неужто ты думаешь, что я тебя смогу погубить?
– Не знаю уж, чему верить, – признался он, – тогда, может, и помочь сможешь?
– Помогу, помогу! – едва ли не крикнула царевна. Вовремя опомнилась и шепотом добавила: – Скажу тебе то, чего ты и сам не знаешь. Богатыри-то хоть и спят крепко, да только таких могучих витязей ничем не возьмешь, от любого шороха проснутся, пробудятся. А уж Будислав и вовсе помехой может стать. Хоть отпор и не окажет, да чуть что, заголосит так – весь дворец перебудит. Надо их перехитрить. Бери-ка ты мое покрывало сребротканое, заверни в него птицу-огнецветку, да так, чтобы и пискнуть не сумела.
– Она спит, – удивленно проговорил Ваня. – Подожди, не понял, неужто ты мне такую птицу сама отдашь?
– Отдам, конечно, отдам, – в свою очередь удивилась Калина, – как же можно не отдать? Да и огнецветка не моя, а батюшкина, он за нее и ответ держит, а с меня спроса мало. Зачем мне в светлицу клетку поставил? Думал, видать, эдакой диковинкой меня позабавить, а того не учел, что огнецветка ночью сна не знает, шумит, кричит, никому спать не дает. Вот и стала я по ночам клетку отворять, нехай улетает, куда самой вздумается. Только огнецветка-то улетит, над дворцом покружит, в другие царства-государства наведается, там бед наделает – и обратно в клетку возвращается. Я уж думала сама ей шею свернуть, как уснет, а тут ты пришел, избавитель ты мой!
И Калина протянула к Ване руки с явным намерением обнять, но он ловко увернулся от любвеобильной царевны. Она смутилась.
– Так что ты посоветуешь делать? – как ни в чем не бывало спросил Иван.
– Я думаю, – замялась царевна, – я думаю… Вот какое дело: птица хоть и дремлет сейчас, да долго ли будет дремать? Как пробудится, что делать будешь? Держи ее крепче да ступай быстрее, а богатырей я займу. Будислав так и вовсе на меня глаз положил, с ним как-нибудь справлюсь, заговорю. Мимо братьев его беги во весь дух, авось не пробудятся раньше сроку. А теперь иди!
Калина неслышными шагами подбежала к двери, отворила ее, огляделась по сторонам. Грозные стражи спали, и громкий храп раздавался по всему дворцу. Царевна махнула рукой Ване – скорей, мол, поторопись! Иван, замотав птицу еще и в тяжелое покрывало, обнял Калину одной рукой, легонько поцеловал в щеку и быстро помчался мимо спящий богатырей.
Вдруг из темноты раздался тонкий требовательный голос:
– Стой, кто идет?
Ваня прижался к стене и перестал дышать. Выручила царевна:
– Я это, я, – недовольно протянула она сонным голосом, – что, ужель и из светлицы выйти нельзя?
– Нельзя! – грозно ответил тот же голос. – На то есть приказ твоего батюшки, чтобы без его позволения из светлицы ты, царевна, до утра и казаться не смела!
– А если мне очень надо? – возмутилась Калина, но тут же переменила тон: – Если я хочу повидать одного прекрасного молодца?
– Кого это? – изумленно и ревниво вопросил голос, мигом растеряв всю официальность. – Какого еще молодца?!
– А вот такого, – лукаво усмехнулась царевна, краем глаза наблюдая за Ваней, – такого, верный мой Будислав! Ясноглазого, статного витязя, сильного, как медведь, быстрого, как ветер!
– Да кого же, – взмолился бедный богатырь, – царевна Калина?! Не погуби! Тебе ли не знать, что люблю я тебя пуще себя самого! В ногах готов валяться, сердце из груди вынуть, душу продать!
– Ах, душу, говоришь, – еще хитрее улыбнулась Калина и вплотную подошла к Будиславу, – зачем же такие муки на себя принимать, верный витязь мой?
Она обвила руками шею богатыря и что-то быстро зашептала ему на ухо. По лицу Будислава, слабо освещенному светом из-за приоткрытой двери в царевнину светлицу, видно было, что говорила ему Калина что-то на редкость приятное. Ваня понял, что медлить больше нельзя и стремглав помчался вон из царских покоев. Тем временем разошедшаяся царевна окончательно вошла в роль и, повиснув на шее потерявшего голову Будислава, едва ли не силой втащила его в свою светлицу.
Иван, сжимая под мышкой огнецветку, мчался по коридору мимо дверей в царскую опочивальню. Вторая, третья… вот и дверь, ведущая к черной лестнице. Ваня быстро распахнул ее, увидел Весту и, еще не веря в то, что все обошлось, вскочил на спину волчице. Та без лишних слов встряхнулась и понеслась по лестнице вниз. Чуть ли не кубарем скатилась она по ступенькам, взвизгнула, прищемив лапу в какой-то щели пола, прошмыгнула мимо всех людских помещений и, уже видя перед собой дверь, ведущую на улицу, вдруг остановилась.
– Слышишь что-нибудь?
– Нет, ничего, – выдохнул Ваня, – а что?
И услышал.
Весь дворец словно превратился в огромный колокол: стены, окна, двери, колонны – шумело, звенело и стучало. Яркий белый свет залил все кругом. Веста, воя, металась по каким-то коридорам и переходам, натыкалась на стены, скулила и взбрыкивала так, что Ивана порядочно растрясло. Внезапно проснулась птица, пару раз тоненько пискнула и вдруг взвыла страшным голосом, да так, что Ваня, опешив, не удержал ее в руках, выронил, упал следом и, ничего не видя перед собой, слепо шарил руками в слабой надежде на то, что птица не вырвалась из покрывала и лежит где-то рядом. Вместо птицы он наткнулся на чьи-то огромные сапоги, изумленно охнул и тут же взлетел в воздух, поднимаемый сильной рукой. Он почувствовал, что его куда-то ведут, толкая в спину, потом несут, взявши за руки и за ноги, бросают на пол…
– Встать!
Иван попытался встать, но не смог. Шум тем временем смолк, свет угас. Ваня лежал на полу в большой полутемной зале, озаряемой только несколькими факелами на стенах. Зрение возвращалось к нему постепенно, он уже смог различить сводчатый потолок, расписанный чудными цветами, огромные окна, куда проникал лунный свет, который слюдяная мозаика рассекала на множество лучей. В самом конце залы на троне сидел человек, в котором Ваня сразу признал царя Далмата. Несмотря на внушительные габариты, царь вовсе не казался грозным, очевидно, его только что подняли с постели. Лицо заспанное, а в длинной белой бороде застряли птичьи перья, скорее всего из подушки. Ясные голубые глаза царя были полуоткрыты, спутанные пряди седых волос падали на грудь. Одет царь Далмат был в длинный голубой кафтан, небрежно наброшенный поверх какого-то халата, кушак царь и вовсе держал в руке. Ваня уставился на босые ноги царя с невероятно длинными нестрижеными ногтями. Далмат смутился и постарался как можно грознее стукнуть кулаком по колену. Видимо, переборщил, поморщился от боли и спросил сдавленным голосом:
– Кто ты, похитник?
– Я Иван, – честно ответил Ваня, – я не похитник, я несчастный человек.
– Да-да, – ворчливо сказал царь, – все вы горемыки несчастные, калики перехожие, а как огнецветку воровать, так откуда только что берется! Ну, выбирай.
– Чего выбирать? – удивился Иван.
– Ну как чего, – Далмат задумчиво почесал пятку, – какой тебя смерти предать.
– То есть как это смерти, – опешил Ваня, – зачем смерти?!
– Положено! – отрезал царь. – Ты птицу похищал? Похищал. Другое дело, что не похитил, но это уже твои личные трудности. Главное – попытался. Не отпускать же тебя!
– Батюшка царь! – взвыл Ваня, уже мысленно прощаясь и с головой и со Светлоярой. – Да как же это так!
– А так, – равнодушно пожал плечами царь Далмат. – Эй, стража!
Дверь отворилась, но вместо стражи в зал ворвалась взлохмаченная царевна Калина. Прямо с порога она быстро затараторила:
– Отец! Не губи этого доброго молодца! Я сама во всем виновата, сама ему огнецветку отдала!
– Зачем? – изумился царь, но тут же погрозил дочери пальцем. – Эге!.. Чай, понравился молодец, вот и решила на себя вину взять?
Царевна покраснела и смутилась, но тут же нашлась:
– А хоть бы и так! Неужто пойдешь супротив моего желания?
Далмат смутился. Видимо, доченька у него была еще та штучка, с такой спорить себе дороже. Но царь решил пойти на принцип:
– А понравился, нет ли, мне что за дело! И чем это Ванька тебе глянулся? Птицу и ту добыть не сумел, весь дворец на ноги поставил, неумеха! Небось, вместе с клеткой ухватил?
– Да нет же! – Калина гневно взмахнула рукой. – Это я! Я уронила клетку! Ко мне в светелку Будислав вломился, начал меня целовать-миловать, я от него бежать вздумала и ненароком задела столик с клеткой!
– Будислав?! – Царь так и подскочил. – Будислав тебя целовал? Да как он посмел? – Далмат задыхался от злости. – Позвать Будислава! Ко мне! Живо!
Далмат, не в силах сдерживать себя, вскочил с трона и, путаясь в полах халата, бросился к Калине:
– Девка распутная! Мало тебе, что половину войска мне попортила, не солдаты, а барышни кисейные! Каждый второй в зятья метит! Так еще и до верных богатырей моих добралась! Признавайся, дурная, зачем на парня напраслину возвела? – И царь махнул рукой в сторону Ивана.
Ваня растерялся, но нашел-таки в себе храбрости защитить царевну:
– Ваше царское высочество… величество! Клянусь, твоя дочь – достойнейшая девушка! Я сам, я сам во всем виноват!
– А ты помолчи! – Далмат грозно замахнулся рукой. – Помолчи! Когда нужно будет, тогда и говори, а сейчас дай мне спокойно заняться наконец воспитанием дочери!
Иван решил, что умнее всего будет не вмешиваться в семейные дела. Тем временем стражи привели Будислава. Тот был напуган, бледен, но молчал.
– Так-так, голубчик, – иронически начал царь, – значит, полюбилась тебе моя Калинушка-краса?
– Полюбилась, царь-батюшка! – поклонился богатырь. – Мочи нет, как полюбилась!
– И, значит, как водится, пирком да за свадебку? Совет, мол, да любовь?
– Э… – Будислав был явно не готов к такому повороту событий. – С-свадебку?
– Да-да, – кивнул Далмат, – все как положено, а?
– Да, – с готовностью согласился Будислав, – сделай такую милость! Одним словом… Благослови, батюшка!
Царь аж взвизгнул от такой наглости:
– Ах ты, собачий сын, холоп! Себя не помнишь?! Знай свое место, щенок! Стража. – Далмат хлопнул в ладоши. – В темницу! Чуть рассветет – повесить на городской площади!
Стражники, до сих пор хранящие молчание, хором ответствовали: «Будет исполнено, батюшка царь», – и увели богатыря. Далмат, немного переведя дух, пробормотал:
– Ишь ты! Благословить его!
Он разгладил бороду, с отвращением выдернул из нее перья, стыдливо прикрыл халат кафтаном и посмотрел на Калину:
– Ты чего стоишь? Ты чего ждешь? Ну-ка быстро в постель, ночь на дворе!
Царевна поклонилась и быстро пошла прочь. Проходя мимо Ивана, она хитро улыбнулась ему и шепнула что-то вроде: «Ах ты, эдакий душка».
Калина ушла, стражи пока не возвращались. Царь молчал, Ваня смотрел куда-то в пол и думал о том, казнят ли его, как и Будислава, на рассвете или же царь отложит это мероприятие до вечера. Несколько минут в зале царила полная тишина.
– Замуж мою девку взять не хочешь? – неожиданно поинтересовался царь Далмат. – А то я таким манером всех своих богатырей перевешаю.
Ваня ошарашенно покачал головой. Царь, казалось, несильно и расстроился.
– Ну и ладно, это уж не твоя забота. Хотя, ты подумай как следует: девка даром что беспутная, зато первая красавица в Серебряном царстве, ну и… приданое, само собой. Полцарства не дам, но пару торговых городов – это я тебе обещаю. Чего? Не хочешь? Ну и ладно, не хочешь как хочешь. – Он помолчал, пожевал губами. – Сказывай, за какой надобностью тебе огнецветка-то сдалась? Чай, дорого не продашь, пользы от нее никакой, разве что по ночам светить заместо лампады. Да и ест много – поди, поболе всей моей дворни за день лопает. Оно, конечно, диковинка, да только теми диковинками в наше время не больно кого и удивишь. Ну? Зачем?
Ваня вздохнул и решил, что терять ему нечего:
– Батюшка царь! У царя Елисея есть дочь, Светло-яра…
– Светлояра? – оживился Далмат. – Знаю, красивая девка. И что?
– Она моя невеста, – смущенно сказал Иван, – вот ее батюшка и затребовал…
И Ваня поведал царю Далмату свою историю от начала и до конца. Царь слушал внимательно, не перебивал, спросил только под конец:
– А от меня-то ты что хочешь?
Ваня повалился ему в ноги:
– Ваше царское! Не вели казнить! На что тебе птица-огнецветка, сам говоришь, не велика в ней корысть! А мне за нее царь Елисей мою Светлояру вернуть обещался!
– Невеста, говоришь, – задумчиво протянул владыка Серебряного царства. – Невеста – это штука хорошая. Особенно если такая девица распрекрасная, как твоя несравненная Светлояра. Я бы тебе птицу за так отдал, попроси ты меня по-хорошему, я же не зверь какой, понимаю. Сам когда в женихах ходил, каких только тягот на себя ни принял. Но и ты меня пойми… – Далмат подошел к Ване и тронул его за плечо. – Да ты встань, чего валяешься-то?
Ваня встал. Царь со вздохом продолжал:
– Мне тебя теперь за так отпустить совесть не позволяет. Казнить тебя, конечно, не казню, меня дочка тогда со света сживет. Да что дочка, я ж тоже человек, тоже душу имею. Но за так не отдам огнецветку.
Ваня, обрадованный было тем, что его не повесят, снова загрустил. Царь поспешно добавил:
– За так не отдам. Сослужи ты мне, Ваня, службу.
– Какую, батюшка царь? – обрадовался Иван. – Ты скажи, я все сделаю!
– А вот какую… – Тут Далмат мечтательно завел глаза и поведал: – Стар я стал, Ванюша. Годы, сам понимаешь… Силы уже не те, да и глазами ослаб. А пожить еще хочется, ой как хочется! Ты молодой, тебе проще. Вам всем, молодым, проще. Взять ту же Калину – двадцать лет девке, мать в ее годы уже третьего принесла, Василия-царевича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– На волке. – Ваня немного помялся, раздумывая, стоит ли доверять царевне или нет. Ничего не решил, но все-таки начал рассказывать: – Выехал я из Медного царства верхом на славном коне…
Царевна слушала, разинув рот, хлопала глазами и с восхищением смотрела на Ваню. В неровном свете свечей казался он ей сказочным принцем, да еще и раскрасавцем к тому же. Иван, немало смущенный таким вниманием, все-таки закончил свой рассказ и вопросительно взглянул на Калину:
– Тебе решать, жить мне или нет, царевна. Как ты скажешь, так и будет, я теперь в твоих руках.
Калина испугалась и замахала на Ваню:
– Иванушка! Да неужто ты думаешь, что я тебя смогу погубить?
– Не знаю уж, чему верить, – признался он, – тогда, может, и помочь сможешь?
– Помогу, помогу! – едва ли не крикнула царевна. Вовремя опомнилась и шепотом добавила: – Скажу тебе то, чего ты и сам не знаешь. Богатыри-то хоть и спят крепко, да только таких могучих витязей ничем не возьмешь, от любого шороха проснутся, пробудятся. А уж Будислав и вовсе помехой может стать. Хоть отпор и не окажет, да чуть что, заголосит так – весь дворец перебудит. Надо их перехитрить. Бери-ка ты мое покрывало сребротканое, заверни в него птицу-огнецветку, да так, чтобы и пискнуть не сумела.
– Она спит, – удивленно проговорил Ваня. – Подожди, не понял, неужто ты мне такую птицу сама отдашь?
– Отдам, конечно, отдам, – в свою очередь удивилась Калина, – как же можно не отдать? Да и огнецветка не моя, а батюшкина, он за нее и ответ держит, а с меня спроса мало. Зачем мне в светлицу клетку поставил? Думал, видать, эдакой диковинкой меня позабавить, а того не учел, что огнецветка ночью сна не знает, шумит, кричит, никому спать не дает. Вот и стала я по ночам клетку отворять, нехай улетает, куда самой вздумается. Только огнецветка-то улетит, над дворцом покружит, в другие царства-государства наведается, там бед наделает – и обратно в клетку возвращается. Я уж думала сама ей шею свернуть, как уснет, а тут ты пришел, избавитель ты мой!
И Калина протянула к Ване руки с явным намерением обнять, но он ловко увернулся от любвеобильной царевны. Она смутилась.
– Так что ты посоветуешь делать? – как ни в чем не бывало спросил Иван.
– Я думаю, – замялась царевна, – я думаю… Вот какое дело: птица хоть и дремлет сейчас, да долго ли будет дремать? Как пробудится, что делать будешь? Держи ее крепче да ступай быстрее, а богатырей я займу. Будислав так и вовсе на меня глаз положил, с ним как-нибудь справлюсь, заговорю. Мимо братьев его беги во весь дух, авось не пробудятся раньше сроку. А теперь иди!
Калина неслышными шагами подбежала к двери, отворила ее, огляделась по сторонам. Грозные стражи спали, и громкий храп раздавался по всему дворцу. Царевна махнула рукой Ване – скорей, мол, поторопись! Иван, замотав птицу еще и в тяжелое покрывало, обнял Калину одной рукой, легонько поцеловал в щеку и быстро помчался мимо спящий богатырей.
Вдруг из темноты раздался тонкий требовательный голос:
– Стой, кто идет?
Ваня прижался к стене и перестал дышать. Выручила царевна:
– Я это, я, – недовольно протянула она сонным голосом, – что, ужель и из светлицы выйти нельзя?
– Нельзя! – грозно ответил тот же голос. – На то есть приказ твоего батюшки, чтобы без его позволения из светлицы ты, царевна, до утра и казаться не смела!
– А если мне очень надо? – возмутилась Калина, но тут же переменила тон: – Если я хочу повидать одного прекрасного молодца?
– Кого это? – изумленно и ревниво вопросил голос, мигом растеряв всю официальность. – Какого еще молодца?!
– А вот такого, – лукаво усмехнулась царевна, краем глаза наблюдая за Ваней, – такого, верный мой Будислав! Ясноглазого, статного витязя, сильного, как медведь, быстрого, как ветер!
– Да кого же, – взмолился бедный богатырь, – царевна Калина?! Не погуби! Тебе ли не знать, что люблю я тебя пуще себя самого! В ногах готов валяться, сердце из груди вынуть, душу продать!
– Ах, душу, говоришь, – еще хитрее улыбнулась Калина и вплотную подошла к Будиславу, – зачем же такие муки на себя принимать, верный витязь мой?
Она обвила руками шею богатыря и что-то быстро зашептала ему на ухо. По лицу Будислава, слабо освещенному светом из-за приоткрытой двери в царевнину светлицу, видно было, что говорила ему Калина что-то на редкость приятное. Ваня понял, что медлить больше нельзя и стремглав помчался вон из царских покоев. Тем временем разошедшаяся царевна окончательно вошла в роль и, повиснув на шее потерявшего голову Будислава, едва ли не силой втащила его в свою светлицу.
Иван, сжимая под мышкой огнецветку, мчался по коридору мимо дверей в царскую опочивальню. Вторая, третья… вот и дверь, ведущая к черной лестнице. Ваня быстро распахнул ее, увидел Весту и, еще не веря в то, что все обошлось, вскочил на спину волчице. Та без лишних слов встряхнулась и понеслась по лестнице вниз. Чуть ли не кубарем скатилась она по ступенькам, взвизгнула, прищемив лапу в какой-то щели пола, прошмыгнула мимо всех людских помещений и, уже видя перед собой дверь, ведущую на улицу, вдруг остановилась.
– Слышишь что-нибудь?
– Нет, ничего, – выдохнул Ваня, – а что?
И услышал.
Весь дворец словно превратился в огромный колокол: стены, окна, двери, колонны – шумело, звенело и стучало. Яркий белый свет залил все кругом. Веста, воя, металась по каким-то коридорам и переходам, натыкалась на стены, скулила и взбрыкивала так, что Ивана порядочно растрясло. Внезапно проснулась птица, пару раз тоненько пискнула и вдруг взвыла страшным голосом, да так, что Ваня, опешив, не удержал ее в руках, выронил, упал следом и, ничего не видя перед собой, слепо шарил руками в слабой надежде на то, что птица не вырвалась из покрывала и лежит где-то рядом. Вместо птицы он наткнулся на чьи-то огромные сапоги, изумленно охнул и тут же взлетел в воздух, поднимаемый сильной рукой. Он почувствовал, что его куда-то ведут, толкая в спину, потом несут, взявши за руки и за ноги, бросают на пол…
– Встать!
Иван попытался встать, но не смог. Шум тем временем смолк, свет угас. Ваня лежал на полу в большой полутемной зале, озаряемой только несколькими факелами на стенах. Зрение возвращалось к нему постепенно, он уже смог различить сводчатый потолок, расписанный чудными цветами, огромные окна, куда проникал лунный свет, который слюдяная мозаика рассекала на множество лучей. В самом конце залы на троне сидел человек, в котором Ваня сразу признал царя Далмата. Несмотря на внушительные габариты, царь вовсе не казался грозным, очевидно, его только что подняли с постели. Лицо заспанное, а в длинной белой бороде застряли птичьи перья, скорее всего из подушки. Ясные голубые глаза царя были полуоткрыты, спутанные пряди седых волос падали на грудь. Одет царь Далмат был в длинный голубой кафтан, небрежно наброшенный поверх какого-то халата, кушак царь и вовсе держал в руке. Ваня уставился на босые ноги царя с невероятно длинными нестрижеными ногтями. Далмат смутился и постарался как можно грознее стукнуть кулаком по колену. Видимо, переборщил, поморщился от боли и спросил сдавленным голосом:
– Кто ты, похитник?
– Я Иван, – честно ответил Ваня, – я не похитник, я несчастный человек.
– Да-да, – ворчливо сказал царь, – все вы горемыки несчастные, калики перехожие, а как огнецветку воровать, так откуда только что берется! Ну, выбирай.
– Чего выбирать? – удивился Иван.
– Ну как чего, – Далмат задумчиво почесал пятку, – какой тебя смерти предать.
– То есть как это смерти, – опешил Ваня, – зачем смерти?!
– Положено! – отрезал царь. – Ты птицу похищал? Похищал. Другое дело, что не похитил, но это уже твои личные трудности. Главное – попытался. Не отпускать же тебя!
– Батюшка царь! – взвыл Ваня, уже мысленно прощаясь и с головой и со Светлоярой. – Да как же это так!
– А так, – равнодушно пожал плечами царь Далмат. – Эй, стража!
Дверь отворилась, но вместо стражи в зал ворвалась взлохмаченная царевна Калина. Прямо с порога она быстро затараторила:
– Отец! Не губи этого доброго молодца! Я сама во всем виновата, сама ему огнецветку отдала!
– Зачем? – изумился царь, но тут же погрозил дочери пальцем. – Эге!.. Чай, понравился молодец, вот и решила на себя вину взять?
Царевна покраснела и смутилась, но тут же нашлась:
– А хоть бы и так! Неужто пойдешь супротив моего желания?
Далмат смутился. Видимо, доченька у него была еще та штучка, с такой спорить себе дороже. Но царь решил пойти на принцип:
– А понравился, нет ли, мне что за дело! И чем это Ванька тебе глянулся? Птицу и ту добыть не сумел, весь дворец на ноги поставил, неумеха! Небось, вместе с клеткой ухватил?
– Да нет же! – Калина гневно взмахнула рукой. – Это я! Я уронила клетку! Ко мне в светелку Будислав вломился, начал меня целовать-миловать, я от него бежать вздумала и ненароком задела столик с клеткой!
– Будислав?! – Царь так и подскочил. – Будислав тебя целовал? Да как он посмел? – Далмат задыхался от злости. – Позвать Будислава! Ко мне! Живо!
Далмат, не в силах сдерживать себя, вскочил с трона и, путаясь в полах халата, бросился к Калине:
– Девка распутная! Мало тебе, что половину войска мне попортила, не солдаты, а барышни кисейные! Каждый второй в зятья метит! Так еще и до верных богатырей моих добралась! Признавайся, дурная, зачем на парня напраслину возвела? – И царь махнул рукой в сторону Ивана.
Ваня растерялся, но нашел-таки в себе храбрости защитить царевну:
– Ваше царское высочество… величество! Клянусь, твоя дочь – достойнейшая девушка! Я сам, я сам во всем виноват!
– А ты помолчи! – Далмат грозно замахнулся рукой. – Помолчи! Когда нужно будет, тогда и говори, а сейчас дай мне спокойно заняться наконец воспитанием дочери!
Иван решил, что умнее всего будет не вмешиваться в семейные дела. Тем временем стражи привели Будислава. Тот был напуган, бледен, но молчал.
– Так-так, голубчик, – иронически начал царь, – значит, полюбилась тебе моя Калинушка-краса?
– Полюбилась, царь-батюшка! – поклонился богатырь. – Мочи нет, как полюбилась!
– И, значит, как водится, пирком да за свадебку? Совет, мол, да любовь?
– Э… – Будислав был явно не готов к такому повороту событий. – С-свадебку?
– Да-да, – кивнул Далмат, – все как положено, а?
– Да, – с готовностью согласился Будислав, – сделай такую милость! Одним словом… Благослови, батюшка!
Царь аж взвизгнул от такой наглости:
– Ах ты, собачий сын, холоп! Себя не помнишь?! Знай свое место, щенок! Стража. – Далмат хлопнул в ладоши. – В темницу! Чуть рассветет – повесить на городской площади!
Стражники, до сих пор хранящие молчание, хором ответствовали: «Будет исполнено, батюшка царь», – и увели богатыря. Далмат, немного переведя дух, пробормотал:
– Ишь ты! Благословить его!
Он разгладил бороду, с отвращением выдернул из нее перья, стыдливо прикрыл халат кафтаном и посмотрел на Калину:
– Ты чего стоишь? Ты чего ждешь? Ну-ка быстро в постель, ночь на дворе!
Царевна поклонилась и быстро пошла прочь. Проходя мимо Ивана, она хитро улыбнулась ему и шепнула что-то вроде: «Ах ты, эдакий душка».
Калина ушла, стражи пока не возвращались. Царь молчал, Ваня смотрел куда-то в пол и думал о том, казнят ли его, как и Будислава, на рассвете или же царь отложит это мероприятие до вечера. Несколько минут в зале царила полная тишина.
– Замуж мою девку взять не хочешь? – неожиданно поинтересовался царь Далмат. – А то я таким манером всех своих богатырей перевешаю.
Ваня ошарашенно покачал головой. Царь, казалось, несильно и расстроился.
– Ну и ладно, это уж не твоя забота. Хотя, ты подумай как следует: девка даром что беспутная, зато первая красавица в Серебряном царстве, ну и… приданое, само собой. Полцарства не дам, но пару торговых городов – это я тебе обещаю. Чего? Не хочешь? Ну и ладно, не хочешь как хочешь. – Он помолчал, пожевал губами. – Сказывай, за какой надобностью тебе огнецветка-то сдалась? Чай, дорого не продашь, пользы от нее никакой, разве что по ночам светить заместо лампады. Да и ест много – поди, поболе всей моей дворни за день лопает. Оно, конечно, диковинка, да только теми диковинками в наше время не больно кого и удивишь. Ну? Зачем?
Ваня вздохнул и решил, что терять ему нечего:
– Батюшка царь! У царя Елисея есть дочь, Светло-яра…
– Светлояра? – оживился Далмат. – Знаю, красивая девка. И что?
– Она моя невеста, – смущенно сказал Иван, – вот ее батюшка и затребовал…
И Ваня поведал царю Далмату свою историю от начала и до конца. Царь слушал внимательно, не перебивал, спросил только под конец:
– А от меня-то ты что хочешь?
Ваня повалился ему в ноги:
– Ваше царское! Не вели казнить! На что тебе птица-огнецветка, сам говоришь, не велика в ней корысть! А мне за нее царь Елисей мою Светлояру вернуть обещался!
– Невеста, говоришь, – задумчиво протянул владыка Серебряного царства. – Невеста – это штука хорошая. Особенно если такая девица распрекрасная, как твоя несравненная Светлояра. Я бы тебе птицу за так отдал, попроси ты меня по-хорошему, я же не зверь какой, понимаю. Сам когда в женихах ходил, каких только тягот на себя ни принял. Но и ты меня пойми… – Далмат подошел к Ване и тронул его за плечо. – Да ты встань, чего валяешься-то?
Ваня встал. Царь со вздохом продолжал:
– Мне тебя теперь за так отпустить совесть не позволяет. Казнить тебя, конечно, не казню, меня дочка тогда со света сживет. Да что дочка, я ж тоже человек, тоже душу имею. Но за так не отдам огнецветку.
Ваня, обрадованный было тем, что его не повесят, снова загрустил. Царь поспешно добавил:
– За так не отдам. Сослужи ты мне, Ваня, службу.
– Какую, батюшка царь? – обрадовался Иван. – Ты скажи, я все сделаю!
– А вот какую… – Тут Далмат мечтательно завел глаза и поведал: – Стар я стал, Ванюша. Годы, сам понимаешь… Силы уже не те, да и глазами ослаб. А пожить еще хочется, ой как хочется! Ты молодой, тебе проще. Вам всем, молодым, проще. Взять ту же Калину – двадцать лет девке, мать в ее годы уже третьего принесла, Василия-царевича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45