https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/dushevye-ograzhdeniya/Vegas-Glass/
Главный затейник дал ему чашку с кормом, чтобы поставить ее с противоположной стороны, и очень хитро и осторожно сделал так, что свинья перешла Рубикон. Переправив свинью, они вскоре добрались до своего жилища, откуда начался их путь. Ввиду того, что до праздника св. Фомы оставалось всего три дня, оба они сговорились зарезать свинью, а кроме того, и другую, которую дворянин выкормил дома, и, так как у него имелся долг, то решили отправить ее во Флоренцию, чтобы заработать на этом. Так и сделали. Зарезав свиней, выпотрошив и очистив внутренности, они повесили туши в подвале. На следующее утро работник дворянина и один сосед спросили его: «Что это случилось ночью с твоей свиньей?»
А он ответил: «Худо ей было, потому что я ее резал. Я должен нескольким людям, и они осаждают меня. Я хочу ее продать и всем уплатить».
Они сказали: «Не продавай по крайней мере кровь. Сделай так, чтобы она нам досталась».
– «Конечно, она вам достанется. Никто бы не поверил, что из такой маленькой свиньи выйдет столько крови».
В ней было, пожалуй, сто пятьдесят фунтов, а в украденной триста. Пробыв некоторое время дома и пообедав, вор вместе со своим товарищем отправился во Флоренцию к одному трактирщику, жившему у моста Каррайа. Переговорив с ним о продаже двух зарезанных и выпотрошенных свиней, вес которых они определили в четыреста пятьдесят фунтов, и согласившись в цене, они обещали ему послать туши на следующее утро. Итак, они ушли, а после случилось то, о чем вы сейчас услышите. Вернувшись к вечеру в деревню, «благородный» вор сказал своему товарищу: «Тебе известно, что с каждой свиньи у заставы платят сорок сольдо? А по-моему, платить четыре лиры не расчет. Одолжи мне завтра утром твоего осла, нарви побольше лавровых листьев и постарайся быть здесь вовремя, так как я думаю, что заплачу за обеих свиней только сорок сольдо. Коммуна так всех грабит, что и я могу разок ее ограбить».
Товарищ ответил: «Я приду завтра утром с лавровыми листьями и с ослом и отправлюсь, куда ты мне скажешь».
Тогда «благородный» дворянин сказал ему: «Ты отнесешь туши на улицу Терие в дом одной моей родственницы и положишь их в подвал» а я буду там вскоре после тебя, и потом мы отправим свиней к трактирщику».
Итак, крестьянин ушел, а утром спозаранку явился с ослом и с лавровыми листьями. Когда он нашел того, кого ожидал, они поставили осла с листьями во двор и спустились в подвал, где находились туши. Главный затейник сказал: «Знаешь ты, что я надумал? Я хочу распороть живот большой свиньи и вложить в него маленькую, а потом мы ее увяжем лавровыми листьями, и никому и в голову не придет, что тут не одна свинья, а две!»
И живо из этих двух свиней была сделана одна. Они взвалили ее на осла, привязали и убрали лавром и, взяв сорок сольдо для уплаты пошлины, отправились в путь. Когда они пришли к заставе, то сборщики налогов сказали: «Эй, ты там, плати за эту свинью!» И дворянин начал выкладывать на стол сорок сольдо и, пока он отсчитывал деньги, несколько развеселых уличных мальчишек, которые всегда вертятся у городских ворот, глазели на эту свинью и щупали ей зубы и ноги, говоря между собой: «Вот это так свинья!»
Уплатить деньги, крикнуть ослу «арри!» и подхлестнуть его было минутным делом, но не успели они отъехать и триста шагов, как один из мальчишек, который хорошо разглядел свинью, подошел к сборщикам налогов и спросил его: «Скажите-ка, за сколько свиней заплатил вам пошлину тот, кому принадлежала свинья?»
Сборщики ответили: «Он заплатил за одну». Мальчик сказал: «А по-моему, я видел сзади у свиньи три ноги и долго удивлялся этому, потому что мне известно, что у свиней бывает сзади две, а не три ноги».
Старший сборщик приказал одному из своих людей побежать за обманщиком, догнать его и вернуть, и это было исполнено. Когда тот нашел дворянина, то сказал: «Поворачивай назад!» Тут вора сразу бросило в жар, а когда он вернулся к заставе, сборщики взяли свинью, осмотрели ее и нашли в ней маленькую. Найдя ее, они сказали: «Ого! Вот самая ловкая мошенническая проделка, какую мы когда-либо видели».
Крестьянин сказал: «Ей-богу, простите! Ей-ей, я несу то, что мне было дано».
– «Убирайся! Чтоб тебе быть изрезанным на куски!» – крикнули сборщики и послали обоих с ослом и поклажей в таможню.
Когда они явились к начальникам, все изумлялись ловкости этого обмана и спрашивали, чья это проделка, а когда вор сказал, что это он придумал, то ему пришлось бы плохо, но он так умолял их, что с него взяли только сорок сольдо и с каждого динария тринадцать, что составило сумму в двадцать восемь лир. В течение того месяца, в котором была украдена свинья, весть о мошенничестве дошла до человека, у которого ее украли и который, размышляя об этой проделке и над тем, кто и как это сделал, решил, что дворянин не такой человек, который бы мог прокормить две свиньи. Он стал искать и расспрашивать и узнал, что большая из свиней принадлежала ему. Тогда он послал человека к тому, кто его обворовал, и велел предложить ему на выбор одно из двух: либо пусть тотчас же уплатит за свинью, либо он пойдет к судье. Дворянин это требование удовлетворил, прибавив, что он не украл свинью, а ему ее доставили на дом.
Таким образом, этот дурной человек не попал на виселицу, как того заслуживал, но все же частично получил по заслугам, потому что остался без свиньи, с большим убытком и великим позором, потеряв на этом деле более десяти флоринов. Поэтому ты не ошибешься, если не будешь трогать чужого добра, ибо не умри этот человек в скором времени после того и не окончи своих дней, он покрыл бы позором и себя и свое потомство.
Новелла 147
Один богач, желая надуть сборщиков податей, наполняет свои штаны яйцами. Предупрежденные об этом, сборщики, когда он проходит мимо них, заставляют его сесть. Все яйца лопаются, вымазав его седалище. Заплатив за обман, он остается опозоренным
Рассказанная выше новелла приводит мне на память другую – о богатом флорентийце, но более жалком и скупом, чем Мидас, который, желая надуть сборщиков податей менее, чем на шесть динариев, заплатил за это в ущерб себе и с немалым позором большую сумму, хотя и прикрыл свое седалище броней из яичной скорлупы.
Итак, это был дурной человек, богач с состоянием в двадцать тысяч флоринов, имя которого было Антонио (прозвище же я не хочу назвать из уважения к его родственникам). Однажды, когда он находился в деревне и желал послать во Флоренцию две дюжины или три десятка яиц, слуга сказал ему: «Придется вам заплатить пошлину, потому что за каждые четыре яйца взимается по динарию».
Когда Антонио услышал это, он взял корзину, позвал слугу, пошел к себе в комнату и сказал: «Бережливость хороша всегда! Я хочу сберечь эти деньги».
Сказав это, он поднял спереди полу и начал засовывать себе в штаны яйца, беря их по четыре сразу.
Слуга спросил: «Куда это вы их кладете? Ах, вы не сможете таким образом идти».
Антонио ответил: «Не смогу? Мои штаны такие глубокие, что в них поместятся не то что яйца, но и куры, которые их снесли».
Слуга отвернулся и перекрестился от изумления, а Антонио, упрятав все яйца, которые у него были, в штаны, двинулся в путь И шел, широко расставляя ноги, точно у него в штанах находились два гребня для расчесывания пакли. Когда он подошел к городским воротам, то сказал слуге: «Иди вперед и скажи сборщикам, чтобы они попридержали немного ворота».
Слуга это исполнил, но не смог удержаться от того, чтобы не рассказать одному из сборщиков обо всем, под величайшим секретом. Сборщик же рассказал это остальным: «Вот вам самая забавная история, которую вы когда-либо слышали; сейчас пройдет мимо такой-то, который идет из своей усадьбы, и штаны у него полные яиц».
Один из сборщиков говорит: «Ах, предоставьте это дело мне, и вы увидите забавные вещи!»
Остальные отвечали: «Делай как хочешь!»
И вот подходит Антонио: «Добрый вечер, честная компания и т. д.».
Сборщик этот говорит: «Антонио, подойди-ка сюда и отведай хорошего винца».
Тот отвечает, что не желает пить.
– «Ты это, конечно, сделаешь». Сборщик тянет его за плащ, ведет куда нужно и говорит: «Присядь-ка!»
Тот отвечает: «В этом нет надобности» – и ни за что не хочет сесть.
Тут сборщик говорит: «Я могу и усадить человека насильно, желая оказать ему честь». И все понуждают Антонио сесть на скамью.
Когда тот садится, то всем кажется, что он сел на мешок со стеклом.
Сборщики спрашивают тогда: «Что это под тобой, что так сильно затрещало? Привстань-ка немного!»
Старший говорит: «Антонио, тебе следует желать, чтобы мы исполняли наши обязанности. Мы хотим посмотреть, что находится под тобой и что производит такой треск».
Антонио отвечает: «Подо мной нет ничего», и он поднял плащ, говоря: «Это, должно быть, заскрипела скамья».
– «Какая там скамья? Это не похоже на скрип скамьи. Подними-ка плащ, причина должна быть иная». И они заставляют его потихоньку поднять плащ. Коротко говоря, они видят нечто желтое, стекающее по его чулкам, и спрашивают: «Что это такое? Мы хотим осмотреть штаны, откуда как будто течет эта жидкость».
Антонио слегка передернуло. Другой сборщик быстро встает и говорит: «У него штаны полны яиц».
Антонио отвечает им: «О, не сомневайтесь: все яйца были битые, и я не знал, куда их положить, а что касается пошлины, то это сущий пустяк».
Сборщики спросили: «Их, должно быть, было несколько дюжин?»
Антонио ответил: «Честное слово, их было всего только три десятка».
Сборщики тогда сказали: «Вы как будто порядочный человек и даете честное слово, но как нам верить вам? Если вы обманываете город по такому пустячному поводу, то можете это сделать и в крупном деле. Знаете, как говорится: „Если собака лижет золу, ей нельзя доверить муки!" Ну, ладно, оставьте нам залог, а завтра утром вам придется сходить по начальству и рассказать о случившемся».
Тут Антонио воскликнул: «О, боже мой, я буду опозорен! Возьмите все, что хотите».
Тогда один из сборщиков предложил: «Ну, хорошо, не будем позорить граждан. Плати вместо одного динария тридцать».
Антонио опустил руку в кошелек и заплатил восемь сольдо, а затем дал им один гроссо и прибавил: «Берите и выпейте на него завтра утром, но я прошу вас об одном: ничего и никому не говорите».
Они обещали так и сделать, а Антонио отправился с седалищем, вымазанным яичницей.
Когда он вернулся домой, жена спросила его. «Что ты делал там столько времени? Я думала, ты остался в городе».
– «Черт возьми, – ответил тот, – я сам не знаю», и он стал поддерживать себя внизу руками и пошел, широко расставляя ноги, словно у него была грыжа.
Жена спросила: «Уж не упал ли ты?»
Тогда Антонио рассказал о том, что с ним приключилось. Когда жена услышала это, то принялась восклицать: «О жалкий неудачник, слыхали вы что-нибудь подобное, будь то в сказке, будь то в песне? Дай бог здоровья сборщикам, которые тебя опозорили, как ты того заслуживал».
Антонио же сказал ей: «Ну, замолчи».
Но она продолжала: «Что тут молчать! Будь проклято все твое богатство, когда оно доводит тебя до такого срама! Ты, верно, хотел высиживать яйца, как курицы, когда они выводят цыплят. Разве тебе не стыдно, что эта новость обойдет всю Флоренцию и ты останешься навсегда опозоренным?»
Антонио же ответил: «Сборщики обещали мне молчать».
Жена на это сказала: «Вот еще новая интересная новость. Мы не доживем до завтрашнего вечера, как вся округа будет знать об этом». (И так и случилось, как она сказала).
А Антонио ответил ей: «Ну, так вот, жена, я ошибся. Будет об этом твердить. Разве ты сама никогда не ошибалась?»
Она ответила на это: «Разумеется, я, вероятно, ошибалась, но – чтобы класть себе в штаны яйца, – этого не бывало».
Тут Антонио заметил ей: «О, так ведь ты их и не носишь».
А жена ему в ответ: «Велика беда, что я их не ношу. А если бы я их и носила, то скорее ослепла бы, чем поступила бы так, как ты. И мне стыдно было бы показаться после этого на глаза людям. Чем больше я об этом думаю, тем больше удивляюсь, что ты из-за каких-то двух динариев покрыл себя навсегда позором! Если бы ты еще мог соображать, то навсегда бы утратил веселость. Ведь вот и мне будет стыдно появиться среди женщин и всю жизнь будет казаться, что обо мне будут говорить: посмотрите, вот жена того, кто прятал в штанах яйца!»
Тут Антонио сказал ей: «Ну, будет об этом! Остальные молчат, а ты, кажется, хочешь все разгласить».
Жена ответила ему: «Я-то помолчу, но не станут молчать те, которым это известно. Говорю тебе, муж мой, тебе и раньше цена была не велика, а сейчас уже оценят тебя по твоим заслугам. Меня выдавали замуж за богача, но, можно сказать, выдали за негодного человека».
Антонио, которого жена уже не раз назвала дураком, подумал и сознался наконец, что совершил большую гадость и что жена его говорит сущую правду. И он смиренно попросил ее помириться с ним и впредь, если он в чем напутает, чтобы она посчиталась с ним сама. Жена начала немного успокаиваться и сказала ему: «Ну, ладно. Неси свою голову на базар, а мне она ни к чему».
На этом дело и кончилось. Разве мы не скажем после этого, что женщины часто в отношении многих положительных качеств гораздо выше мужчин? Какими различными способами эта достойная женщина отделала своего мужа. Она настолько же отличилась среди женщин, насколько он унизил себя среди мужчин. Всякий рассказ в конце концов всегда теряет свой интерес, но не во Флоренции, где об этом случае всегда рассказывали на потеху граждан и в осуждение нашего приятеля Антонио. А он сам, чтобы служанка не заметила, снял с себя штаны и приказал поутру согреть себе крутого щелока и вылил его чуть свет в таз, а вечером велел подать еще таз щелока, в котором вымылся снова. Но на простыне продолжали оставаться желтые пятна, которые вышли только после нескольких ванн. Эти ванны были совершенно необходимы, так как желтки вместе с белками и скорлупой образовали корку, заклеившую все его седалище. Таким образом, этот жалкий человек сберег пошлину за тридцать яиц и был опозорен настолько, что об этом случае рассказывали долгое время и рассказывают еще и сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
А он ответил: «Худо ей было, потому что я ее резал. Я должен нескольким людям, и они осаждают меня. Я хочу ее продать и всем уплатить».
Они сказали: «Не продавай по крайней мере кровь. Сделай так, чтобы она нам досталась».
– «Конечно, она вам достанется. Никто бы не поверил, что из такой маленькой свиньи выйдет столько крови».
В ней было, пожалуй, сто пятьдесят фунтов, а в украденной триста. Пробыв некоторое время дома и пообедав, вор вместе со своим товарищем отправился во Флоренцию к одному трактирщику, жившему у моста Каррайа. Переговорив с ним о продаже двух зарезанных и выпотрошенных свиней, вес которых они определили в четыреста пятьдесят фунтов, и согласившись в цене, они обещали ему послать туши на следующее утро. Итак, они ушли, а после случилось то, о чем вы сейчас услышите. Вернувшись к вечеру в деревню, «благородный» вор сказал своему товарищу: «Тебе известно, что с каждой свиньи у заставы платят сорок сольдо? А по-моему, платить четыре лиры не расчет. Одолжи мне завтра утром твоего осла, нарви побольше лавровых листьев и постарайся быть здесь вовремя, так как я думаю, что заплачу за обеих свиней только сорок сольдо. Коммуна так всех грабит, что и я могу разок ее ограбить».
Товарищ ответил: «Я приду завтра утром с лавровыми листьями и с ослом и отправлюсь, куда ты мне скажешь».
Тогда «благородный» дворянин сказал ему: «Ты отнесешь туши на улицу Терие в дом одной моей родственницы и положишь их в подвал» а я буду там вскоре после тебя, и потом мы отправим свиней к трактирщику».
Итак, крестьянин ушел, а утром спозаранку явился с ослом и с лавровыми листьями. Когда он нашел того, кого ожидал, они поставили осла с листьями во двор и спустились в подвал, где находились туши. Главный затейник сказал: «Знаешь ты, что я надумал? Я хочу распороть живот большой свиньи и вложить в него маленькую, а потом мы ее увяжем лавровыми листьями, и никому и в голову не придет, что тут не одна свинья, а две!»
И живо из этих двух свиней была сделана одна. Они взвалили ее на осла, привязали и убрали лавром и, взяв сорок сольдо для уплаты пошлины, отправились в путь. Когда они пришли к заставе, то сборщики налогов сказали: «Эй, ты там, плати за эту свинью!» И дворянин начал выкладывать на стол сорок сольдо и, пока он отсчитывал деньги, несколько развеселых уличных мальчишек, которые всегда вертятся у городских ворот, глазели на эту свинью и щупали ей зубы и ноги, говоря между собой: «Вот это так свинья!»
Уплатить деньги, крикнуть ослу «арри!» и подхлестнуть его было минутным делом, но не успели они отъехать и триста шагов, как один из мальчишек, который хорошо разглядел свинью, подошел к сборщикам налогов и спросил его: «Скажите-ка, за сколько свиней заплатил вам пошлину тот, кому принадлежала свинья?»
Сборщики ответили: «Он заплатил за одну». Мальчик сказал: «А по-моему, я видел сзади у свиньи три ноги и долго удивлялся этому, потому что мне известно, что у свиней бывает сзади две, а не три ноги».
Старший сборщик приказал одному из своих людей побежать за обманщиком, догнать его и вернуть, и это было исполнено. Когда тот нашел дворянина, то сказал: «Поворачивай назад!» Тут вора сразу бросило в жар, а когда он вернулся к заставе, сборщики взяли свинью, осмотрели ее и нашли в ней маленькую. Найдя ее, они сказали: «Ого! Вот самая ловкая мошенническая проделка, какую мы когда-либо видели».
Крестьянин сказал: «Ей-богу, простите! Ей-ей, я несу то, что мне было дано».
– «Убирайся! Чтоб тебе быть изрезанным на куски!» – крикнули сборщики и послали обоих с ослом и поклажей в таможню.
Когда они явились к начальникам, все изумлялись ловкости этого обмана и спрашивали, чья это проделка, а когда вор сказал, что это он придумал, то ему пришлось бы плохо, но он так умолял их, что с него взяли только сорок сольдо и с каждого динария тринадцать, что составило сумму в двадцать восемь лир. В течение того месяца, в котором была украдена свинья, весть о мошенничестве дошла до человека, у которого ее украли и который, размышляя об этой проделке и над тем, кто и как это сделал, решил, что дворянин не такой человек, который бы мог прокормить две свиньи. Он стал искать и расспрашивать и узнал, что большая из свиней принадлежала ему. Тогда он послал человека к тому, кто его обворовал, и велел предложить ему на выбор одно из двух: либо пусть тотчас же уплатит за свинью, либо он пойдет к судье. Дворянин это требование удовлетворил, прибавив, что он не украл свинью, а ему ее доставили на дом.
Таким образом, этот дурной человек не попал на виселицу, как того заслуживал, но все же частично получил по заслугам, потому что остался без свиньи, с большим убытком и великим позором, потеряв на этом деле более десяти флоринов. Поэтому ты не ошибешься, если не будешь трогать чужого добра, ибо не умри этот человек в скором времени после того и не окончи своих дней, он покрыл бы позором и себя и свое потомство.
Новелла 147
Один богач, желая надуть сборщиков податей, наполняет свои штаны яйцами. Предупрежденные об этом, сборщики, когда он проходит мимо них, заставляют его сесть. Все яйца лопаются, вымазав его седалище. Заплатив за обман, он остается опозоренным
Рассказанная выше новелла приводит мне на память другую – о богатом флорентийце, но более жалком и скупом, чем Мидас, который, желая надуть сборщиков податей менее, чем на шесть динариев, заплатил за это в ущерб себе и с немалым позором большую сумму, хотя и прикрыл свое седалище броней из яичной скорлупы.
Итак, это был дурной человек, богач с состоянием в двадцать тысяч флоринов, имя которого было Антонио (прозвище же я не хочу назвать из уважения к его родственникам). Однажды, когда он находился в деревне и желал послать во Флоренцию две дюжины или три десятка яиц, слуга сказал ему: «Придется вам заплатить пошлину, потому что за каждые четыре яйца взимается по динарию».
Когда Антонио услышал это, он взял корзину, позвал слугу, пошел к себе в комнату и сказал: «Бережливость хороша всегда! Я хочу сберечь эти деньги».
Сказав это, он поднял спереди полу и начал засовывать себе в штаны яйца, беря их по четыре сразу.
Слуга спросил: «Куда это вы их кладете? Ах, вы не сможете таким образом идти».
Антонио ответил: «Не смогу? Мои штаны такие глубокие, что в них поместятся не то что яйца, но и куры, которые их снесли».
Слуга отвернулся и перекрестился от изумления, а Антонио, упрятав все яйца, которые у него были, в штаны, двинулся в путь И шел, широко расставляя ноги, точно у него в штанах находились два гребня для расчесывания пакли. Когда он подошел к городским воротам, то сказал слуге: «Иди вперед и скажи сборщикам, чтобы они попридержали немного ворота».
Слуга это исполнил, но не смог удержаться от того, чтобы не рассказать одному из сборщиков обо всем, под величайшим секретом. Сборщик же рассказал это остальным: «Вот вам самая забавная история, которую вы когда-либо слышали; сейчас пройдет мимо такой-то, который идет из своей усадьбы, и штаны у него полные яиц».
Один из сборщиков говорит: «Ах, предоставьте это дело мне, и вы увидите забавные вещи!»
Остальные отвечали: «Делай как хочешь!»
И вот подходит Антонио: «Добрый вечер, честная компания и т. д.».
Сборщик этот говорит: «Антонио, подойди-ка сюда и отведай хорошего винца».
Тот отвечает, что не желает пить.
– «Ты это, конечно, сделаешь». Сборщик тянет его за плащ, ведет куда нужно и говорит: «Присядь-ка!»
Тот отвечает: «В этом нет надобности» – и ни за что не хочет сесть.
Тут сборщик говорит: «Я могу и усадить человека насильно, желая оказать ему честь». И все понуждают Антонио сесть на скамью.
Когда тот садится, то всем кажется, что он сел на мешок со стеклом.
Сборщики спрашивают тогда: «Что это под тобой, что так сильно затрещало? Привстань-ка немного!»
Старший говорит: «Антонио, тебе следует желать, чтобы мы исполняли наши обязанности. Мы хотим посмотреть, что находится под тобой и что производит такой треск».
Антонио отвечает: «Подо мной нет ничего», и он поднял плащ, говоря: «Это, должно быть, заскрипела скамья».
– «Какая там скамья? Это не похоже на скрип скамьи. Подними-ка плащ, причина должна быть иная». И они заставляют его потихоньку поднять плащ. Коротко говоря, они видят нечто желтое, стекающее по его чулкам, и спрашивают: «Что это такое? Мы хотим осмотреть штаны, откуда как будто течет эта жидкость».
Антонио слегка передернуло. Другой сборщик быстро встает и говорит: «У него штаны полны яиц».
Антонио отвечает им: «О, не сомневайтесь: все яйца были битые, и я не знал, куда их положить, а что касается пошлины, то это сущий пустяк».
Сборщики спросили: «Их, должно быть, было несколько дюжин?»
Антонио ответил: «Честное слово, их было всего только три десятка».
Сборщики тогда сказали: «Вы как будто порядочный человек и даете честное слово, но как нам верить вам? Если вы обманываете город по такому пустячному поводу, то можете это сделать и в крупном деле. Знаете, как говорится: „Если собака лижет золу, ей нельзя доверить муки!" Ну, ладно, оставьте нам залог, а завтра утром вам придется сходить по начальству и рассказать о случившемся».
Тут Антонио воскликнул: «О, боже мой, я буду опозорен! Возьмите все, что хотите».
Тогда один из сборщиков предложил: «Ну, хорошо, не будем позорить граждан. Плати вместо одного динария тридцать».
Антонио опустил руку в кошелек и заплатил восемь сольдо, а затем дал им один гроссо и прибавил: «Берите и выпейте на него завтра утром, но я прошу вас об одном: ничего и никому не говорите».
Они обещали так и сделать, а Антонио отправился с седалищем, вымазанным яичницей.
Когда он вернулся домой, жена спросила его. «Что ты делал там столько времени? Я думала, ты остался в городе».
– «Черт возьми, – ответил тот, – я сам не знаю», и он стал поддерживать себя внизу руками и пошел, широко расставляя ноги, словно у него была грыжа.
Жена спросила: «Уж не упал ли ты?»
Тогда Антонио рассказал о том, что с ним приключилось. Когда жена услышала это, то принялась восклицать: «О жалкий неудачник, слыхали вы что-нибудь подобное, будь то в сказке, будь то в песне? Дай бог здоровья сборщикам, которые тебя опозорили, как ты того заслуживал».
Антонио же сказал ей: «Ну, замолчи».
Но она продолжала: «Что тут молчать! Будь проклято все твое богатство, когда оно доводит тебя до такого срама! Ты, верно, хотел высиживать яйца, как курицы, когда они выводят цыплят. Разве тебе не стыдно, что эта новость обойдет всю Флоренцию и ты останешься навсегда опозоренным?»
Антонио же ответил: «Сборщики обещали мне молчать».
Жена на это сказала: «Вот еще новая интересная новость. Мы не доживем до завтрашнего вечера, как вся округа будет знать об этом». (И так и случилось, как она сказала).
А Антонио ответил ей: «Ну, так вот, жена, я ошибся. Будет об этом твердить. Разве ты сама никогда не ошибалась?»
Она ответила на это: «Разумеется, я, вероятно, ошибалась, но – чтобы класть себе в штаны яйца, – этого не бывало».
Тут Антонио заметил ей: «О, так ведь ты их и не носишь».
А жена ему в ответ: «Велика беда, что я их не ношу. А если бы я их и носила, то скорее ослепла бы, чем поступила бы так, как ты. И мне стыдно было бы показаться после этого на глаза людям. Чем больше я об этом думаю, тем больше удивляюсь, что ты из-за каких-то двух динариев покрыл себя навсегда позором! Если бы ты еще мог соображать, то навсегда бы утратил веселость. Ведь вот и мне будет стыдно появиться среди женщин и всю жизнь будет казаться, что обо мне будут говорить: посмотрите, вот жена того, кто прятал в штанах яйца!»
Тут Антонио сказал ей: «Ну, будет об этом! Остальные молчат, а ты, кажется, хочешь все разгласить».
Жена ответила ему: «Я-то помолчу, но не станут молчать те, которым это известно. Говорю тебе, муж мой, тебе и раньше цена была не велика, а сейчас уже оценят тебя по твоим заслугам. Меня выдавали замуж за богача, но, можно сказать, выдали за негодного человека».
Антонио, которого жена уже не раз назвала дураком, подумал и сознался наконец, что совершил большую гадость и что жена его говорит сущую правду. И он смиренно попросил ее помириться с ним и впредь, если он в чем напутает, чтобы она посчиталась с ним сама. Жена начала немного успокаиваться и сказала ему: «Ну, ладно. Неси свою голову на базар, а мне она ни к чему».
На этом дело и кончилось. Разве мы не скажем после этого, что женщины часто в отношении многих положительных качеств гораздо выше мужчин? Какими различными способами эта достойная женщина отделала своего мужа. Она настолько же отличилась среди женщин, насколько он унизил себя среди мужчин. Всякий рассказ в конце концов всегда теряет свой интерес, но не во Флоренции, где об этом случае всегда рассказывали на потеху граждан и в осуждение нашего приятеля Антонио. А он сам, чтобы служанка не заметила, снял с себя штаны и приказал поутру согреть себе крутого щелока и вылил его чуть свет в таз, а вечером велел подать еще таз щелока, в котором вымылся снова. Но на простыне продолжали оставаться желтые пятна, которые вышли только после нескольких ванн. Эти ванны были совершенно необходимы, так как желтки вместе с белками и скорлупой образовали корку, заклеившую все его седалище. Таким образом, этот жалкий человек сберег пошлину за тридцать яиц и был опозорен настолько, что об этом случае рассказывали долгое время и рассказывают еще и сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64