https://wodolei.ru/catalog/drains/
При таких условиях голос Тариеля имеет решающее значение.
Как же он ведет себя на этом важнейшем совещании? Тариель рассказывает:
Мы менялися советом, что пристойней в деле этом.
Стало тьмой, что было светом. Я молчал, томясь тоской.
Царь сказал: «Хваразмша силен. Хваразмийский край обилен.
Сын Хваразмши юн, умилен. Есть ли где еще такой?»
Все вперед они решили. Приговор был в полной силе.
Речи сдержанны их были. Чем бы мог я помешать?
Возражать им не дерзал я. Как земля, как пепел стал я.
В сердце трепетном дрожал я. Трудно было мне дышать.
Совещание протекает тихо и гладко, без единого слова протеста со стороны Тариеля – словно речь идет о предметах, его совершенно не касающихся. Не ясно ли отсюда, что речь на совещании шла не о женихе в прямом смысле этого слова, а о лице, который выступал претендентом на трон.
«Жених» – это снова только маскировка. «Жених» этот – не кто иной, как Демна, перед правами которого на трон отступает не только Сослан, но и сам царь. Собственно говоря, Руставели не без умысла называет Демну женихом. Он ведь и в действительности не так давно намечался женихом, но из этого ничего не вышло. Характерно, что собрание полностью считает, что «жених» должен быть признан и, значит, трон должен перейти к нему. После этого совещания дальнейшее решение уже лежало на царе. Он мог выполнить это постановление, но мог и отказаться от него.
Важен еще один момент – время, когда состоялось появление «жениха». Коронование Тамары произошло в 1179 году в летней резиденции Натжармагеви. Это событие Шота изображает в картине коронования Ростеваном своей дочери Тинатин. Во время этих торжеств и появился Тариель. Но Тариель, по его рассказу, бежал после убийства жениха и долго искал по морям исчезнувшую Нестан-Дареджан. Сколько времени продолжались эти поиски и когда Тариель снова очутился на суше, чтобы иметь возможность появиться во время коронационных торжеств? Тариель рассказывает Автандилу, что он носился по морям двадцать месяцев («тве тормети гамиоцда»); значит, от убийства жениха до нового появления Тариеля в Грузии прошло столько времени, сколько прошло от выступления Демны (которое состоялось в 1177 году) до коронования Тамары – именно около двух лет.
Известно, что после некоторых колебаний Георгий III отклонил требование Демны о передаче ему отцовского трона. По сведениям, которые сообщает Шота о появлении жениха, видно, что колебания эти были весьма сильны, и Георгий III почти решил отказаться от трона и принять «жениха». Шота избрал остроумный прием для изображения выступления Демны в виде жениха и успел сообщить при этом много подробностей. Неизвестно, однако, чего здесь больше – раскрытия ли событий или их маскировки. Во всяком случае, цели своей Шота достиг мастерски и под видом появления жениха дал картину выступления Демны.
Дальнейшие подробности уже не интересуют Шоту, и он прямо переходит к изложению того, чем кончилось выступление претендента, оказавшегося в конце концов близ столицы в сопровождении вооруженных сил.
По описанию встречи, которая была организована «жениху», видно, что приближавшиеся к столице повстанцы были уже разбиты. И действительно, центром восстания Орбелиани и Демны был Дорийский район. Это выступление было подавлено местными правительственными войсками, движение Демны удалось локализовать, не дать ему возможности разрастись и переброситься в другие области государства, где у Демны имелось много сторонников.
Итак, «жених» – под столицей вместе с уцелевшими повстанцами, которых направили сюда, очевидно, для суда. Судьба самого «жениха» ясна. Раз он был взят в плен живым и, как пленник, направлен в столицу, его жизнь не могла подвергаться никаким опасностям. Он мог быть убитым во время боев или «нечаянно» где-нибудь в пути, но, попав в столицу, он был спасен.
Всякий суд над законным наследником грузинского трона, даже при обвинении в вооруженном выступлении, должен был неизбежно обратиться в суд над самим Георгием III, незаконно владевшим троном Демны. Можно было подвергнуть жестоким наказаниям Орбелиани, как воспитателей Демны и руководителей восстания, – и это в действительности случилось, – но трогать Демну Георгий III не решился. Он был бессилен против Демны, и чем острее чувствовал он свое бессилие, тем беспощаднее была его расправа с Орбелиани.
Компромисс, который для Георгия III был, повидимому, выходом из положения до выступления Демны, мог быть еще достигнут и теперь. Дядя и племянник могли сговориться о разделении функций государственного управления при жизни Георгия III с тем, что после его смерти Демна законно вступит на трон. Для Георгия III это было тем более почетным выходом, что он был озабочен династическим вопросом: Демна был последним представителем грузинской ветви Багратидов.
Для самого Демны такой оборот дела был даже выгоднее. Если бы он одержал победу, ею воспользовались бы Орбелиани и стоявшие за их спиной группы старой знати и высших представителей церкви. Прикрываясь его именем, они хозяйничали бы в стране по своему произволу, освободившись же от их опеки, он мог самостоятельно разобраться в окружающей обстановке и, сблизившись со своим дядей, скорее достигнуть всего, к чему стремился.
Однако имелись группировки, которым такой исход был невыгоден. Эти группировки не могли действовать через Георгия III или, во всяком случае, влияние их на него было ничтожно, поскольку он обычно разрешал все сложные вопросы самостоятельно. Поэтому они избрали окольные пути и сосредоточили свое внимание на женской половине двора, где центральной фигурой была сестра царя, Русудан, воспитательница Тамары, которая через Тамару имела влияние и на царя. Здесь созревали самые опасные планы и подыскивались исполнители для них.
Стало известно, что разбитые повстанцы будут доставлены в столицу, где их должен принять амирспассалар Тариель. И действительно, Тариель во главе своего отряда встретил «жениха» на расстоянии одного привала от столицы, принял на себя все заботы по доставке его в столицу, и безопасность «жениха» теперь зависела от него одного. Сюда и устремила свои усилия женская половина двора, стремясь осуществить свои кровавые планы через Тариеля.
Подготовка заговора против Демны и осуществление его составляют самую трагическую часть всей поэмы Руставели. Надо было обладать огромной смелостью, чтобы с таким бесстрашием вскрыть закулисную сторону этого убийства и назвать лиц, которые были его инициаторами и вдохновителями.
Мы видели, что под «женихом» подразумевался царевич Демна. Он должен был стать продолжателем рода Георгия III, иначе говоря Багратидов, и Тариель-Сослан принужден был молча отойти со своими честолюбивыми замыслами. В том, что «жених» – не кто иной, как царевич Демна, в особенности убеждает нас поведение самой невесты Нестан-Дареджан. Ее положение было вовсе не так тяжело, как это может показаться с первого взгляда. В освещении Шоты она была не из тех царевен, которых выдают замуж, не спросясь их согласия. Она могла очень просто разрешить вопрос о своем женихе – решительно и бесповоротно отказаться от замужества, и отец должен был с этим считаться. Вместо этого в ее голове созрела решимость довести дело до убийства жениха. Кто внушил ей эту мысль – другой вопрос, важно, что она предстала перед Тариелем с готовым планом – отделаться от жениха. Значит, другого выхода у нее не было. Это – лишнее доказательство, что речь идет не о женихе, а о претенденте на трон, с появлением которого Тамара теряла всякую надежду быть когда-либо не только на троне, но и близко к нему. Не будь этот жених ее двоюродным братом, она не смотрела бы на положение дела так безнадежно и именно в замужестве постаралась бы найти разрешение вопроса. Но это было невозможно, и в ней созрела решимость довести дело до кровавого конца.
Шота славами Тариеля подробно описывает, как царевна, едва достигшая двадцати одного года, властно склоняет друга своего детства на убийство «жениха». Вся эта сцена производит огромное впечатление даже теперь, спустя много столетий, какое же действие должна была она оказывать на современников, когда вдохновительница убийства уже около восьми лет была на троне! Как мог Руставели решиться на введение этой сцены в свою поэму и неужели он не учел того, что он наживает себе самых озлобленных врагов?
Но в том-то и дело, что политическая борьба, происходившая в Грузии, приводила к тому, что участники ее попадали в самые неожиданные положения. Что Сослан был заинтересован в появлении этой сцены, нет никаких сомнений. В известном смысле он был реабилитирован в глазах общественного мнения и, хотя обвинение в убийстве продолжало тяготеть над ним, у него были смягчающие вину обстоятельства – он действовал под влиянием аффекта и подстрекательства любимой женщины. Но как могла допустить появление этой сцены Тамара? Ведь разоблачение касалось в первую очередь ее самой, и если даже предположить, что она была жертвой интриг, созданных ее теткой, ©се же факт остается фактом – Тариеля уговаривала не тетка, а царевиа.
Думать, что Шота ввел эту сцену без ведома Тамары, едва ли возможно. Скорее всего Тамара оказалась в таких взаимоотношениях с Верховным собранием, что решила допустить «разоблачение», лишь бы какой угодно ценой освободиться от опеки реакционных феодальных кругов. Мы увидим дальше, что расчет ее и ее друзей оказался правильным, и удар «каджам» был нанесен верный.
Тариель начинает свой рассказ с того, что царевна вызвала его к себе и, встретив холодно, стала упрекать, что он поступил по отношению к ней как предатель. Он был визирем на том совещании, где решалась ее судьба, как же он посмел провести постановление о ее замужестве, не протестуя, не пытаясь расстроить все эти планы.
Что ж, Хваразмша нареченный? Ты советчик был смиренный.
С клятвою твоей забвенной, там давал советы кто?
Растоптав былое рвенье, весь ты в зыби измененья.
О, когда б твои внушенья обратила я в ничто!
Конечно, упрек этот – вполне заслуженный, но Тариель мог с таким же правом возразить ей, что она, находясь около отца, зная о его намерениях, допустила обсуждение этого вопроса на совещании.
Тариель об'яснил ей, что царь явился на совещание, имея уже готовое решение, против которого он не посмел возражать. «Мат цинаве даепира има кмиса шени крмоба» – «Царь заранее обещал ему выдать тебя за него».
О своем праве на трон Тариель не забывает, но что он может сделать против воли царя?
Что мой дух свершить посмеет, если царь не разумеет,
Что над Индией не смеет стать никто другой – лишь я?
С правом я лишь притязаю – быть царем родному краю.
Кто придет сюда – не знаю. В этом воля не моя.
Выслушав Тариеля, царевна заявила, что не хочет верить в его измену и двоедушие. Она считает, что еще не все потеряно. «Иаджди тавса чемса да морджмит Индоете Плобаса, ме да шен давсджет хелмципет, сджобос ковлся сидзе сдзлобаса» («Сделайся моим мужем и тем самым властелином Индии, я и ты будем царствовать – это лучше всякого сватовства»). Но для этого Тариель должен предварительно сделать одно – принять все меры, чтобы положить конец домогательствам «жениха». В противном случае он навсегда должен проститься с мыслью, что она когда-либо станет его женой.
Слова ее достигли цели, и Тариель решительно заявил, что жених и его войска испробуют силу его оружия. Но царевна находит, что такое решение вопроса неправильно, что прямое и открытое нападение повлечет большое кровопролитие.
… «Осторожный, не пойдя тропой тревожной,
Лучший путь найдешь возможный, согласуя мысль с судьбой.
Жениху притти мешая и царя тем раздражая,
Что свершишь ты? Ссора злая растерзает край борьбой».
Поэтому предпочтительнее тайное убийство жениха, тогда все вопросы будут разрешены. Царь согласится на их брак, и они будут царствовать совместно.
«Жениха убей ты в тайной, быстрой скрытности один.
За дружиной же дружину убивая, как скотину,
Лишь умножишь ты кручину. Бремя крови – тяжесть льдин».
Для чего потребовался царевне столь сложный и опасный путь? Можно было убедить отца отказаться от своего намерения выдать ее замуж, можно было дождаться приезда «жениха» и потом решительно отклонить его домогательства. Так проще было разрешить этот вопрос.
Но она не делает этого, не потому, очевидно, что считает бесполезным, а по той причине, по которой и Тариель молча примирился с «женихом», да и отец ее учел неизбежность и необходимость этого «брака».
Разве все поведение заинтересованных лиц не говорит о том, что «жених» претендует не на руку царевны, а на трон, что едет он не для брака, а для того, чтобы царствовать? Разве не ясно, что Шота под видом «жениха» описывает выступление Демны, и царевна озабочена не тем, что ее выдадут замуж, а тем, что от нее уходит трон?
Она предлагает Тариелю убить «жениха», чтобы царствовать совместно с нею, но ведь эта же перспектива ожидала ее и при замужестве с Хварезмским царевичем. Вопрос не в том, что она любила Тариеля и не любила «жениха».
Тамара, когда обстоятельства сложились для нее неблагоприятно, не остановилась перед тем, чтобы выйти замуж за нелюбимого ею русского князя Юрия, и царевну нельзя упрекнуть в том, что вопросы брака она ставила выше вопросов государственных. Ей надо было покончить с претендентом на трон. И когда она говорит Тариелю, что, отделавшись от «жениха», они будут царствовать совместно, она знает, что аргумент этот подействует на Тариеля сильнее всего.
Тариель еще не решил вопроса, как он осуществит убийство и осуществит ли вообще, но сейчас, пока «жених» еще не прибыл, он весь во власти желаний и надежд, которые так щедро поселила в нем любимая им царевна. Она обещала и любовь и трон, надо только устранить с дороги препятствия, и мечта превратится в действительность.
Собственно говоря, для Тариеля и нет никакого вопроса. Если на пути к трону стоит «жених», он перешагнет через его труп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Как же он ведет себя на этом важнейшем совещании? Тариель рассказывает:
Мы менялися советом, что пристойней в деле этом.
Стало тьмой, что было светом. Я молчал, томясь тоской.
Царь сказал: «Хваразмша силен. Хваразмийский край обилен.
Сын Хваразмши юн, умилен. Есть ли где еще такой?»
Все вперед они решили. Приговор был в полной силе.
Речи сдержанны их были. Чем бы мог я помешать?
Возражать им не дерзал я. Как земля, как пепел стал я.
В сердце трепетном дрожал я. Трудно было мне дышать.
Совещание протекает тихо и гладко, без единого слова протеста со стороны Тариеля – словно речь идет о предметах, его совершенно не касающихся. Не ясно ли отсюда, что речь на совещании шла не о женихе в прямом смысле этого слова, а о лице, который выступал претендентом на трон.
«Жених» – это снова только маскировка. «Жених» этот – не кто иной, как Демна, перед правами которого на трон отступает не только Сослан, но и сам царь. Собственно говоря, Руставели не без умысла называет Демну женихом. Он ведь и в действительности не так давно намечался женихом, но из этого ничего не вышло. Характерно, что собрание полностью считает, что «жених» должен быть признан и, значит, трон должен перейти к нему. После этого совещания дальнейшее решение уже лежало на царе. Он мог выполнить это постановление, но мог и отказаться от него.
Важен еще один момент – время, когда состоялось появление «жениха». Коронование Тамары произошло в 1179 году в летней резиденции Натжармагеви. Это событие Шота изображает в картине коронования Ростеваном своей дочери Тинатин. Во время этих торжеств и появился Тариель. Но Тариель, по его рассказу, бежал после убийства жениха и долго искал по морям исчезнувшую Нестан-Дареджан. Сколько времени продолжались эти поиски и когда Тариель снова очутился на суше, чтобы иметь возможность появиться во время коронационных торжеств? Тариель рассказывает Автандилу, что он носился по морям двадцать месяцев («тве тормети гамиоцда»); значит, от убийства жениха до нового появления Тариеля в Грузии прошло столько времени, сколько прошло от выступления Демны (которое состоялось в 1177 году) до коронования Тамары – именно около двух лет.
Известно, что после некоторых колебаний Георгий III отклонил требование Демны о передаче ему отцовского трона. По сведениям, которые сообщает Шота о появлении жениха, видно, что колебания эти были весьма сильны, и Георгий III почти решил отказаться от трона и принять «жениха». Шота избрал остроумный прием для изображения выступления Демны в виде жениха и успел сообщить при этом много подробностей. Неизвестно, однако, чего здесь больше – раскрытия ли событий или их маскировки. Во всяком случае, цели своей Шота достиг мастерски и под видом появления жениха дал картину выступления Демны.
Дальнейшие подробности уже не интересуют Шоту, и он прямо переходит к изложению того, чем кончилось выступление претендента, оказавшегося в конце концов близ столицы в сопровождении вооруженных сил.
По описанию встречи, которая была организована «жениху», видно, что приближавшиеся к столице повстанцы были уже разбиты. И действительно, центром восстания Орбелиани и Демны был Дорийский район. Это выступление было подавлено местными правительственными войсками, движение Демны удалось локализовать, не дать ему возможности разрастись и переброситься в другие области государства, где у Демны имелось много сторонников.
Итак, «жених» – под столицей вместе с уцелевшими повстанцами, которых направили сюда, очевидно, для суда. Судьба самого «жениха» ясна. Раз он был взят в плен живым и, как пленник, направлен в столицу, его жизнь не могла подвергаться никаким опасностям. Он мог быть убитым во время боев или «нечаянно» где-нибудь в пути, но, попав в столицу, он был спасен.
Всякий суд над законным наследником грузинского трона, даже при обвинении в вооруженном выступлении, должен был неизбежно обратиться в суд над самим Георгием III, незаконно владевшим троном Демны. Можно было подвергнуть жестоким наказаниям Орбелиани, как воспитателей Демны и руководителей восстания, – и это в действительности случилось, – но трогать Демну Георгий III не решился. Он был бессилен против Демны, и чем острее чувствовал он свое бессилие, тем беспощаднее была его расправа с Орбелиани.
Компромисс, который для Георгия III был, повидимому, выходом из положения до выступления Демны, мог быть еще достигнут и теперь. Дядя и племянник могли сговориться о разделении функций государственного управления при жизни Георгия III с тем, что после его смерти Демна законно вступит на трон. Для Георгия III это было тем более почетным выходом, что он был озабочен династическим вопросом: Демна был последним представителем грузинской ветви Багратидов.
Для самого Демны такой оборот дела был даже выгоднее. Если бы он одержал победу, ею воспользовались бы Орбелиани и стоявшие за их спиной группы старой знати и высших представителей церкви. Прикрываясь его именем, они хозяйничали бы в стране по своему произволу, освободившись же от их опеки, он мог самостоятельно разобраться в окружающей обстановке и, сблизившись со своим дядей, скорее достигнуть всего, к чему стремился.
Однако имелись группировки, которым такой исход был невыгоден. Эти группировки не могли действовать через Георгия III или, во всяком случае, влияние их на него было ничтожно, поскольку он обычно разрешал все сложные вопросы самостоятельно. Поэтому они избрали окольные пути и сосредоточили свое внимание на женской половине двора, где центральной фигурой была сестра царя, Русудан, воспитательница Тамары, которая через Тамару имела влияние и на царя. Здесь созревали самые опасные планы и подыскивались исполнители для них.
Стало известно, что разбитые повстанцы будут доставлены в столицу, где их должен принять амирспассалар Тариель. И действительно, Тариель во главе своего отряда встретил «жениха» на расстоянии одного привала от столицы, принял на себя все заботы по доставке его в столицу, и безопасность «жениха» теперь зависела от него одного. Сюда и устремила свои усилия женская половина двора, стремясь осуществить свои кровавые планы через Тариеля.
Подготовка заговора против Демны и осуществление его составляют самую трагическую часть всей поэмы Руставели. Надо было обладать огромной смелостью, чтобы с таким бесстрашием вскрыть закулисную сторону этого убийства и назвать лиц, которые были его инициаторами и вдохновителями.
Мы видели, что под «женихом» подразумевался царевич Демна. Он должен был стать продолжателем рода Георгия III, иначе говоря Багратидов, и Тариель-Сослан принужден был молча отойти со своими честолюбивыми замыслами. В том, что «жених» – не кто иной, как царевич Демна, в особенности убеждает нас поведение самой невесты Нестан-Дареджан. Ее положение было вовсе не так тяжело, как это может показаться с первого взгляда. В освещении Шоты она была не из тех царевен, которых выдают замуж, не спросясь их согласия. Она могла очень просто разрешить вопрос о своем женихе – решительно и бесповоротно отказаться от замужества, и отец должен был с этим считаться. Вместо этого в ее голове созрела решимость довести дело до убийства жениха. Кто внушил ей эту мысль – другой вопрос, важно, что она предстала перед Тариелем с готовым планом – отделаться от жениха. Значит, другого выхода у нее не было. Это – лишнее доказательство, что речь идет не о женихе, а о претенденте на трон, с появлением которого Тамара теряла всякую надежду быть когда-либо не только на троне, но и близко к нему. Не будь этот жених ее двоюродным братом, она не смотрела бы на положение дела так безнадежно и именно в замужестве постаралась бы найти разрешение вопроса. Но это было невозможно, и в ней созрела решимость довести дело до кровавого конца.
Шота славами Тариеля подробно описывает, как царевна, едва достигшая двадцати одного года, властно склоняет друга своего детства на убийство «жениха». Вся эта сцена производит огромное впечатление даже теперь, спустя много столетий, какое же действие должна была она оказывать на современников, когда вдохновительница убийства уже около восьми лет была на троне! Как мог Руставели решиться на введение этой сцены в свою поэму и неужели он не учел того, что он наживает себе самых озлобленных врагов?
Но в том-то и дело, что политическая борьба, происходившая в Грузии, приводила к тому, что участники ее попадали в самые неожиданные положения. Что Сослан был заинтересован в появлении этой сцены, нет никаких сомнений. В известном смысле он был реабилитирован в глазах общественного мнения и, хотя обвинение в убийстве продолжало тяготеть над ним, у него были смягчающие вину обстоятельства – он действовал под влиянием аффекта и подстрекательства любимой женщины. Но как могла допустить появление этой сцены Тамара? Ведь разоблачение касалось в первую очередь ее самой, и если даже предположить, что она была жертвой интриг, созданных ее теткой, ©се же факт остается фактом – Тариеля уговаривала не тетка, а царевиа.
Думать, что Шота ввел эту сцену без ведома Тамары, едва ли возможно. Скорее всего Тамара оказалась в таких взаимоотношениях с Верховным собранием, что решила допустить «разоблачение», лишь бы какой угодно ценой освободиться от опеки реакционных феодальных кругов. Мы увидим дальше, что расчет ее и ее друзей оказался правильным, и удар «каджам» был нанесен верный.
Тариель начинает свой рассказ с того, что царевна вызвала его к себе и, встретив холодно, стала упрекать, что он поступил по отношению к ней как предатель. Он был визирем на том совещании, где решалась ее судьба, как же он посмел провести постановление о ее замужестве, не протестуя, не пытаясь расстроить все эти планы.
Что ж, Хваразмша нареченный? Ты советчик был смиренный.
С клятвою твоей забвенной, там давал советы кто?
Растоптав былое рвенье, весь ты в зыби измененья.
О, когда б твои внушенья обратила я в ничто!
Конечно, упрек этот – вполне заслуженный, но Тариель мог с таким же правом возразить ей, что она, находясь около отца, зная о его намерениях, допустила обсуждение этого вопроса на совещании.
Тариель об'яснил ей, что царь явился на совещание, имея уже готовое решение, против которого он не посмел возражать. «Мат цинаве даепира има кмиса шени крмоба» – «Царь заранее обещал ему выдать тебя за него».
О своем праве на трон Тариель не забывает, но что он может сделать против воли царя?
Что мой дух свершить посмеет, если царь не разумеет,
Что над Индией не смеет стать никто другой – лишь я?
С правом я лишь притязаю – быть царем родному краю.
Кто придет сюда – не знаю. В этом воля не моя.
Выслушав Тариеля, царевна заявила, что не хочет верить в его измену и двоедушие. Она считает, что еще не все потеряно. «Иаджди тавса чемса да морджмит Индоете Плобаса, ме да шен давсджет хелмципет, сджобос ковлся сидзе сдзлобаса» («Сделайся моим мужем и тем самым властелином Индии, я и ты будем царствовать – это лучше всякого сватовства»). Но для этого Тариель должен предварительно сделать одно – принять все меры, чтобы положить конец домогательствам «жениха». В противном случае он навсегда должен проститься с мыслью, что она когда-либо станет его женой.
Слова ее достигли цели, и Тариель решительно заявил, что жених и его войска испробуют силу его оружия. Но царевна находит, что такое решение вопроса неправильно, что прямое и открытое нападение повлечет большое кровопролитие.
… «Осторожный, не пойдя тропой тревожной,
Лучший путь найдешь возможный, согласуя мысль с судьбой.
Жениху притти мешая и царя тем раздражая,
Что свершишь ты? Ссора злая растерзает край борьбой».
Поэтому предпочтительнее тайное убийство жениха, тогда все вопросы будут разрешены. Царь согласится на их брак, и они будут царствовать совместно.
«Жениха убей ты в тайной, быстрой скрытности один.
За дружиной же дружину убивая, как скотину,
Лишь умножишь ты кручину. Бремя крови – тяжесть льдин».
Для чего потребовался царевне столь сложный и опасный путь? Можно было убедить отца отказаться от своего намерения выдать ее замуж, можно было дождаться приезда «жениха» и потом решительно отклонить его домогательства. Так проще было разрешить этот вопрос.
Но она не делает этого, не потому, очевидно, что считает бесполезным, а по той причине, по которой и Тариель молча примирился с «женихом», да и отец ее учел неизбежность и необходимость этого «брака».
Разве все поведение заинтересованных лиц не говорит о том, что «жених» претендует не на руку царевны, а на трон, что едет он не для брака, а для того, чтобы царствовать? Разве не ясно, что Шота под видом «жениха» описывает выступление Демны, и царевна озабочена не тем, что ее выдадут замуж, а тем, что от нее уходит трон?
Она предлагает Тариелю убить «жениха», чтобы царствовать совместно с нею, но ведь эта же перспектива ожидала ее и при замужестве с Хварезмским царевичем. Вопрос не в том, что она любила Тариеля и не любила «жениха».
Тамара, когда обстоятельства сложились для нее неблагоприятно, не остановилась перед тем, чтобы выйти замуж за нелюбимого ею русского князя Юрия, и царевну нельзя упрекнуть в том, что вопросы брака она ставила выше вопросов государственных. Ей надо было покончить с претендентом на трон. И когда она говорит Тариелю, что, отделавшись от «жениха», они будут царствовать совместно, она знает, что аргумент этот подействует на Тариеля сильнее всего.
Тариель еще не решил вопроса, как он осуществит убийство и осуществит ли вообще, но сейчас, пока «жених» еще не прибыл, он весь во власти желаний и надежд, которые так щедро поселила в нем любимая им царевна. Она обещала и любовь и трон, надо только устранить с дороги препятствия, и мечта превратится в действительность.
Собственно говоря, для Тариеля и нет никакого вопроса. Если на пути к трону стоит «жених», он перешагнет через его труп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22