– Чего, Лукаша? – ласково отозвался дед.– Парень твой моему человеку оружием угрожал, прямо в его доме. Не дело!– Эх, Лукаша! – Тон деда стал уж и совсем задушевным. – Да у меня двоих родичей и вообще застрелили. Правда, не в доме, а в лесу. Не слыхал?– Гм…– Это молодежь, Лукаша, нынче торгуется так – гривна с мелочью и болт в придачу.– Да… Торговаться… Гм… По-разному можно… – пробормотал десятник и вдруг вызверился: – Баба, скройся!!!С крыльца дома Афони кто-то шмыгнул в дверь. Лука мрачно окинул взглядом растерянно стоящего посреди двора своего подчиненного.– Я тебя, Афоня, доли лишил, а ты меня – своего десятника – кривым ходом обошел. Подумай теперь: пошло ли тебе это впрок? Посмотри-ка сам, что из этого получилось…– Кхе! Верно говоришь, Лука, – не дал развить мысль своему говорливому десятнику дед, – кривые ходы, они того… до добра не доводят. Ладно, вы тут разбирайтесь, а мне – недосуг. Не сочти за труд, пришли людишек, как соберутся, ко мне на подворье.– Сделаем, Корней Агеич.Роська уже разобрал вожжи и тронул сани к воротам, когда Мишка все-таки не выдержал и заорал так, чтобы слышно было и собравшимся на улице зевакам:– Афоня! По Русской Правде, если раба понесла от хозяина и родила, то хозяин повинен дать ей волю, жилище и кормить, пока ребенок не вырастет! – И уже из-за ворот добавил: – Я тебя от оскудения спас, кобель блудливый!!! * * * У ворот лисовиновского подворья собрался весь семейный «женсовет»: мать, тетка Татьяна, обе Мишкины старшие сестры – Анька-младшая и Машка. Даже ключница Листвяна была здесь, хоть и стояла в сторонке. Дед, еще не доехав до ворот, закричал издалека:– Бабоньки, чего сгрудились? Никак женихов высматриваете? Глядите у меня, по улице всякие люди ходят, долго ли до беды. Я вот, к примеру, и вовсе неженатый.Дед по-гусарски подкрутил ус и лихо подмигнул Листвяне. Женщины заулыбались. Раз дед веселый, значит, обошлось.– Батюшка, что случилось-то? – на всякий случай все-таки спросила мать.– Ох, Анюта, и не спрашивай! Такие страсти, такие страсти. – Дед дурашливо схватился за голову. – Михайла с Афоней из-за холопов торговаться взялись, да так разгорячились, что твой старшенький Афоне чуть все на свете не отстрелил, насилу растащили. Луку с десятком ратников на подмогу призывать пришлось. А тебе, Листвяна, докука – надо будет еще куда-то пять человек пристроить и скотину.– Пристроим, Корней Агеич, – приветливо пропела ключница. – А ты, батюшка, откушал бы медку чарочку с устатку да от волнений. И Михайла Фролыч с Василием Михайлычем, поди, с утра не евши.– Каким таким Василием Михайлычем? – не понял дед.– Так вот… – Листвяна указала на Роську. – Имени природного батюшки мы не знаем, наверно, можно тогда по имени крестного отца… Или нельзя?– Кхе! Ну ты и удумала… Даже и не знаю. Отца Михаила разве спросить, так он больной весь насквозь. Анюта, что думаешь?– Пусть будет, батюшка, нельзя же человеку без отчества, – отозвалась мать.– Да? А ты что скажешь, Василий… Кхе… Михайлович?– Господин сотник, – Роська выскочил из саней и сдернул с головы шапку – дозволь доложить?– Ну докладывай. Кхе… Только шапку надень, застудишься.– Это не старшина холопов выкупил, а я!Мишка изумленно обернулся на крестника, но, увидев умоляющие глаза Роськи, прикусил язык.– Я перед Господом обязан… – Роська запнулся, с трудом подбирая слова. – Мне через Святое крещение воля вышла, и я теперь должен… Пять душ, тоже через Святое крещение… И волю дать.– Кхе… Совсем все с ума посходили. – Дед несколько растерянно огляделся и зацепился взглядом за ключницу. – Листвяна, а ты насчет чарочки-то права оказалась… Да и не одной, наверно. Да… Кхе! «Ни хрена себе! Сэр Майкл, а крестник-то ваш, похоже, того – повернулся слегка на религиозной почве. Пошли дурака Богу молиться, он и это самое. Несовместимые с разумной жизнью последствия. Жил себе парень, горя не знал, о конфессиональной принадлежности не ведал, так нет – взяли и окрестили». – Васенька, да куда ж они у тебя денутся, вольные-то? – Мать была явно растрогана Роськиным порывом и старалась говорить ласково, чтобы не обидеть парня. – Ведь ни кола, ни двора, голову приклонить негде. Ты о людях-то подумал, сынок?– Подумал, крестная. Я десятнику Андрею в ноги кинусь, попрошу их для всяких хозяйственных работ в воинскую школу взять. На кухне, там, или еще чего – дело всегда найдется. А за это – жилье и корм. На первое время. А дальше – как бог даст и как сами расстараются.– Кхе! А что? Стряпуха в воинской школе и правда нужна будет, – одобрил предложение дед. – Этакую ораву кормить! Да и не одна, а с помощниками. Дело говорит Василий… а и правда – Михалыч! Только никому в ноги кидаться не надо, я приговариваю: быть по сему! Ежели, конечно, Святое крещение добровольно примут. А ты, Михайла…– Что, деда?– Кхе!.. – Дед приосанился в седле. – Старшина Михаил!– Здесь, господин сотник!– Я тебя упреждал, что вокруг тебя все время какая-то дурь происходит? Упреждал или нет?– Так точно, господин сотник!– Так точно? Так точно… – Дед словно бы пробовал на вкус новое словосочетание. – Хорошо придумал!– Рад стараться, господин сотник!– Кхе! Красота, едрена-матрена… Михайла! Ты мне голову не крути! Все равно с мысли не собьешь! Я тебе приказывал: уймись?– Так точно, господин сотник!– Так вот: посиди-ка ты дома, внучек, коли раненый, так и отдыхай, лечись. За ворота – ни ногой, ни костылем! Запрещаю! «Домашний арест, допрыгались, сэр». – Слушаюсь, господин сотник!– То-то же. Кхе! Листвяна, где там моя чарка? И парням пожрать. * * * После обеда дед, размякший и подобревший, уединился с Мишкой в горнице.– Ну, Михайла, что там с Нинеей?– Деда, погоди. Скажи, а нельзя было девку не казнить? Ну наказать как-нибудь…– Тьфу, чтоб тебя… Только отходить начал! Думаешь, мне в удовольствие было? Я за свою жизнь всякого навидался… тебе и не снилось, а девку молодую да красивую к смерти приговаривать первый раз довелось. – Дед помолчал, потеребил бороду. – Нельзя было не казнить! В селе, вместе с бабами и детишками, около семи сотен душ – вольных. И только шесть десятков строевых ратников. А холопов, вместе с новыми, аж за четыре сотни набирается. Если слабину дать… Не дай бог. Задавим, конечно, но и сами кровью умоемся. – Дед досадливо стукнул кулаком по колену. – Черт тебя дернул Афоне такой подарок сделать!– Не эту семью, так другую бы получил, если б доли не лишили.– То-то, что другую! В последнюю очередь после десятников и тех, у кого серебряное кольцо. В семьях, которые по нижним жребиям шли, таких красивых девок не было! А ты самый верхний жребий вытянул, такой соблазн. Лука верно сказал: кривые дорожки до добра не доводят. – Дед снова поскреб в бороде. – Ты думаешь: мы жадные – себе получше, молодым ратникам похуже? Дурак! Молодому ратнику нужно то, что ему хозяйство поднять поможет, – работники. Такие жребии вниз и кладут. А для баловства у него жена молодая есть, или любовница, или то и другое вместе. А тут – две девки-красавицы – сплошное искушение.– Старым козлам молодость вспомнить?– А и вспомнить! – Дед начисто проигнорировал Мишкино хамство. – Да только в первый же день насильничать не стали бы, а случись дите, вырастили бы, воспитали бы воина для сотни. Или, если девка, хорошо бы замуж выдали – с приданым, честь по чести. И хозяйство вести приученную, и все прочее. А Афоня пока сам еще сущий малец – что в голове, что в амбаре ветер свищет. Вот ты на меня тогда обиделся, что я приказ Луки не отменил, а Лука прав был. Во всем! Мы же знали, что полон большой будет, заранее оговорили все с десятниками, прикинули: кому из молодых ратников помощь в хозяйстве нужна, какую долю для этого надо выделить. Жребии с Аристархом как надо подобрали. Дозорных Лука под конец жеребьевки помиловал бы – дал бы половинную долю. Три последних жребия были с малосемейными мужчинами при почти взрослых сыновьях. Самое то, что нужно. И жребии те Аристарх держал отдельно.– Выходит, я вам все испортил, деда? Прости дурака, я ж не знал, что так все выйдет.– Да что, я не вижу, что ли, что сам казнишься? Рожа у тебя тогда в санях была… Думал, убьешь Афоню. А ты все по уму сделал, молодец, внучек. Тебе бы только понять, что в жизни не все по книгам бывает… Поймешь еще, какие твои годы!– Спасибо, деда.– Кхе… Ну что там с Нинеей?– Не отказалась, вообще хорошо приняла.– Но и не согласилась? – догадался дед. – Понятно, на такое ответ сразу не дают.– Ласковые слова тебе передать велела, хотя и попеняла тоже.– Ласковые? Ну-ну…– Сказала, что радуется мудрости твоих первых шагов на воеводстве.– Это, наверно, за то, что ее уважил.– Еще сказала, что рада правильному пониманию смысла боярского достоинства в столь юном роду, ничем, кроме воинских подвигов, себя не прославившем.– Ишь ты как! – Дед накрутил на палец ус, видимо, сильно волновался, такой привычки за ним Мишка раньше не замечал. – На худородство наше указала! Ну конечно, с ней нам не равняться.– И попеняла, – продолжил Мишка. – Излишне, мол, заботимся о поддержании ее достоинства, сама, говорит, могу позаботиться.– Ну это она соврала! Могла бы – позаботилась. Но понятно: надо, хотя бы для виду, поломаться, гонор показать – невместно ей перед худородными сразу же… того. Понятно, в общем. Что ж, несколько дней подождем.– Снега падут, дороги развезет, – напомнил Мишка. – Да и народ за тыном еще несколько дней держать…– Честь дороже! – решительно заявил дед. – А за тыном никого держать не будем. Мужчин и парней, что постарше, на выселки отправим – помогать обустраиваться, а бабы с детишками тут пересидят – на подворье, места хватит. Понастроили, едрена-матрена, ни пройти ни проехать.– Бояр-то уже осчастливил, деда?– Еще вчера. Кхе! Лука с Игнатом ничего, а Леху Рябого аж затрясло, как про свою землю да про боярскую усадьбу услыхал.– А места им указал?– Да нет еще. Мы же и не посидели толком, как раз Афоня учудил. Отвлекли. Да и вообще, такие дела на пиру решать надо.– На пиру? – не понял Мишка. – Важные дела по пьянке?– Почему же по пьянке? Ты что, не знаешь, зачем князья пиры устраивают?– Ну… По праздникам, еще для совета с дружиной, еще… не знаю.– Собирает князь смысленых мужей, – принялся объяснять дед, – которые не только путный совет дать могут, но и без которых княжий указ толком не выполнить. Поначалу сильно не пьют, так только, для приличия. Князь заботу свою излагает, потом слушает советы и принимает решение. Называет, кому что делать, с кого за что спрос будет. Потом начинают пить в полную силу, а князь опять глядит и слушает. Кто не пьет – недоволен, за ним пригляд нужен, но если уж очень сильно пьет, тоже может быть недовольным. Потихоньку языки развязываются, начинают высказывать, у кого что на уме, спорят, ругаются, бывают, и морды бьют. И тут такое открывается, что в ином случае никогда и не узнаешь. А наутро бирючи указ оглашают, и бывает так, что в указе дело поручается вовсе не тому, про кого на пиру говорилось. Но указ составлен, и люди все подобраны так, что противники и недовольные – всегда в меньшинстве. Дураки потом ходят и удивляются: «Ох, ну что за князь у нас, что за разумник!» А на деле-то сами ему все и рассказали.– Но баб-то на пир не допускают. А как же Нинея?– Княгиня обычно сидит, пока настоящая пьянка не началась, потом уходит. Вот и Нинея посидит, пока разговор о деле будет идти, а потом сама решит, оставаться или уходить. Ты за не нее беспокойся, она лучше нас с тобой знает, как да что.– Ну вот, будут и про тебя говорить: «Ох, ну что за воевода у нас, что за разумник!»– Михайла! – Дед грозно нахмурился. – Я тебе говорил: уймись со своими шуточками?В дверь просунулась голова Роськи.– Господин сотник, дозволь доложить?– Ну что там еще?– Девки щенков забрали и не отдают!– Каких еще щенков?– Мы от боярыни Гредиславы Всеславны привезли помет трех сук от Чифа, – принялся объяснять Роська. – Для воинской школы. А они их тискают и всякую дрянь в рот суют. Щенки же только родились, они еще и сосать-то толком не умеют…– Погоди, погоди… – Дед замотал головой, как конь, отгоняющий мух. – Для какой воинской школы?– Для нашей.– Тьфу ты! – У деда начало иссякать терпение. – Да знаю, что для нашей! Щенки-то там на хрена сдались?– Деда, – вмешался Мишка, – помнишь, ты как-то говорил, что надо Прошке щенка подарить и посмотреть, как он его воспитывать будет. Талант, мол, у парня.– Кхе… Было чего-то такое… Ну и что?– Мы будем обучать охрану купеческих караванов. Помнишь, как Чиф засаду почуял? Всех спас тогда.– Так ты хочешь псов на засады натаскать?– Да, деда. Раздать каждому из учеников по щенку, пусть сами учатся и псов учат.– Роська! – рявкнул дед. – Кто там у девок заводила?– Машка, то есть Мария Фроловна, она и корзинку из саней…– Ишь ты: Фроловна… А ну за волосья ее и сюда!– Слушаюсь, господин… – Роська растерянно умолк. – А как же… за волосья…– Что непонятно, десятник? – повысил голос дед и пристукнул деревяшкой в пол.– Все понятно, господин сотник, бегу!– Так. Значит, натаскать на обнаружение засад… – Дед одобрительно покивал каким-то своим мыслям.– И еще от стрел уворачиваться, а то Чифа…Голос у Мишки, неожиданно для него самого, дрогнул. Дед сочувственно глянул на внука, вздохнул:– Кхе… Да, справный был пес… Ты себе-то щенка возьмешь?– Нет, не буду.– Что ж так?– Второго Чифа уже не будет, а другого – не надо.– Кхе… Ну как знаешь… А кто же учить пацанов станет?– Прошка. Будет кинологом «Младшей стражи».– Кем? Михайла, да сколько ж можно?– Прости, деда. «Канис» – «собака», «логос» – «наука». Кинолог – собаковед.– Собаковед… Придумают же.Из-за двери раздался топот ног, девичий визг, в горницу влетела Машка и, споткнувшись о порог, брякнулась на четвереньки:– А-а-а, деда-а-а! Он меня за косу-у-у…– Молчать!!! Встать! Сопли подобрать! Волосья оправить! Живо!!!Машка вскочила на ноги, бодро шмыгнула носом и мгновенно привела в порядок прическу. Только что «во фрунт» не встала. «Да, сэр, хорошо поставленный командный голос и четкая формулировка приказа творят чудеса! В патриархальном обществе. А в демократическом – такое в ответ получил бы…» – Кто разрешил щенков брать?
1 2 3 4 5 6 7