Перед тем как разойтись, поговорили о новом матросе.
Капитан был очень доволен, что «Спасенный» (правда, если судить по тем нескольким дням, что он провел на баке) на всех произвел благоприятное впечатление.
– Я рад сообщить вам, сеньоры, – сказал капитан напоследок, – что наш «Спасенный святой девой» не только опытный моряк, но еще с детства приучен к черчению карт и к граверному делу. Не знаю, каков он будет в бою, если мы встретимся с неприятелем, но я выяснил, что по его гравюре на меди была даже отпечатана карта, изданная в Страсбурге… Ну, ну, сеньор боцман, попробуй-ка сказать, что все это помешает Руппи быть хорошим матросом!
Три дня пришлось Франческо дожидаться, пока боцман выберет время, чтобы показать ему «Геновеву», но тому все было недосуг. Однако Франческо и сам убедился, что у боцмана действительно дел по горло и на корабле он человек незаменимый.
Матрос Сигурд Датчанин, которому наконец было поручено ознакомить новичка с кораблем, оказался славным малым. Впрочем, для Франческо это не явилось неожиданностью: он с первого же дня своего появления на баке запомнил дружескую улыбку, осветившую угрюмое лицо Датчанина.
По-кастильски Сигурд говорил не хуже Франческо, но мог еще кое-как объясниться и по-португальски.
Вопросов новичку он не задавал, но объяснял ему все охотно и обстоятельно. О себе сообщил, что прапрадед его был рыбаком, прадед – матросом, дед – матросом, отец – тоже. И что у них в роду так и повелось: старший сын обязательно уходит в море.
Показать «Спасенному» корабль боцман поручил Сигурду Датчанину, потому что ему здорово повредило руку брашпилем – разбило пальцы и содрало кожу с локтя. Сеньорита перевязала его и успокоила, что рука действовать будет, но, пока рана не заживет, он от работы был освобожден.
К удивлению Франческо, суровый Сигурд мог и пошутить. На вопрос новичка, не трудно ли ему будет целый день ходить по кораблю, Датчанин ответил:
– Хожу-то я не на руках. А ноги у меня целы! – И добавил: – Показать нашу «Геновеву» каждый захочет. Как не похвастаться таким кораблем!
Очевидно, капитан всю свою команду заразил любовью к «Геновеве».
– Вот я задам тебе один вопрос, – сказал Сигурд. – Сколько, по-твоему, платят испанцы матросам на своих кораблях? – И тут же сам себе ответил: – Думаю, в месяц не больше тысячи мараведи… А палубным и того меньше. Тебе сколько положили?
Франческо смутился:
– У нас еще об этом разговора не было. Меня ведь, знаешь, больного на берегу подобрали… Вылечили, приодели…
– Ничего, ничего, – обнадеживающе заметил Датчанин, – ни сеньор капитан, ни сеньор маэстре тебя не обидят. У нас ты будешь получать больше, чем на любом корабле, а все потому, что на «Геновеве» каждый матрос, кроме морского дела, знает еще какое-нибудь ремесло. И тебе что-нибудь подыщут. Вот мы с сеньором капитаном и договорились, что лишних людей в команде держать не будем. А что приходилось бы плотникам, да бочарам, да конопатчикам платить – поровну на всю команду разделят… А нам и без того по тысяче двести мараведи по договору положено… А тут еще по сто восемьдесят прибавки набегает… Словом, вернешься домой – сможешь год ничего не делать… Правда, в случае, если неприятеля встретим, нам всем жарко придется: людей-то, сам знаешь, у нас немного… Но ничего, справимся! А вообще-то народ у нас дружный. И опытный. Возьми, к примеру, Федерико: он у нас и бочар и по сапожной части, ведает починкой сапог всей команды и командиров… Но он и бочар хороший… А Эрнандо и пол настелит и любой камзол тебе сошьет.
Франческо присутствовал при том, как боцман наставлял Сигурда:
– Трюм, и зарядные ящики, и бак, и ют ему покажи, и колодец для помпы, и как помпа работает… И пусть разок ломбарду зарядит…
Датчанин решил, что сперва надо осмотреть каюты.
– Пошли! – сказал он. – С этим надо управиться пораньше. Правда, ни сеньора маэстре, ни сеньора пилота, ни боцмана днем в каютах не застанешь. Но вот гляди: сеньор капитан, сеньорита и сеньор эскривано вышли на палубу – это чтобы нам не мешать.
– Или чтобы мы им не мешали? – Франческо улыбнулся.
– Может быть, и так… В средней каюте, по правилам, должны бы размещаться пилот, эскривано и боцман, – пояснил Сигурд. – В первой малой – сеньор капитан, а во второй – сеньор маэстре. Но с давних пор ее занимает сеньорита, вот сеньор маэстре и перебрался в среднюю. Ну, места там всем хватает!
– А удобно ли, что мы в отсутствие хозяев будем осматривать их каюты? – спросил Франческо.
– Удобно, раз они ушли для того, чтобы мы могли все рассмотреть.
На юте «Геновевы» тоже была высокая надстройка. Внизу помещалась средняя каюта, а над ней – две малые.
Каюту сеньориты Франческо мог обстоятельно изучить за время своей болезни, но тогда ничто, кроме зеркала, не привлекло его внимания. Только сейчас он оценил как следует красивые, отделанные бронзой двери, бронзовые же затейливые задвижки у окна и в особенности небольшой глобус, которого раньше в каюте как будто не было.
Вторая каюта – сеньора капитана – была почти пуста. Только над койкой красовалось на стенном шкафчике чучело какой-то птицы. Очевидно, сеньор капитан был охотником. У окна стоял стол с привинченной к нему медной чернильницей. Бумаги и перья, если они у капитана были, хранились, надо думать, в ящиках стола.
Средняя каюта была много меньше матросской, но и обитателей в ней было много меньше. А вот стол был побольше капитанского. Верхнюю его доску, как пояснил Сигурд, по мере надобности можно приподнимать под небольшим углом.
«Пригоден для черчения», – определил про себя Франческо.
Сеньорита была несправедлива к сеньору эскривано: его книги и бумаги на столе были сложены в завидном порядке.
– А ты, «Спасенный», даже не глянул вверх! – сказал Датчанин уже при выходе из каюты.
Франческо поднял голову.
– Господи! – невольно произнес он.
Потолок каюты был выкрашен в нежно-голубой цвет. В широкое окно было видно море в легкой ряби, а над ним – голубое, нежное, ленивое небо.
– И кто же это придумал? – спросил он. – Сколько я плаваю, а такого на кораблях никогда не встречал…
– Сколько бы ты ни плавал, – перебил его Сигурд, – тебе такие девушки, как наша сеньорита, никогда не встречались… Это она велела выкрасить потолок средней каюты в небесный цвет. Сеньор эскривано ведь почти никогда не выходит на палубу, и ей захотелось, чтобы хоть в каюте над ним было что-то голубое…
Осмотреть «Геновеву» Франческо в тот день не удалось: сеньор пилот позвал его проверить кое-какие записи в судовом журнале.
Глава четвертая
РАЗГОВОР НА ПАЛУБЕ И РАССКАЗ СЕВЕРЯНИНА
– Ну, кончай наконец с лагом, Руппи! – сказал боцман вечером, проходя мимо. – Давай! Со мной дело пойдет быстрее! – и чуть не вырвал из рук Франческо ампольету.
Франческо еще раз забросил лаг, а боцман в то же мгновение ловко перевернул песочные часы… Никому, конечно, и в голову не могло прийти, что делает боцман это хуже, чем тот же Педро Маленький, или Сигурд Датчанин, или Хуанито… Травить лаг все в команде любили, и к тому же это была самая легкая палубная работа.
Но ни Педро, ни Сигурд, ни Хуанито никогда не возражали, если Франческо забрасывал лаг по два, по три раза. Аккуратно переворачивая ампольету, они терпеливо следили, как тонкая струя песка сбегала вниз.
А боцман справлялся с этим делом быстрее и решительнее.
– Два замера сделали, и хватит! – сказал он. – А то вы, как малые ребята, готовы изо всего игрушки делать… Запиши в журнал… Тебя сеньорита зачем-то звала…
– Сеньор боцман, не беспокойтесь, журнал я сам снесу сеньору пилоту. А может, закинуть еще разок? – добавил Франческо просительно.
– Тебе, наверно, наговорили в большой каюте, что у нас нужно работать с утра до ночи! Они это умеют!
– Да никто мне ничего не говорил, – оправдывался Франческо, так и не выпуская лага из рук. – Просто мне самому любопытно…
– Вы скоро освободитесь, сеньор Франческо? – услышал он голос сеньориты. – Ничего, сеньоры, продолжайте, я не стану вам мешать… Даже могу помочь. Давайте сюда журнал, сеньор Франческо, – вам ведь неудобно держать его на колене… А сеньор боцман даст мне ампольету, не правда ли? – Она весело повернулась к боцману: – Сеньор Руппи еще раз закинет лаг, а я запишу…
Франческо закинул лаг и, наматывая канат на барабан, стоял, наклонившись и подсчитывая узелки. Пальцы его внезапно окоченели, а спине стало жарко.
– Все? – спросила сеньорита, записав последний замер. – Вот и хорошо… Смотрите, солнышко еще не зашло, а уже над нами слабо-слабо проступают звезды…
Боцман, покашливая, дожидался.
– По правилам, судовой журнал никому показывать не положено, – сказал он наставительно. – Но, уж конечно, ради сеньориты…
– А я в журнал и не заглядывала, – сказала девушка, – записала только нужные цифры…
Боцман не уходил.
– Сеньор боцман, не беспокойтесь: если сеньору Руппи трудно это сделать, я сама снесу журнал сеньору пилоту.
– Вот тогда пилот всыплет вам обоим! – Боцман даже фыркнул в бороду и, чуть ли не вырвав у Франческо лаг с тяжелым барабаном, а у девушки – журнал, зашагал к средней каюте. – На сегодняшний день, Руппи, можешь быть свободен, – бросил он уже на ходу, аккуратно пристраивая песочные часы на барабане и свернув кольцами канат лага. – Только фонари проверь!
– В той стране, откуда я родом, – задумчиво сказала сеньорита, – звезды такие же и созвездия те же, но небо у нас часто бывает покрыто облаками. А когда облаков нет, звезды все же затянуты какой-то дымкой…
Она помолчала, потом добавила:
– Я давно уже хотела попросить вас, сеньор Франческо, чтобы вы разрешили мне когда-нибудь отстоять с вами ваши четыре часа ночной вахты…
– Это было бы для меня большое счастье, сеньорита, – смущенно отозвался Франческо, – но дело в том, что по морским правилам вахтенный обязан держать вахту один… Или с подвахтенным, таким же матросом, как и он… Иначе его внимание может отвлечь любая мелочь… Я сказал что-нибудь не так? – обеспокоенно спросил он, потому что девушка потянула его за рукав. Франческо оглянулся. Нет, лицо сеньориты было доброе и спокойное…
– А можно, – спросила она робко, – я выскажу вам другую свою просьбу? Меня так и тянет посидеть на палубе ночью и полюбоваться на звезды… Но еще в детстве, когда я видела что-нибудь прекрасное, мне всегда хотелось, чтобы кто-нибудь разделил со мною эту радость…
– О, я отлично понимаю вас, сеньорита! Действительно, вероятно, у всех бывает такое чувство. Помню, когда я в первый раз увидел созвездие Южного Креста, я чуть не закричал от восторга!
«Дядя прав, – подумала девушка, – никакой сеньор Томазо не правил его дневников!»
– Вы не поверите, сеньорита, но я готов был поднять команду звоном колокола… Мне хотелось… Нет, мне, как и вам, было просто необходимо позвать хоть кого-нибудь…
– Скажите, сеньор Франческо, у вас сегодня был очень трудный день? – спросила девушка. – Да, впрочем, что я! Ведь сама видела, как вы возились с лагом! Да еще пойдете проверять фонари, и все-таки… Хочу вас попросить: посидите часок со мной ночью на палубе… Знаю, вы, наверно, думаете: бездельница, белоручка – вот ей и охота полюбоваться на звезды… А я, поверите, уже третьи сутки сплю по три-четыре часа… Все правлю карты и записи дядины и сеньора Гарсиа.
– Сеньора капитана? Карты?
– Для дяди переписываю кое-какие бумаги, а карты – для сеньора Гарсиа… И знаете, как это ни смешно, но одну меня ночью на палубу ни тот, ни другой не пускает: как же – сыро, ветрено, малютка может схватить какую-нибудь болезнь! Или еще хуже: может – защити ее, святая дева! – услышать, как ругнется кто-нибудь из матросов или вообще увидеть что-нибудь неподобающее… – Сеньорита весело расхохоталась… – Сеньор Франческо, давайте все же сбежим сегодня ночью на палубу! Хоть на полчаса! И полюбуемся на звезды… Может быть, я за это время не увижу и не услышу ничего недозволенного…
– При вас, сеньорита, – сказал Франческо серьезно, – никто из матросов не произнесет ни одного слова, которое могло бы оскорбить ваш слух!
– Это что, отказ?
– Христос с вами, сеньорита! Я после вечерней поверки буду ждать вас у штурвальной будки.
– А о чем вы задумались? Может быть, я ошибаюсь, но мне показалось, что на лицо ваше набежала какая-то тень…
– Я не знаю даже, сеньорита, вправе ли я говорить об этом… Но вот вам известно, как меня зовут, кто я родом, куда и зачем я еду…
– Сеньор Франческо, я читала только ваши генуэзские дневники… О вашем пребывании в Сен-Дье, о поручении, которое вам там дали, я почти ничего не знаю… Простите, я перебила вас…
– Да, а я только и знаю о вас, что вы сеньорита.
– Увы, до сих пор еще не сеньора, хотя мне скоро исполнится двадцать четыре года…
Франческо молчал.
– Что же вы не уверяете, будто на вид мне можно дать гораздо меньше, как сделал бы каждый учтивый кавалер?
– Вы, вероятно, уже поняли, что это не так.
– Сеньор Франческо, – предложила девушка, – давайте присядем здесь, на бухте каната. – И добавила: – Поверьте, мне очень хотелось бы, чтобы вы знали хотя бы имя, которое мне дали при крещении. Но вы, вероятно, заметили, что ни меня, ни дядю здесь никто не называет по имени. Только и слышишь: «сеньорита» или «сеньор капитан». Притом так обращается к нам и наш дорогой друг сеньор Гарсиа. Я понимаю, вам, конечно, любопытно…
– Нет, я совсем не любопытен, сеньорита, – сказал Франческо, – но ваше имя я хотел бы знать!
Девушка положила руку на локоть Франческо:
– И этого я сейчас сказать не вправе… Но погодите, мы доберемся до Кастилии, и вы будете посвящены во все наши тайны… А может быть, и раньше, сеньор Франческо… Фран-че-ско, – повторила сеньорита по слогам. – Это ваше полное имя, а как вас называют отец, мать или жена?
– У меня нет ни отца, ни матери, ни жены… А человек, который заменил мне и отца и мать… – Франческо с трудом проглотил слюну. – Мой дорогой хозяин и учитель сеньор Томазо умер в Генуе, и меня даже не было с ним в его последний час! Он называл меня «Ческо»… И кое-кто из друзей называл меня так… Но это было давно, в пору моей юности…
– А вы верите, что женщина может быть настоящим другом мужчине?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41