Лица братьев были Снова бесстрастны и невыразительны, граф сидел повернувшись к окну. Аббат заговорил громко и ровно, как бы кончая долгую, согласную беседу.
– Итак, мы договорились, любимый брат мой. Я советую тебе очень обдумать мой совет и поступить, как я сказал. Нам всем грозит опасность. Крестьяне доведены до отчаяния насилиями и поборами светских владык. Они готовы восстать, брат мой, мои монахи лучше знают тайные мысли земледельцев, чем твои многочисленные слуги. Гнев восставших обрушится на рыцарей, но не пощадит и монастырей, ибо бедняки будут искать богатств и не побоятся даже гнева господня. Вот опасность, которую нам надо совместно отразить. Вы молчите, брат? – с легкой насмешкой закончил аббат, – вы утомились с дороги, в монастырской гостинице вам приготовлены комнаты.
Выйдя от аббата брат Эвзебий направился в скрипторий. В большом светлом помещении за столами сидели десять переписчиков. У высокого стола в середине комнаты монах читал вслух священное писание, братья писали под его диктовку. Эвзебий, проходя, склонил голову перед большим распятием у входа и приблизился к среднему столу.
В это время из двери, которая вела в смежную библиотеку, просунулась голова брата Иогана – хранителя библиотеки, живые веселые глаза осмотрели переписчиков и Иоган вышел, он был весел и доволен.
– Братья, видели ли вы замечательную библию из славного города Майнца. Радуйтесь, тяжкому труду вашему приходит конец. Сказали мне, что новое искусство книгопечатания во много убыстряет труд изготовления книг и делает его во много крат дешевле. Размножатся священные книги, как песок морокой, и потекут по земле, как воды весенние. Чудо это огромно и необъяснимо!
– Ложь, визгливо и пронзительно закричал Эвзебий: не бог, а сатана, завладевший Майнцем, сотворил эту богомерзкую книгу. В костер эту книгу и слава нашему высокому труду.
– Если миряне изготовят столько книг, сколько песчинок, кто же купит наши книги? – тоном вопроса сказал один из монахов. Слова его прозвучали веско и все молчали.
Библиотекарь понес поражение, Эвзебий смотрел на него презрительно и торжествовал. Иоган, заклятый враг переписчика, ибо библиотекарь учен и при покровительстве аббата пишет труд: «О кознях и коварствах демонов против людей». В нем, между прочим, сказано: «Укушение блох и вшей производится демонами. Если кто-нибудь сказал бы мне прежде такую штуку, я назвал бы его полоумным. Но теперь я знаю это наверное по моему собственному долголетнему опыту». Брат Эвзебий завидует ученому человеку.
Звон колокола созывает братию в капитульный зал на совещание.
Длинные деревянные скамьи пестрят отдельными черными пятнами, зал постепенно заполняется. Тихо перешептываются монахи, словно беспрерывно перевертываются страницы огромной книги.
Внезапно все встают и сгибаются в поклоне – в зал вступил аббат. Опираясь на высокий посох с загнутым внутрь концом, медленно идет к своему месту неограниченный владыка монастыря.
Аббат поднимается на возвышение и без того крупная его фигура кажется еще грандиознее, лицо спокойно и невыразительно, трепещущая братия никогда не знает часа, когда грянет гром. Садится аббат и вокруг него приор, камерарий, апокризарий и целарий.
В полном молчании у аналоя один из братьев читает житие святого, память которого празднуется в этот день и потом главу из правил жизни монашеской.
Чтение окончено.
Голос аббата: – Поговорим о нашем ордене.
Несколько мелких дел разобрано и тогда неожиданно аббат поднимается:
– Брату Эвзебию было сегодня видение и он молил моего дозволения поведать о нем. Облегчим душу брата.
Эвзебий трудно втащил на возвышение свое грузное тело, осмотрелся кругом, мигая узкими глазками и начал так:
– Братья, вчера в дормитории было жарко и душно, ибо его еще продолжают топить, несмотря на наступление весны. Брат Иоган-библиотекарь сильно храпел и мешал мне заснуть. Брат Иоган всегда храпит неимоверно, должно быть грешные мечтания смущают его в часы ночного отдыха.
Зубы аббата скрипнули: – Дурак! – не сказал, а тихо выдыхнул он. Переписчик самодовольно усмехнулся и продолжал.
– Итак, сон долго не смыкал мои усталые глаза, наконец я впал в забытье. Вдруг слышу тихие шаги приближаются к моему ложу и рука тяжело ложится мне на грудь. Ночной пришелец заговорил и слова его падали, как каменные плиты на мерзлую землю. Страшно мне было братья!
Все стихло, слышно было, как далеко на реке пел перевозчик. Эвзебий блаженствовал, впервые он центр внимания всего монастыря.
«И сказал сатана, да, да это был он, я узнал его. – Шум, многие ужаснулись, но кто-то тихо, но ясно проговорил: – Хорошо, что брат так толст, а то бы дьявол унес его с собой в преисподнюю».
Другой голос: – А как он, выглядел?
Эвзебий понял неудачу и беспомощно остановился. Легкий смешок. Стук посоха владыки установил тишину.
– Сатана сказал, я царь и владыка земли, мне поклонятся народы. Долго теснили меня, но ныне наступает час торжества. Подвластными мне силами магии и чародейства слуги мои выковали новое оружие которым завоюют тысячи тысяч. Все преграды падут перед ним, как стены иерихонские от звука труб. Слово мое услышите и будете думать, что это речь вседержителя, великий соблазн пройдет повсеместно. Вы, укрывшиеся в монастыре, не спасетесь также, незаметно проникну к вам и смущу братию. Ждите, завтра буду с вами.
Как спелая рожь от порыва ветра, дрогнули ряды монахов. Стон вырвался из чьей-то груди, многие вскочили, шепча молитвы.
Брат Эвзебий невозмутимо продолжал, видно хорошо затвердил свою речь:
– Далее совершилось великое, братие! Ударил гром, качнулась твердь и сатана исчез в огне. Запах дыма и серы душил меня. Но вот разлился свет невыразимый и благоухание, предстал передо мной сияющий вестник. Сладостный голос рек: «Да не смутится сердце твое, брат Эвзебий. Бессильны козни дьявола против вашей обители, ибо избрана она милостью всевышнего и даст миру нового святого, сильного перед богом!»
Волнение все нарастало и из глухого общего шума вырвался крик: – имя его?
Тихий доселе голос Эвзебия окреп; преодолевая гул, снова неспешно лилась речь: – и поведал мне дивный посланец – мне суждено открыть козни дьявола. Я узнал творение его, братья!
Все смолкло и, славно царапая сталью по стеклу, неожиданно пискливым голосом заторопился снова Эвзебий.
Вчера вошло оно в наши стены, это – чародейская книга, написанная нечеловеческой рукой. Братья, бегите ее соблазна, я узнал врага, запах выдал его, от книги идет запах огня и серы.
Уже не крик, а рев потряс зал.
Сжечь ее! В костер!
Даже страх перед поднявшимся аббатом не мог прекратить бури. Раздался резкий стук его посоха. Мгновение и все стихло.
– Братья, книга эта присуждается нами к сожжению и пусть с удвоенным прилежанием и верой в бога работают переписчики нашего монастыря, уже прославившиеся прекрасным искусством писания и украшения священного слова.
Аббат остановился, переждал и кинул тяжелый взгляд на приора. Догадливый приор поднялся и спросил:
Скажи, брат Эвзебий, кто избранный сосуд в монастыре нашем?
– Пал я перед вестником на колени, – продолжал Эвзебий – и молил его открыть мне имя избранника и ангел рек – вижу славный путь его, путь поста, молитвы и самоистязаний – имя его Григорий.
Крик человека был остр и замолк точно глубоко вонзился в гробовую тишину окружающего, его издал бледный Григорий и упал в тяжелом припадке, биясь головой о пол.
День кончался, братья вернулись с поля, из мастерских. В монастыре ложились спать после последнего богослужения. Тихо и мрачно смотрели каменные стены, обнесенные широким рвом. Трудно было проезжему отличить монастырь от рыцарского замка.
Только в монастырской гостинице была еще жизнь.
Недалеко от входа в гостиницу разведен костер. В небольшом углуб лении в земле легли тяжелые узловатые коряги, поверх которых с треском пылают сучья. Пламя облизывает сучья, вспыхивает на хвое, и красные уголья сыплются вниз в сплетение кряжей. Временами от легких порывов ветра пламя и дым бросаются в сторону и стелются по земле.
Человек, лежащий у костра, часто подбрасывает хворост: в эти минуты костер ярко освещает его большую жилистую руку, весь он в тени. Их двое у костра – поддерживающий костер, который все время что-то бормочет под нос и второй – тот, что лежит в стороне и молчит.
– Гори, гори веселей, шепчет человек, – не хочешь, тебе мало жратвы? Ничего, потерпи, будут большие пожары. Мы дадим тебе много хорошего дерева, отведаешь благородной человечины, если бы ты мог съесть камни, мы набросали бы тебе груды от замков и стен. Гори, гори – будешь служить народу!
– Что ты шепчешь, приятель? – спросил молчаливый.
– Обмозговываю важное дело. У твоего хозяина – купца в кошеле много денег?
– А тебе зачем знать?
Разговор прервался.
Помолчав, купеческий слуга добавил: – хозяин всю дорогу толковал о каких-то новых книгах!
– Книги и бумаги – козни господ против нас, – в них записывают недоимки и штрафы, мы спалим эти книги, когда придет наш час.
Тьма густела, от леса полз туман, сырость окутывала людей, забиралась под одежду, липла к телу.
Хранитель огня подвинулся ближе к пламени и на мгновенье оно осветило его лицо с густой черной бородой, кустами темных бровей и длинным кривым носом. От игры света и тени черты его лица казались крупнее и резче, глаза таились в глубоких черных провалах. Укладываясь поудобнее, он повернул голову и его собеседник вздрогнул: у этого человека не было уха.
Безухий заговорил снова:
– Огонь прожорлив, как крестьянский желудок. Сегодня я его владыка и хозяин, хочу накормлю или заставлю подохнуть с голоду. Ворчишь, – не нравится? Ну ладно, на еще – и он подбросил несколько сучьев.
В полутьме у костра возникла худая фигура монаха, он подошел так неслышно, словно внезапно сгустился туман.
– Хищные птицы слетаются на огонь – проворчал одноухий.
– Кайтесь! – воскликнул монах. – Кайтесь, ибо исполнились сроки и близок час суда!..
Молчание.
Скоро развернется твердь и бог призовет всех на решение свое, где не будет ни эллина, ни иудея. Кайтесь, смиритесь и ждите – я вещаю об этом вам!
– Смиряться? Ну, нет. Слушай, черная птица. Я тоже силен в богословии. Христос пролил кровь свою за всех нас и искупил всех равно от знатного до пастуха. Так кто же поработил нас крепостных? Будет суд, но здесь на земле и скорее чем ты думаешь.
– Гордыня говорит твоими устами, брат! Взгляни на меня, я был знатен, а ныне на мне власяница и тело покрыл язвами мой бич.
– Хочешь я покажу тебе рубцы, которыми изукрасили меня слуги всемилостивейшего графа моего. Взгляни еще на это, – он протянул к огню свою левую руку – где пальцы на руке, а ухо где? Я не один, нас тысячи, тьмы. Мы придем к знатным и богатым и к вам, служителям их, и потребуем все, что было отнято у вас, отцов и дедов наших.
Вскочил коренастый, растрепанный, страшный, потрясая бесформенным обрубком руки.
Ярко пылал костер, разбрасывая искры. Крестьянин быстро зашагал в бездорожье.
Брат Григорий исчез так же как появился – растаял сгустившийся туман и нет ничего. Остался лежать у костра только купеческий слуга, который вскоре переполз на место, крестьянина и начал подбрасывать хворост. Огонь жил бурно и скоропреходяще, рождались яркие обольстительные цветы и увядали мгновенно, сменяясь другими еще более прихотливыми и влекущими.
В это время два монаха вышли из ворот монастыря и разговаривая направились к гостинице. Это были – старик, ведавший монастырской гостиницей и брат Мартин, посланец аббата, сегодня вернувшийся из далекого путешествия. Они говорили громко, в этот час не опасаясь нескромных ушей.
– Я долго был в отлучке брат и отстал от монастырских дел. Сегодняшнее собрание капитула поразило меня, как удар грома. Чудны дела обители нашей. Расскажи мне брат, что слышно у вас?
Старик очевидно был глуховат, т. к. голос его звучал пронзительно.
– Новый святой объявился у нас соизволением господина аббата.
– Знаю, но почему соизволением аббата? – спросил Мартин.
– Старая лиса – аббат хочет возвеличить свой монастырь и отличиться перед епископом и папой. Да и к тому же надо поправить и денежные дела, паломников становится все меньше и меньше. Что же ему делать? Он выдумывает нового святого. Подожди, скоро его канонизируют, будут чудеса и пойдут толпы больных, калек и просто праздношатающихся. Почему выбор пал на Григория? Во-первых, он сумасшедший и во-вторых, болен и проживет недолго. Умер и мощи готовы!
Интонации старика были злобны и едки.
– Откуда ты все это знаешь, брат?
– Болтливая баба-Эвзебий – рассказал мне все. Смотри молчи об этом, а то знаешь у аббата длинные руки.
– Сам-то говори тише, глухарь!
Брат Мартин беспокойно оглядывался, ему показалось, что в тумане мелькнула фигура человека. Вгляделся пристальнее и решил, что ошибся.
Монахи подходили к гостинице, невдалеке мутно краснели огни костра, за дверью слышались голоса.
Мартин вошел в просторную нижнюю комнату, в которой около печи сидел купец и слуга графа Эрбаха, беседа их шла медленно и – осторожно. Купец рассказывал: – Пришлось мне проездом быть в городе Майнце и узнал я, что в этом городе, славным торговлей хлебом и вином, изобретено новое примечательное искусство – искусство изготовления книг без переписчиков. Будут их печатать, как картинки или карты, легко и в достаточном количестве. Тогда сможем мы, купцы, продавать их на ярмарках, богатым людям и монастырям и думаю получим хорошие прибыли, если умеючи возьмемся за дело.
– Мудрый аббат наш – прервал купца Мартин – осудил это искусство, как бесовское. Благочестивыми руками монахов-переписчиков должны изготовляться священные книги!
– Чтение – монашеское дело. Господин мой, слава господу, плюет на грамоту, да и нам она не нужна, а купцы рады перепродать самого дьявола – лишь бы заработать, – сказал слуга, – пора наложить узду на безбожников. Скоро благородным людям останется итти с сумой, а все деньги соберутся в бездонных карманах жидов, ростовщиков и купцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20