https://wodolei.ru/catalog/stalnye_vanny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

О, я знаю, что вы думали!.. Если богатство не удастся получить с помощью Фриды, то его можно будет заполучить и без нее. Ведь оставалась еще богатая наследница, с самого начала предназначенная вам в невесты, и вы хотите сохранить за собой эту наследницу теперь, когда покинутая, отвергнутая девушка находится еще в этом доме! Я уже неоднократно имела случай разочароваться в вашем характере, но все же никогда не ожидала подобной низости!Тут слезы заглушили голос Джесси. Густав попытался успокоить ее, просить выслушать объяснения, но все было напрасно. Девушка быстро направилась в смежную комнату, а когда Густав попробовал последовать за ней, дверь тут же заперли изнутри на задвижку. Затем Зандов услышал, как Джесси вышла из комнаты через другую дверь, и понял, что ему больше не удастся поговорить с ней.Оставшись один, Густав дал волю своему гневу.– Ну, это уже слишком!.. Вот что досталось мне в награду за жертву, принесенную ради интересов других!.. Брат, словно бешеный, налетел на меня за то, что я проявил нежность к своей племяннице, а здесь со мной обращаются, как с преступником, оттого что я не проявляю этой нежности. Правда, мне следовало бы раньше посвятить во все Джесси. И все это произошло из-за моей шалости. Меня забавляло создавшееся положение, а она… она плакала в полном отчаянии! Теперь я могу, пожалуй, дожидаться следующего дня, пока Джесси выйдет, а между тем недоразумение ни одного часа не должно оставаться неразъясненным!
Густав, не находя выхода, в отчаянии топнул ногой, но в этот момент за его спиной внезапно раздалось:– Простите… но меня направили сюда.Густав вздрогнул и обернулся. У двери в гостиную стоял незнакомец – маленький господин с красным носом.Он вежливо поклонился и, заметив гневное выражение лица Густава, несколько робко выговорил:– Не имею ли я чести видеть перед собой главу дома Клиффордов? Я только что был в конторе и узнал там, что мистер Зандов уже уехал из города. Но так как мое дело не терпит отлагательства, я и позволил себе приехать сюда на виллу.– Мой брат никого не принимает! – возразил Густав раздраженным тоном, так как в данной ситуации каждая помеха была для него до крайности неприятна.При слое «брат» маленький господин поклонился еще ниже и, подойдя к Густаву, доверительно произнес:– А, так вы, значит, – мистер Густав Зандов, знаменитый немецкий журналист? Я чрезвычайно рад, что на мою долю выпало счастье познакомиться с такой знаменитостью, которую по достоинству ценит и наша фирма.– Что же вам, собственно, угодно? – спросил незнакомца Густав, одаривая его взглядом, говорившим об искреннем желании выпихнуть за дверь поклонника своего таланта.– Я – агент фирмы «Дженкинс и Компания». Я только что приехал сюда с партией переселенцев, и мне необходимо немедленно же посетить нашего уважаемого делового друга. Но так как мистер Зандов не принимает, возможно, вы разрешите сообщить вам то, что мне нужно?Это окончательно лишило Густава последней доли терпения, которой он еще обладал. Принять в такой момент агента фирмы «Дженкинс и Компания» было выше его сил. Поэтому он с величайшей невежливостью накинулся на представителя этой ненавистной ему фирмы:– Я не принимаю никаких сообщений, предназначенных для моего брата. Передайте ему завтра свои известия в конторе. – И вдруг, внезапно перейдя с английского языка на немецкий, разразился резким ругательством: – Ах, чтобы черт побрал этих «Дженкинса и Компанию» и всех их агентов и отправил бы всю банду на их проклятые земли на Западе, чтобы их «человеколюбивые» спекуляции пали на их же собственные головы!Сказав это, Густав быстро вышел через другую дверь.Изумленный агент в полном замешательстве остался глядеть ему вслед. Правда, он не понял части речи, произнесенной по-немецки, но все же ему было достаточно ясно, что слова «знаменитого немецкого журналиста» содержали известную грубость. К своему огорчению, он должен был признать, что не осталось никакой надежды еще сегодня сделать желаемое сообщение. Старшего мистера Зандова нельзя было видеть, а младший… Маленький господинчик покачал головой и, направляясь к выходу, произнес:– Эти немецкие журналисты – удивительные люди!.. Они так нервны, так раздражительны!.. Если делаешь им комплименты, они отвечают грубостью. Нет, наши представители печати куда вежливее, когда говоришь им об их большой известности!Между тем Джесси действительно заперлась в своей комнате и там залилась слезами. Никогда в своей жизни она не была в таком отчаянии, никогда не чувствовала себя такой несчастной, как в эти часы. Только теперь поняла она, как любит человека, которого во что бы то ни стало хотела оттолкнуть.Она уже давно, еще тогда, когда Густав жил в Германии, втайне интересовалась им. Правда, она не знала его лично, но его статьи соткали нить между нею и братом ее опекуна. С каким усердием читала она всегда его статьи, с каким восторгом следила за полетом его мысли!.. Она чувствовала, что вполне разделяет все его взгляды и чувства, и постепенно Густав стал для нее своего рода идеалом. И вот теперь ее идеал явился сюда, чтобы, отказавшись от своего прошлого, отдаться денежным спекуляциям брата. Он трусливо скрыл от него свою сердечную привязанность, стал громоздить одну ложь на другую, лишь бы не потерять обещанного состояния, а когда оно оказалось поставлено на карту, подверглось риску, отрекся от своей невесты и предпочел ей богатую наследницу. Единственным побудительным мотивом всех его поступков был самый жалкий эгоизм, самый низменный расчет. Джесси ненавидела и презирала Густава всеми силами своей души, но сердце ее разрывалось оттого, что она должна была делать это, что она вынуждена презирать именно этого человека.Джесси кинулась на диван и, рыдая, зарылась лицом в подушки. Внезапно кто-то позвал ее по имени и, с испугом приподнявшись, она увидела, что в комнате стоит Густав Зандов. Она вскочила с дивана и воскликнула:– Мистер Зандов, вы пришли сюда? Ведь я же…– Да, вы заперли передо мной дверь гостиной, – перебил ее Густав, – и приказали горничной никого не впускать сюда, но я все же не остановился и невзирая на препятствия проник к вам. Я должен переговорить с вами… это необходимо для нас обоих.– Но я не желаю слушать вас! – воскликнула Джесси, тщетно стараясь вернуть себе самообладание.– А я желаю быть выслушанным, – возразил Густав. – Сперва у меня было намерение послать к вам Фриду в качестве парламентера, но это показалось мне слишком долгим. Она все еще у своего отца.– У кого?– У своего отца – моего брата.Джесси стояла, словно окаменев. Это открытие явилось для нее столь неожиданным, что в первый момент она не могла понять смысла слов. Только когда Густав спросил: «Так позволите ли вы мне теперь оправдаться?» – у нее в душе вспыхнула радостная надежда. Она позволила Густаву взять ее руку, после чего он подвел ее к дивану и, усадив рядом, заговорил:– Я должен покаяться перед вами, мисс Клиффорд, а для того, чтобы все объяснить вам, мне необходимо коснуться далекого прошлого своего брата. Позже я расскажу все подробнее, теперь же вы должны узнать лишь то, что может оправдать меня.Густав все еще держал руку Джесси, и девушка вовсе не протестовала против этого. Она начала теперь верить в возможность оправдания.– Мой брат перенес тяжелую травму в своей семейной жизни, – начал Густав. – Его брак, который, на первый взгляд, сулил полное счастье, закончился ужасным открытием. Он оказался обманутым своей женой и ближайшим другом, и последствия этой катастрофы были таковы, что вместе с семьей он лишился и внешнего благополучия своей жизни. Он не пожелал, да и не мог далее оставаться на родине и отправился в Америку. Здесь его приняли ваши родители. Но он оставил в Германии дочь, тогда еще очень-очень маленькую, свое единственное дитя. В гневе и озлоблении против всего он не желал признавать и ребенка; его дочь осталась у своей матери, которая, получив развод с моим братом, вступила в брак со своим возлюбленным.Густав на мгновение замолк. Все время, пока он говорил, Джесси слушала его с напряженным вниманием, затаив дыхание, затем на ее бледном и мокром от слез лице постепенно стал появляться румянец, который разгорался все более, по мере того, как она слушала рассказ Густава.– Тогда я учился еще в университете, – продолжал он, – и не имел возможности вступиться за Фриду; все мои обращения к брату оставались безрезультатными, но я не покидал свою маленькую племянницу. Глубоко печальна была жизнь бедняжки в семье, где она для всех являлась помехой. Отчим едва выносил ее, мать относилась к ней с полнейшим равнодушием, почти с отвращением, своим подрастающим сводным братьям и сестрам она была совершенно чужой и с каждым годом все сильнее и сильнее чувствовала свое одиночество. Как только я скопил достаточно собственных средств, я заявил о своих правах на эту девочку в качестве дяди, их вполне охотно признали за мной, и я вырвал племянницу из той семьи. Я поместил ее в закрытое учебное заведение, и там она оставалась до смерти своей матери. Эта смерть разорвала некую мрачную цепь, и тогда я решил во что бы то ни стало завоевать для дочери своего брата все принадлежащие ей права.– И ради этого вы приехали сюда, в Америку? – робко спросила Джесси.– Да, только ради этого. Я уже раньше, в письмах, делал кое-какие попытки, но брат всегда отвечал мне суровым отказом. Он грозил прервать всякую переписку со мной, если я еще хоть раз коснусь этой темы. Тогда я возложил всю надежду на личное вмешательство Фриды. Однако выполнение этого плана казалось почти невозможным. Ведь не мог же я отпустить юную девушку одну в далекий путь за океан, а если бы она приехала со мной, то у брата тотчас бы возникли подозрения. В это время умер ваш отец, и у Франца появилась мысль о привлечении к делу нового компаньона, в качестве которого он выбрал меня. При других обстоятельствах я, конечно, решительно отклонил бы предложение ради материальных выгод отказаться от отечества, профессии, независимости – словом, от всего того, что составляло смысл моей жизни. Однако теперь я увидел в том перст Божий. Я сделал вид, что соглашаюсь на предложение брата, и поехал с Фридой в Америку. До поры до времени она оставалась в Нью-Йорке, я же нащупывал здесь почву, а потом под чужим именем ввел ее в отцовский дом. Все дальнейшее вы знаете. Когда истина открылась, пришлось выдержать еще последнее испытание. Разыгралась сцена, грозившая вернуть все на круги своя, но в конце концов в моем брате проснулось родительское чувство, и теперь он вместе со своей дочерью.Джесси с опущенными глазами и горящими щеками следила за этим рассказом, вырывавшим один за другим все шипы, ранее коловшие ее душу. Ей казалось, что она сама испытывает освобождение от тяжелого гнета, как только спала мрачная завеса, столь долго скрывавшая «эгоиста».– Да, мисс Клиффорд, о наследстве теперь и говорить нечего, – после небольшой паузы, с некоторой резкостью произнес Густав. – Хотя оно было предложено мне, и к его достижению я приложил немало труда, но не для себя, а для настоящей, имеющей на него право наследницы. К сожалению, я также вынужден отказаться от чести стать компаньоном торгового дома Клиффордов. Вся редакция «Кельнской газеты» обязала меня торжественной клятвой вернуться к ним, как только окончится мой отпуск, да и, откровенно говоря, мне вовсе не по душе на долгое время посвятить себя «цифрописанию». Я снова возьмусь за свое старое ремесло, которого я вовсе не покинул так позорно, как вы упрекали меня. Ну-с, так как же: вы все еще считаете мою работу за конторским столом заслуживающей такого презрения, как говорили мне до сих пор?Джесси взглянула на него смущенно, пристыженно, но с чувством бесконечного счастья.– Я была несправедлива к вам, мистер Зандов, – промолвила она. – Правда, вы сами виноваты в этом, но… я прошу у вас прощения.Она не могла протянуть Густаву руку, так как он, раз, завладев ею, уже не выпускал; но теперь он наклонился и поцеловал ее руку. Джесси на этот раз не возражала.– Я бесконечно долгие дни с радостью ожидал сегодняшнего объяснения, – сказал он, улыбаясь. – Неужели вы думаете, что я хотя бы час вынес повелительное обращение брата и ваше презрение, если бы не был уверен в том, что в конце концов услышу от вас просьбу о прощении?– И Фрида действительно состояла только под вашим покровительством? – спросила Джесси с сильно бьющимся сердцем. – Вы не любите ее?– Фрида – моя милая племянница, а я – ее глубокоуважаемый дядя, этим и исчерпываются наши взаимоотношения. Так как она теперь обрела своего отца, то и я становлюсь совершенно лишним в качестве «лица, внушающего уважение», старшего над нею. Но поскольку как раз заговорили о любви, то… мне нужно обратиться к вам еще с одним вопросом.Видимо, девушка угадала содержание вопроса – все ее лицо вспыхнуло заревом. Она не осмеливалась поднять глаза, да это и не требовалось. Густав опустился перед ней на колени, и она была вынуждена взглянуть на него, когда он с теплым чувством произнес:– Моя любимая, дорогая Джесси, теперь я должен попросить прощения! Я вел интригу, не смею отрицать – я лгал также и тебе, за что горько поплатился, вынужденный услышать от тебя слишком много неприятного. Но со времени моей встречи с тобой во всяком случае одно осталось и правдивым, и твердым – то чувство, которое возникло во мне, когда я впервые взглянул на твои голубые глазки. Так смени же гнев на милость!Джесси, очевидно, всецело была расположена к милости – об этом сказали Густаву ее глаза, прежде чем уста произнесли первые слова. Зандов с бурной радостью вскочил с колен, и помилование было дано ему самое полное, не оставлявшее желать ничего большего.Через полчаса он и Джесси вошли в комнату Фриды, где Франц Зандов все еще находился со своей дочерью. Густав взял Джесси за руку и, подойдя к брату, торжественно произнес:– Франц, во всем моем бессмысленном плане было по крайней мере одно разумное, даже очень разумное обстоятельство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14


А-П

П-Я