Он решил, что это церковный гимн, и опять уткнулся в газету.
Он не видел, как к ним вошла Софи, но услышал ее голос:
– Вы?!
Габриэль опустил газету на колени. Софи смотрела на него с нескрываемым осуждением. Он широко улыбнулся, не обращая внимания на ее враждебность.
– Доброе утро, мисс Софи! Вы отлично выглядите. – Он сделал глубокий вдох, как будто ему не хватало свежего воздуха, и просиял: – Чудесный денек, не правда ли? Самое время для путешествия.
Софи была в том же платье, в котором он встретил ее в первый раз. На руке у нее висела плетеная корзина с Тибальтом.
– Оставь нас в покое, Габриэль, – процедила она сквозь зубы.
– Софи! – возмутилась Джунипер.
– Нет, я не оставлю тебя в покое, милая Софи, – сказал Габриэль. Ему хотелось слопать ее на завтрак. Вот только жаль, что она колючая, как кактус! – Я доберусь до Хардвика первым и сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать тебе его убить.
– Предоставь это мне. Человек, который тебя нанял, будет просто счастлив, узнав, что Хардвик мертв.
Габриэль покачал головой:
– Нет. Я привезу его на суд.
– Вы зря теряете деньги налогоплательщиков, – фыркнула Софи.
Поставив корзину на сиденье, она пристроилась рядом и обратилась к своей тетушке:
– Какой приятный цвет, Джунипер! Ты вяжешь свитер?
– Да, милая. Тебе нравится цвет?
Софи потрогала рукав будущего свитера.
– Да. Очень яркий, привлекает взгляд. Какой большой свитер! Ты вяжешь его для дяди Джерома?
– Нет, – спокойно ответила Джунипер и опять принялась напевать.
Габриэль наконец-то узнал мелодию. Это был церковный гимн радости и хвалы – один из любимых гимнов его отца.
Сегодня утром у него было отличное настроение. Ему удалось не упустить Софи Мадригал и совершить с ней еще одну дальнюю поездку на поезде. Очень тихо он стал подпевать Джунипер, подстраиваясь под ее мурлыканье.
Спицы перестали мелькать в руках Джунипер. Она удивленно обернулась к Габриэлю. Он улыбнулся и поощрительно кивнул. Джунипер перестала мычать и чистым тонким сопрано принялась выводить слова гимна.
Габриэль взглянул на Софи, чтобы узнать, как она реагирует на их маленький концерт. Она сидела, изумленно открыв рот и вытаращив глаза. Ему стало смешно. Он запел громче, зная, что у него красивый баритональный бас. Когда в юности он пел гимны на отцовских проповедях, дамы плакали от умиления.
Тибальт выглядывал из своей корзинки, ухватившись толстой лапкой за ее край, и нюхал воздух, как будто в нем пахло чем-то вкусным. Софи рассеянно погладила свою собачонку. Габриэль и Джунипер перешли к третьему куплету. О Боже, вот уже много лет он не пел церковных гимнов!
Габриэль взял Джунипер за руку.
– Подпевай, Софи!
– Да, милая. Это же твой любимый гимн!
Софи хмуро покосилась на тетушку. Габриэль затянул последний куплет.
К его удивлению, к их голосам присоединился третий голос. Он взглянул на Софи. Та нахмурилась, но продолжала петь. У нее был приятный альт. Ему опять захотелось смеяться.
– А-минь! – протяжно пропело трио, завершая гимн.
В столь ранний час вагон для курящих, в котором они сидели, был пуст, если не считать двух джентльменов, по виду коммивояжеров. Когда прозвучало «аминь», мужчины зааплодировали. Габриэль шутливо поклонился, не вставая с места. Джунипер смущенно улыбнулась. Софи, однако, даже не потрудилась повернуть голову. Габриэль решил, что она стесняется.
Щеки Софи расцвели румянцем совсем как у тетушки Джунипер. Тибальт радостно махал хвостиком. Габриэль не мог вспомнить, когда в последний раз ему было так легко на душе. Наверное, в этих церковных гимнах заложено нечто поднимающее настроение. А может, его вдохновили красивая мелодия и чудесное слияние их голосов.
Джунипер захлопала в ладоши:
– Отлично! Давайте споем еще один гимн!
– Послушай, тетя Джунипер, – пробормотала Софи, – в вагоне есть и другие люди. Что, если им не нравится наше пение?
– Не волнуйтесь, леди, – сказал один коммивояжер, помахивая сигарой, – я уже давно не слышал такого прекрасного пения.
Габриэль тронул ее колено.
– Давай споем, Софи! Не будь такой упрямой. Даже Тибальту понравился наш гимн.
Он почесал мопса за ушами. В знак благодарности пес лизнул ему руку.
– Вот видишь? Ты же не хочешь расстроить Тибальта?
Она закатила глаза.
– Ну ладно, споем, раз тебе так хочется.
Он подмигнул, с удовольствием отметив, как Софи опять залилась краской. Ему нравилось ее дразнить.
– Итак, что мы споем? – радостно спросила Джунипер. Спицы опять замелькали у нее в руках.
– Дайте подумать. Мой отец любил радостные гимны.
– Я тоже их люблю, мистер Кэйн! – воскликнула Джунипер.
Софи равнодушно смотрела в окно на проплывающий мимо унылый пейзаж.
Габриэль решил оставить ее в покое. Хватит и того, что она им подпевала.
– Я знаю один хороший гимн! – вдруг сказал он, вспомнив любимый гимн своего отца. Он откашлялся и запел. Может быть, ему удастся соблазнить Софи своим сладкоголосым пением, как делали древние трубадуры?
Затянув новый гимн, он покосился на своих попутчиц, чтобы узнать, как им понравился его выбор. К удивлению Габриэля, Джунипер уронила вязание на колени и тревожно взглянула на Софи.
Увидев реакцию Софи, он тотчас оборвал свое пение.
Она сидела, зажав рот обеими руками, чудесный румянец погас, а из прекрасных, словно зеленый нефрит в обрамлении белого мрамора, вмиг потускневших глаз готовы были хлынуть слезы. Он вскочил с места:
– Софи! Ради Бога, прости. Я не хотел…
– Ничего! – крикнула она и кинулась к выходу из вагона, как будто за ней гнались демоны ада. Тибальт выпрыгнул из корзины и с лаем устремился за своей хозяйкой. Но она пронеслась мимо него и мужчин, которые слушали их пение, и скрылась за дверью.
Габриэль ошеломленно уставился на тетушку Джунипер и беспомощно развел руками:
– Что я такого сделал?
– О Боже! – Джунипер прижала ладони к щекам. – Боже! Этот гимн играли на его похоронах. С тех пор Софи не может его слышать.
– На чьих похоронах?
– На похоронах Джошуа.
– Какого Джошуа?
Но Джунипер лишь посмотрела на него своими огромными печальными глазами. Ее лицо было белым как полотно.
– Простите, мистер Кэйн, – сказала она, покачав головой. – Софи не разрешает мне ничего рассказывать.
Черт бы побрал Софи с ее секретами! Уложив Тибальта обратно в корзину, Габриэль поспешил за Софи.
Он настиг ее секундой раньше, чем она закрылась в своем купе, и уперся в дверь ладонями. Она не смогла его оттолкнуть.
– Прекрати, Софи. Мне надо с тобой поговорить.
– Убирайся!
– Нет.
– Будь ты проклят!
Она отпустила дверь, и Габриэль, едва удержавшись на ногах, ворвался в купе. Софи бросилась на мягкое сиденье, служившее ночью кроватью, и ударила кулаком по его спинке. Сердце Габриэля наполнилось жалостью.
Ему захотелось утешить Софи в ее горе. В том, что это настоящее горе, а не мимолетный всплеск эмоций, он не сомневался.
Он сел рядом и положил руку на ее дрожащие плечи.
– Софи, Софи, что мне с тобой делать?
– Ничего! – гневно выдохнула она. – Оставь меня в покое!
– Ни за что. – Габриэль погладил ее напряженные плечи и спину. – Прости меня, Софи. Я не знал, что этот гимн навеет на тебя печальные воспоминания.
– Конечно. Откуда ты мог знать? – чуть слышно пробормотала она.
– Послушай, Софи, – ласково сказал он, – может быть, тебе стоит рассказать…
– Нет!
Он вздохнул:
– Иногда это помогает.
– Нет.
Габриэль замолчал. Впервые за много лет он попытался вспомнить, что делал отец, столкнувшись с людским горем. Отец никогда не сдавался, как бы трудно ему ни было. Он умел вызывать людей на откровенность, и это отцовское качество нравилось Габриэлю. У его отца было призвание.
Габриэль не чувствовал в себе такого же призвания, но прекрасно знал, что посоветовал бы ему отец в данном случае. Преподобный Джордж Кэйн считал, что исповедь очищает. Если человек не избавляется от своих тайн, они начинают подтачивать его изнутри.
Габриэль верил, что за душой у Софи нет никаких преступлений, но понимал, что она тоже нуждается в исповеди.
Интересно, имеет ли это какое-то отношение к Иво Хардвику? Он прищурился.
И кто такой Джошуа?
Он ласково обнял Софи, приложив ее голову к своему плечу, и начал нежно баюкать, шепча на ухо слова утешения:
– Не плачь, Софи. У всех нас свое горе. Время обычно лечит душевные раны, по крайней мере поверхностно. Глубокие раны болят дольше, но и они в конце концов затягиваются.
– Откуда ты знаешь? – спросила Софи. К ней вернулась часть утраченного боевого запала.
– Поверь мне, на мою долю выпало немало огорчений.
Софи продолжала рыдать.
– Кто такой Джошуа, Софи? – спросил Габриэль.
Она резко отпрянула, как от смертельного удара. По лицу ее катились слезы. Ее глаза напоминали два изумруда, притопленных водой.
– Как… как ты узнал про Джошуа? Если тебе наболтала Джунипер…
Он попытался опять притянуть ее к груди, но она отстранилась.
– Успокойся, Софи. Джунипер сказала только, что этот гимн играли на похоронах Джошуа. Она не сказала, кто такой Джошуа.
Софи смотрела на него с нескрываемым недоверием.
– Это был твой возлюбленный, Софи? – тихо спросил Габриэль. – Или муж?
Ее плотно сжатые губы дрожали. Она молча покачала головой.
Черт возьми! Кто же тогда? Брат? Любимый кузен? Или мопс, предшественник Тибальта? Габриэлю не хотелось играть в бабку-гадалку, но как по-другому узнать, кем был для нее Джошуа? И почему его смерть так сильно подействовала на Софи?
Она вдруг обмякла, и он снова прижал ее к груди.
– Все хорошо, Софи, – сказал он, терзаемый любопытством. – Поплачь, если хочешь. Тебе станет легче.
– Нет, не станет, – прошептала она.
В отличие от своего отца, который умел находить нужные слова в любой ситуации, Габриэль молча гладил ее по спине.
Софи плакала, уткнувшись в его рубашку. Габриэль не знал, как долго они так сидели, но в конце концов Софи произнесла:
– Джошуа был маленьким мальчиком.
– Маленьким мальчиком?
Она кивнула.
Черт возьми! В голове у Габриэля выстроилась вереница новых вопросов, но он знал, что сейчас не время их задавать. Если он будет давить на Софи, она разозлится и не скажет больше ни слова.
– Мне очень жаль, – произнес он, чтобы только не молчать.
Она всхлипнула.
Габриэль не знал, что ему делать. Может быть, стоит поговорить с Джунипер?
Но нет. Это будет нечестно. Габриэль не хотел выведывать информацию за спиной у Софи Мадригал.
Наконец рыдания Софи начали стихать. Она отстранилась от Габриэля и сказала дрожащим голосом:
– Прости меня, Габриэль. Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая?
Прическа Софи растрепалась. Габриэль залюбовался копной светлых локонов, в беспорядке рассыпанных по ее плечам.
– Я знаю, что ты не сумасшедшая, Софи, – сказал он, убирая пряди волос с ее лица. – Ты самая разумная женщина, которую я когда-либо встречал.
– Ха!
Габриэль не привык к тому, чтобы хорошенькие девушки с сомнением относились к его комплиментам.
– Можешь мне не верить, но это так.
Она молча пошарила в своем ридикюле, достала носовой платок и начала вытирать щеки.
– Я могу тебе чем-то помочь, Софи? Ты хочешь вернуться в вагон для курящих?
Она покачала головой:
– Нет, спасибо.
Черт возьми, он хотел что-нибудь сделать для нее! Он не мог оставить ее в расстроенных чувствах.
– Может, принести тебе чашку чаю?
– Нет, спасибо.
– Хочешь выпить? Говорят, коньяк помогает успокоиться.
– Спасибо, нет.
Она передернулась.
– Кофе? – не отставал Габриэль.
– Нет! – Она глубоко вздохнула. – Прости меня, Габриэль. Я не хотела на тебя кричать. Просто я очень расстроена.
Он усмехнулся:
– Понятно. Однако раньше ты не извинялась.
Она фыркнула и высморкалась в платок.
– Позволь мне что-нибудь для тебя сделать, Софи. Пожалуйста!
Софи подняла голову, и он увидел ее заплаканное лицо. У Габриэля защемило сердце. Захоти она сейчас, чтобы он стал ее рыцарем в сияющих доспехах, он бы запрыгнул на боевого коня и помчался рубить головы драконам.
Впрочем, ее острый язычок мог убить любого дракона с пятидесяти шагов.
– Принеси мне, пожалуйста, Тибальта. Прости, что я причиняю тебе столько хлопот.
– Вовсе нет, милая, – искренне ответил он.
Ему не хотелось покидать ее даже на короткое время. Боже правый, когда же с ним это случилось?
– Я сейчас.
Пустяки! Это скоро пройдет.
Вернувшись в вагон для курящих, Габриэль увидел, что Джунипер отложила в сторону вязанье и теперь лихорадочно раскладывает карты. Она подняла голову, и он прочитал на ее лице страх.
– О, мистер Кэйн, как там Софи?
Габриэль решил сказать правду:
– Она очень расстроена, мисс Джунипер, но, кажется, ей уже лучше. Она попросила меня принести ей Тибальта.
Джунипер закусила губу.
– Мне так жаль, что это случилось! Но вы не виноваты. Вы же не знали, что значит для Софи этот гимн.
Габриэль кивнул. Его так и подмывало расспросить Джунипер о прошлом Софи, но он понимал, что не следует делать этого. Он не хотел никого предавать. Если Софи узнает, что он выспрашивал Джунипер, она никогда его не простит. А если Джунипер не удержится и все ему расскажет, Софи никогда не простит свою тетушку. И это будет настоящей трагедией. Габриэль чувствовал, что эти двое одиноки в большом и уродливом мире, и не хотел их ссорить.
Он улыбнулся:
– Что сегодня говорят карты?
Она тяжело вздохнула:
– Карты пророчат тяжелые времена. – Вокруг ее глаз появились лучики-морщинки, а губы вытянулись в трубочку. – Как бы мне хотелось, чтобы Софи перестала гоняться за Хардвиком. Это не приведет ни к чему хорошему.
Она печально вздохнула.
– Я не могу ее винить, но месть – нехорошее чувство. Господь в конце концов позаботится обо всех нас.
– Но иногда хочется, чтобы это случилось побыстрее.
– Надо уметь ждать.
Габриэль взял плетеную корзину с Тибальтом и повесил ее на руку.
– Знаете, – сказал он, – я мог бы вам помочь. Мне дали задание отправить Иво Хардвика на суд в Абилин. Если Софи предоставит это дело мне, то Хардвик будет наказан по всей строгости закона, и ей не придется его убивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31