Я подала ему руку, сама не понимая зачем. Пальцы у меня дрожали.
– Куда вам нужно идти?
– Перекресток улиц Кок-Эрон и Платриер, – проговорила я тихо.
– Я доведу вас до улицы Сент-Оноре, там стоит моя карета.
Он повел меня сквозь толпу, которая, несмотря на то что он был одет весьма роскошно, не выказывала к нему ни малейшей неприязни. Он был буржуа, стало быть, свой. Кроме того, его сопровождали несколько широкоплечих лакеев – можно было не сомневаться, что они вооружены.
Только позже, чуть успокоившись, я стала понимать, что этот человек оказал мне большую услугу. Он не поддался соблазну отомстить мне, значит, он благороден. Правда, употреблять такое слово по отношению к человеку, известному своими махинациями и спекуляцией, было немного странно.
– Какими судьбами вас занесло в Пале-Рояль?
– Меня привез адмирал де Колонн.
– Ну, и где же он, этот адмирал? – спросил банкир насмешливо. – Растаял в воздухе?
«Конечно, – подумала я, – он отлично знает о моей связи с адмиралом. И все-таки это очень досадно – то, что он знает».
– Адмирал вовсе не обязан следовать за мной, – произнесла я почти спокойно.
– Безусловно. Однако, по моей крестьянской логике, если уж дама привезена кем-то в Пале-Рояль, то ее следует так же аккуратно отвезти назад.
Он был прав. Крестьянская логика… Было странно слышать об этом от человека, который внешне ничем не отличался от аристократа.
– Вы благородный человек, – совершенно искренне сказала я. – У вас, наверно, сохранились обо мне не самые приятные воспоминания, я вела себя не слишком вежливо, и поверьте, сейчас я… я… словом, я сожалею об этом.
Насмешливо прищурившись, он взглянул мне прямо в лицо:
– В чем же вы видите мое благородство?
– Вы могли бы погубить меня, но не сделали этого.
– Увы, сударыня, вы ошибаетесь. Я не мог погубить вас.
– Но ведь вам стоило сказать лишь одно слово…
– А кто тогда вернул бы мне долг, те многие сотни тысяч ливров, которые я вам дал в рассрочку на полтора года?
Я сжала зубы. Боже, до каких пор я буду так глупа и наивна? Мало того, что я поверила в добрые чувства Клавьера, я еще и высказала их вслух, обнаружив, таким образом, свою невероятную глупость. Немногого же стоит моя голова… Надо было сразу догадаться, что этот торгаш волнуется о своих деньгах, – ведь это я ставила подпись на векселях.
– Вы разочарованы? – издевательски спросил он.
– Нет, – сказала я предельно легко. – Я понимаю вас.
– Вы должны знать, что я вовсе не благороден.
– Теперь я надолго это запомню.
Он улыбнулся, словно мой ответ его позабавил.
А мне действительно стало легче. Раз он думал только о своих деньгах, стало быть, я ничего ему не должна. Можно не утруждать себя благодарностью. Клавьер получит свое, когда я верну ему долг.
– Рене! – окликнул его капризный женский голос. – Долго ли мне еще ждать?
Мы были уже на улице Сент-Оноре, и эти слова произнесла высокая стройная женщина, стоявшая у кареты. Спутница банкира была в великолепном белом платье, с ярким бриллиантовым колье на груди, в роскошной шляпе с белыми страусовыми перьями. Конечно, она может одеваться хорошо, она не аристократка и ей нечего бояться. Я без труда узнала в этой красивой решительной брюнетке Луизу Конта, скандальную актрису, которая часто выступала перед королевским двором. Быстро же она променяла постель графа д'Артуа на постель Клавьера.
– Извините, – банкир галантно приподнял шляпу, – меня ждут, как видите. До встречи, принцесса. До лучших времен.
Не ответив, я быстро пошла прочь. Я и так достаточно унизилась, идя под руку с банкиром, да еще стала объектом внимания актрисы, его любовницы. Хорошо, что меня никто не видел. В такое время, как сейчас, аристократы должны как можно меньше общаться с буржуа.
– У меня нет с ним ничего общего, – прошептала я, облегченно вздыхая, – и очень даже хорошо, что он думал только о деньгах, которые одолжил мне.
Подобрав юбки, я углубилась в лабиринт улочек, ведущих к Центральному рынку. Оттуда было рукой подать до перекрестка Кок-Эрон и Платриер.
У самой калитки я была остановлена тремя оборванцами, вооруженными пиками и пистолетами – вероятно, похищенными из разграбленных оружейных лавок. Я почувствовала отвратительный запах дешевого вина и пота – запах, преследовавший меня еще с Пале-Рояля.
– Что вам угодно? – проговорила я, пытаясь распахнуть калитку.
Они схватили меня за руку, холодное дуло пистолета коснулось моего виска.
– Нехорошо, дамочка! Очень нехорошо убегать от патриотов!
– Вам, сударыня, не мешало бы пожертвовать чем-нибудь для третьего сословия.
Мерзкая ручища одного из них потянулась к моим золотым сережкам:
– Хорошая вещица, правда, ребята?
Я поняла, что им нужно, и невольный вздох вырвался у меня из груди.
– Безусловно, – выдохнула я, – безусловно, господа, вы кое-что получите.
Я поспешно сняла серьги, отдала их этим трем негодяям.
– Вот теперь бегите. Вы сделали хороший вклад в дело патриотов, нация вас не забудет. Вы отличная дамочка.
Хохоча, они пошли прочь, обмениваясь грубыми замечаниями. Оскорбленная, страдая от собственного бессилия, я смотрела им вслед, сжимая кулаки. Тяжелее всего было сознавать, что сейчас никто и ничто не может остановить этих мерзавцев, что нынче обращаться в полицию или взывать к правосудию так же глупо и безнадежно, как сопротивляться грабителям.
Правительство может быть каким угодно скверным. Но есть на свете вещь – и это я знала точно – гораздо худшая. Это уничтожение всякого правительства. Мы жили нынче именно в такое время.
4
Был первый час ночи 14 июля. В доме стояла тишина, и только Жанно хрипло посапывал во сне. Я подошла к постели, губами прикоснулась ко лбу ребенка. Жар был меньше, чем час назад, но малыш горел, и сон у него был тяжелый. Жанно сбросил с себя одеяло, спутанные волосы разметались по подушке, дыхание его было прерывистым, маленькие губы обметало. Сдерживая слезы, я присела рядом, не зная уже, что делать.
Сутки назад, укладывая Жанно спать, я почувствовала, что лоб ребенка необычно горячий. Потом начался непрерывный сухой кашель, от которого мальчик синел и задыхался. Полураздетая Полина, нянька Жанно, среди ночи побежала за врачом, а я осталась с сыном. Толковых врачей разыскать было трудно, королевский лейб-медик Лассон, к услугам которого я привыкла, был в Версале, и Полина привела какого-то аптекаря, оставившего для Жанно какой-то белый порошок, совершенно, впрочем, бесполезный. День прошел ужасно. Жанно кашлял так, что я опасалась за его жизнь. Сердце у меня разрывалось от боли. Сейчас, ночью, я была совсем одна. Полина еще вечером отправилась в Версаль за доктором, а также Маргаритой и Денизой, в услугах которых я нуждалась. Аврора спала в соседней комнате. Меня окружали только мрак и тишина, и беспокойство мое все возрастало. Не в силах сдержать волнения, я поднялась и, ломая руки, зашагала из угла в угол. Черт побери, куда делась эта проклятая Полина?
Эту девушку, провинциалку, приехавшую из Берри, я наняла два месяца назад для присмотра за Жанно и Авророй. Полина мне нравилась, несмотря на свое легкомыслие, кокетство и постоянные заигрывания с мужчинами. Это была яркая, красивая девушка, на год старше меня. И все-таки я, наверно, в ней ошибалась… Может быть, вместо того, чтобы мчаться в Версаль и искать Лассона, она тратит мои луидоры в кабаке с каким-нибудь офицером?.. Тысяча чертей, уже половина второго! Будь я проклята, если не уволю эту девку завтра же утром!
Я закрыла лицо ладонями, сознавая, что собираюсь сделать глупость. Конечно, Полина не виновата, она никак не могла вернуться к этому часу, это случится минут через сорок, а то и больше. До Версаля не так уж близко, а если учесть нынешнее положение в столице и ее окрестностях, то для поездок нужны упорство и мужество.
Плач Жанно заставил меня опомниться. Я бросилась к кроватке, порывисто склонилась над ребенком:
– Я здесь, моя радость, я здесь, я всегда с тобой. Увы, мое присутствие помогало мало. Жанно плакал так жалобно, что я готова была закричать от бессилия и отчаяния. Он бормотал какие-то слова, но, как я ни старалась, ничего не могла понять. Опасаясь, как бы снова не начался кашель, я заставила его проглотить сладкую ментоловую пастилку и напоила липовым чаем:
– Сейчас, любовь моя, тебе сейчас же станет легче. Твоя мама будет рядом, она не отдаст тебя болезни.
Я прилегла рядом с ним, осторожно укрыла одеялом. Жанно затих, снова забывшись тяжелым сном, но его личико, которое я ощущала на своей груди, было очень горячим, я чувствовала его жар даже сквозь свою одежду. Он опасно болен, наверняка… Святой Боже, все святые апостолы, что же я должна сделать, чтобы это прекратилось, чтобы Жанно не страдал? Теперь я не могла даже плакать, чтобы не потревожить уснувшего мальчика. Отчаявшись, я стала молиться, но слова молитвы показались мне такими пустыми и бессмысленными, что я умолкла.
Пальчики Жанно лежали в моей руке и казались такими горячими… Внизу хлопнула дверь. Я не шелохнулась, думая, что мне это померещилось. Но вслед за этим раздался приглушенный голос Полины и насмешливый, веселый баритон Эсташа Лассона.
– Слава Богу! – сказала я шепотом, сбегая по лестнице. – Я думала, что вы умерли!
– Никому не давал повода так думать, мадам. Я примчался сюда по первому же зову, и, кажется, это обойдется вам не меньше чем в десять луидоров.
Меня это не интересовало. С лихорадочным нетерпением я наблюдала, как Лассон тщательно моет руки, потом схватила его за рукав и потащила наверх.
– Как вы спешите, мадам! Не волнуйтесь, я уверен, с ребенком ничего страшного. Кровь Бурбонов, смешанная со свежей кровью аристократии, обычно рождает отменное здоровье и долголетие.
– Сейчас не время для острот! Умоляю вас, быстрее, вы просто несносны в своей медлительности!
Лассон долго слушал мальчика с помощью своей медицинской трубки, выслушивал все шумы сердца и хрипы в груди, проверял пульс и зрачки. Я стояла молча, полностью доверяя ему. Он отложил трубку и повернулся ко мне.
– Ну? – прошептала я.
– Нужно сделать небольшое кровопускание, мадам. Вы, мадемуазель, – он обратился к Полине, – вы должны помогать мне.
– Кровопускание? – проговорила я в ужасе. – Боже, пускать кровь такому маленькому! Вы убьете его. Нет-нет, я ни за что не позво…
Не вступая со мной в разговоры, Лассон довольно грубо взял меня за плечи и, вытолкнув за порог, крепко запер за собой дверь.
– Ужасно не люблю мамаш, которые вмешиваются не в свое дело.
– Вы не смеете так делать! – закричала я, изо всех сил дергая дверь.
– А вас никто и не спрашивает.
Я в бессилии присела на мягкий пуф, прислушиваясь ко всему, что происходило в комнате. К моему удивлению, Жанно не плакал, я слышала только его жалобное бормотание. Потом дверь отворилась, выпорхнула Полина с миской крови, а за ней, вытирая руки, вышел Лассон.
– Вы сидели тихо, мадам. Это весьма похвально.
– Что с ребенком?
– Все в порядке. Кровь пущена, через два часа жар спадет, и лихорадка прекратится. Лекарства я оставил на столике, мадемуазель Полина знает, когда и что принимать. Там пилюли и Доверов порошок…
– Но… что же это за болезнь?
– Коклюш, сударыня. Обыкновенный коклюш. Выполнение моих указаний, свежий воздух, мокрая марля над кроваткой – и ваш сын будет здоров уже через две недели.
– Вы уверены?
– Вы задаете мне этот вопрос каждый раз. Но разве я когда-нибудь ошибался?
Я была такая уставшая, что даже не смогла покраснеть, вспомнив, в каких щекотливых случаях обращалась к Лассону. На ощупь открыв шкатулку, я расплатилась с лекарем.
– Я очень благодарна вам, господин Лассон. Я не знаю никого во Франции, кто бы разбирался в своем деле лучше, чем вы.
Полина приготовила мне крепкий кофе по-венски, чтобы я немного восстановила силы. Мне очень хотелось спать.
– Почему не приехали Маргарита с Денизой?
– Маргарита приедет утром. А Дениза отправилась с Арсеном гулять на лодке в Сен-Клу.
– С Арсеном? Каким Арсеном?
– Да с Арсеном Эрбо, вашим лакеем.
Ах да, я знала это. Дениза явно идет прямой дорогой к замужеству. Арсен – прекрасная партия для нее. Будет хорошо, если она останется у меня. Никто лучше Денизы не умеет гладить мое белье и платья…
В четыре часа утра, прикоснувшись ко лбу Жанно, я поняла, что жар миновал. Личико ребенка с едва заметными тенями под глазами казалось спокойным. Жанно тихо спал. Это был хороший признак. Ужасно уставшая, обессиленная, умирая от желания поспать, я оставила сына на попечение Полины и, устроившись в глубоком кресле, уснула на несколько часов.
5
Проснулась я от шума. Кто-то громко стучал в дверь. Открыв глаза, я обвела взглядом комнату. Жанно по-прежнему спал, губы у него были полуоткрыты, голые ножки выскользнули из-под одеяла. Полины рядом с ним не было. Стук внизу был такой сильный, будто кто-то ломился в дверь.
– Мадам! Мадам! Ради Бога, идите сюда, я не знаю, что мне делать!
Это кричала Полина, голос у нее был испуганный. Встревоженная, я опрометью спустилась вниз.
– Открывайте, черт побери! Именем третьего сословия! Я удивленно взглянула на служанку.
– Это какая-то пьяная банда, – зашептала Полина, – они грозятся выбить дверь. Это грабители… Что прикажете делать?
– Бегите через черный ход в полицию… если в Париже нет больше полиции, приведите какой-нибудь патруль… или, может быть, нескольких королевских гвардейцев.
– Слушаюсь, сударыня.
– Или вот еще что… Бегите лучше на Марсово поле, там вместе с принцем де Ламбеском несет службу мой муж. Пусть едет сюда, и немедленно!
– Но как же… как же вы объясните, что делаете здесь? Ваш муж – он же ничего не знает о ребенке.
– Это моя забота. Бегите скорее, Полина!
– А эти люди – неужели вы их впустите?
– Когда таких людей не впускают, они обычно входят сами.
Я подошла к двери и, прислушавшись, спросила, придавая голосу металлический оттенок:
– Что вам угодно, господа, и по какому праву… Договорить я не смогла. Ответом мне стала такая грязная брань, что кровь отхлынула от моего лица.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5