И опять звонок. Дежурный сообщил, что доставили задержанных за ограбление женщины у комиссионного.
– А потерпевшая где?
– Она в четырнадцатом кабинете.
Солдатов вышел в коридор и поднялся на третий этаж к старшему следователю Захаровой, умевшей не только хорошо распутывать сложные дела, но и быстро изобличать самых вертких преступников. У ее стола сидела брюнетка средних лет со вздернутым носиком и пышными волосами, стянутыми на затылке большой квадратной заколкой.
– Какое счастье, что все обошлось благополучно! Эти бандиты могли ударить меня, уродом на всю жизнь оставить. Я так огорчена, что доставила вам столько хлопот.
– Прошу вас, Ирина Григорьевна, – остановила ее Захарова, – расскажите все по порядку. Как вы с ними познакомились?
– Сейчас… Я еще никак не приду в себя! Скажите, может быть, я напрасно подняла шум? Говорят, что жулики мстят заявителям… Будет суд, их компания узнает мой адрес. Какой ужас, какой ужас! – Она приложила кончики пальцев к вискам и закрыла глаза.
– Ирина Григорьевна, – вмешался Солдатов, – вы же интеллигентный человек, не запугивайте сами себя. Глупости все это! Вы где работаете? – задал он уже совершенно безобидный вопрос, чтобы успокоить ее.
– В филармонии. Я аккомпанирую…
– Они сами подошли к вам?
– Не я же начала приставать к ним на улице! Этого еще не хватало!
– На улице? – уточнил Солдатов, участливо глядя в ее глаза. У него была такая привычка – во время разговора садиться поближе к собеседнику и внимательно смотреть ему в лицо, чтобы вобрать в себя каждое слово, жест, взгляд…
– Я вышла из комиссионного, зашла в кондитерскую, купила пирожное, там всегда свежие продают. Тут они подошли ко мне – предложили итальянские туфли. И я, как последняя дура, пошла с ними в подъезд. Нет, ведь это додуматься надо – положила сумочку на ступеньку и начала примерять туфли. Туфли – очарование. А они схватили сумочку и побежали. Я за ними на улицу. Никогда так не кричала!
– А кто из них схватил сумочку? – спросил Солдатов, сдерживая улыбку, он представил, как эта красивая, представительная женщина бежит по улице в чулках и кричит.
– Тот, что помоложе! Да, конечно он! У него еще куртка под замшу. – Она помялась, испытующе посмотрела на Солдатова, на Захарову, будто собиралась сказать нечто очень важное и наконец решилась. – Скажите, а я могу взять эти туфли себе? Я же почти договорилась с ними, туфли мне подошли. Цена меня устраивает… – Не дождавшись ответа, она закусила губу. – Простите.
– Долго вы были в комиссионном?
– Минут двадцать.
– Что-то хотели купить?
– Норковую шубу, – с достоинством сказала она.
Ирина Григорьевна уловила недоверчивый взгляд Захаровой и в подтверждение своих слов достала из кармана чек комиссионного магазина.
– Такая сумма? – удивленно спросил Солдатов.
– А что? – женщина пожала плечами. – Вы полагаете, что я не могу себе позволить?
– И вы решились купить такую вещь, даже не посоветовавшись ни с кем? – спросила Захарова и тут же поправилась: – Я имела в виду фасон, качество… Цена-то, слава Богу…
Солдатов начал догадываться о том, что произошло в магазине. Чтобы проверить себя, спросил:
– Ирина Григорьевна, у вас пытались похитить сумку. Я понимаю – это неприятно. Но скажите, сколько у вас при себе было денег?
– О чем вы говорите! Мне не двадцать лет! – Ее лицо выразило обиду. Голос неожиданно повысился, голова нервно вскинулась, щеки покрылись румянцем. – Вы, кажется, берете мои слова под сомнение? Вы оскорбляете меня! Если я говорю ложь…
– Не обижайтесь, пожалуйста. И все-таки сколько у вас при себе было денег? – Солдатов уже наверняка знал, что его догадка подтвердится.
– Мне нечего вам больше сказать. – И через секунду, уже вполголоса как бы для себя: – А что изменил бы мой ответ? Разве это преступление, купила я норку или только хотела ее купить? – В ее словах промелькнуло сомнение. Она нарочито засмеялась. – Почему вы на меня так смотрите?
– Я должен знать правду.
– Не понимаю! В конце концов вам-то что до содержимого моих карманов? Какая разница: были у меня с собой деньги или они лежали дома, в сберкассе? Какое отношение это имеет к делу? – спросила она возмущенно.
– Это важно для дела, Ирина Григорьевна. Не хотите отвечать, придется выяснить у мужа.
– Боже мой! – Она опять коснулась кончиками пальцев висков. – Боже мой! Вот уж мастера из мухи слона делать!
У мужа! – Она ужаснулась от такого предположения. – Вы хотите меня с ним поссорить? Это тоже входит в обязанности милиции?
– Нет, это не входит, – серьезно ответил Солдатов.
Телефонный звонок прервал разговор и дал возможность Ирине Григорьевне прийти в себя. Через минуту-другую она заговорила спокойнее:
– Не сердитесь на меня! Я скажу вам правду. Вы верите мне?
– Верю.
– Благодарю вас… Мне нечего скрывать. У меня есть дурацкая привычка… Увижу красивую вещь – обязательно должна примерить, в руках подержать. Недавно в ювелирном увидела серьги. Красивые, но цена сумасшедшая. Не удержалась. Минут двадцать примеряла. Даже директор магазина заволновался. А сегодня… увидела эту шубу. Очень элегантная. Дрогнуло сердце, надела – чудо! Рыжеватый цвет мне очень к лицу…
– Вам больше подходит коричневый, – заметила Захарова, – я рыжеватой норки не встречала.
– Правда? – Ирина Григорьевна тепло посмотрела на старшего следователя. – Продавщицы были крайне любезны, полчаса провозились со мной… Неудобно было вот так уходить. Я сказала им, что не хватает пятисот рублей. Попросила выписать чек и шубу отложить на час. Думайте что хотите, но от этой шубы можно с ума сойти! Вы не сердитесь на меня?
– Нет, Ирина Григорьевна, – мягко ответил Солдатов и не мог сдержать улыбки. – Но во всем, что произошло, есть и ваша вина. Примеряя дорогую шубу, вы, можно так сказать, спровоцировали преступление. Искушение деньгами. Большие деньги – большое искушение, особенно для определенной категории людей.
– Я, кажется, начинаю понимать, – в ее голосе звучали удивление и досада. – А мне за это ничего не будет?
– Сколько у вас было денег? – спросила Захарова.
– Рублей пять, – смутилась женщина. – Хотя нет, шесть. Две трешки.
ГЛАВА 6
Войдя в соседний кабинет, Солдатов сразу заметил оплошность своих сотрудников. Шахов и парень в коричневой куртке под замшу сидели рядом и шептались. Инспектор Тибиркин поглядывал на задержанных и был доволен, что они ведут себя пристойно. Солдатов понял: опытный Шахов уже научил приятеля, как себя вести на допросе, в чем признаться, от чего отказаться.
«Ну Тибиркин! Ну простак! – ругнулся про себя Солдатов и почувствовал, как запылало его лицо. – Неужели таких вещей не понимает, что рассадить надо было. По одному же делу проходят…»
– Здравствуйте, товарищ начальник! – складный и симпатичный Шахов быстро встал и с подчеркнутым уважением посмотрел на Солдатова. – Меня вот с этим молодым человеком ваши милиционеры на «газике» доставили. Не думали, что в свидетели попаду, – его сухое, чуть скуластое лицо тронула улыбка. – Кем, кем, а свидетелем еще не бывал. Непривычно.
– Обвиняемым быть привычней? – усмехнулся Солдатов.
– Это теперь не для меня. Я давно завязал, товарищ начальник.
– Рад за вас. А вы кто такой? – обратился Солдатов к парню в куртке.
– А вы кто такой? – парень вызывающе развалился на стуле.
– Ну-ка встаньте! – неожиданно громко потребовал Тибиркин. – Встаньте как полагается!
– Я дрессированный, что ли? – Парень нехотя поднялся, вынул руки из карманов, начал поправлять сбившийся на сторону широкий шарф. – Постою, я здоровый…
Солдатов подошел поближе, внимательно взглянул ему в глаза. Вызывающая медлительность и грубоватость парня не что иное, как поза, стремление доказать, что он спокоен и все происходящее для него нипочем.
– Не фасоньте, Мартынов, – мрачно проговорил Тибиркин, тоже, видно, правильно оценив поведение парня.
– Где работаете? – спросил Солдатов.
– Нигде.
– Что так?
– От работы не будешь богат, станешь горбат. – Парень держался заносчиво.
– Он сторожем в автобазе, – подсказал Тибиркин.
– И то молодец, – добродушно проговорил Солдатов. – Но специальность-то не по годам. Неужели на другую духу не хватило?
– В колонии приобретет, – не удержался Тибиркин, – и слесарем и токарем…
Мартынов пренебрежительно фыркнул, поправил волнистые волосы.
– На токаря у меня таланта нет. – Он дерзко уставился на Солдатова. – Постараюсь в колонии на нарах отлежаться.
– Заскучаете. Самая тяжелая работа – не работать. – Солдатов заметил, как ухмыльнулся Шахов.
– Молодец, Мартынов! Давайте еще что-нибудь интеллектуальное изобразите.
– Вы бы мне завтрак изобразили, можно бутерброд с сыром, ветчинкой и чашечку кофе, – уже нагло проговорил Мартынов и скосил взгляд в сторону Шахова.
– Не за того выдаете себя. Плохо получается. Так вор себя не ведет. Порядка не знаете, – рассердился Тибиркин.
– Хватит учить-то. Давайте в камеру сажайте!
– Еще насидитесь на плацкартных местах, там это у вас быстро пройдет, и хамство тоже…
– Ну ладно, потолковали, и будет. Идите со мной, – Солдатов легонько подтолкнул Мартынова к двери. Как только они вошли в кабинет, Солдатов сразу почувствовал резкую перемену в поведении парня.
– А того мужика тоже в камеру посадят? – спросил он, уныло глядя себе под ноги.
«Какого?» – удивился Солдатов. Коротенькое слово «мужик» сразу раскрыло Мартынова. Он уже пытался отгородиться от Шахова. «Мужик», дескать, чужой, незнакомый, случайный встречный. Это был результат их тихой беседы в кабинете у Тибиркина!
– Ну того…
– А почему вы его мужиком зовете? У него имя есть…
– Откуда мне знать имя! В первый раз увидел его.
– Да? Это уже не назовешь провалом памяти. Здесь самое настоящее вранье, притом еще неумелое. Как же тогда вы вместе очутились в подъезде? Что-то тянуло вас друг к другу, сила какая-то непонятная… А?
– Он туфли продавал, а я… – запнулся он, – я рядом оказался.
– Мимо проходили? – участливо спросил Солдатов.
– Вроде того… Шум, крик, женщина в чулках побежала… А меня вот сюда – как грабителя…
– Вот что, не крутите ни мне, ни себе голову. Не надо. Мне доложили – на сумочке очень хорошо отпечатались ваши пальцы. И следы этого… как его… «мужика». И люди говорят: вы вместе с ним в комиссионке были.
– Ну и верьте людям, если мне не хотите! – устало вздохнул парень.
– Закуривайте. – Солдатов подвинул пачку папирос. Мартынов быстро взял папиросу, прикурил. В кабинете несколько минут стояла тягостная тишина.
– Туфли итальянские, которые женщина мерила… ваши? – нарушил молчание Солдатов.
– Нет, – простодушно ответил Мартынов, – не мои.
– А чего же вы их потерпевшей давали? Она ведь от вас их взяла. Как это понимать?
– Выходит, мои, – безразличным тоном произнес Мартынов.
– Значит, вы вместе их продавали?
– Понимайте, как хотите.
– И вместе совершили ограбление? Мартынов промолчал.
Солдатов понимал причину его подавленности. Там, у Тибиркина, Мартынов разыгрывал представление для Шахова. Хотел, чтобы Шахов считал его настоящим «другом», которому не страшны ни суд, ни колония. Здесь же, оставшись без его поддержки, он сразу стал самим собой, задумался о последствиях, явно искал сочувствия. Спокойствие и уверенность Солдатова сбивали его с толку. Он упорствовал недолго. Рассказал все. И о себе и о Шахове.
– Поверьте, я не хотел. Шахов меня пригласил. Утром позвонил… – Губы Мартынова дрожали.
Солдатов слушал его участливо, лишь изредка останавливал, задавал вопросы, уточнял. С ответами не торопил, давая возможность выговориться. После "двух-трех фраз парень замолкал и, виновато улыбаясь, смотрел на Солдатова, дескать, все получилось случайно.
Солдатов поднялся и заходил по кабинету, уже обдумывая предстоящий нелегкий допрос Шахова.
– Где взяли туфли?
– Люська дала, официантка из «Светлячка».
– Вам?
– Нет, Шаху.
– Откуда знаете?
– Вместе за ними ходили, – неохотно ответил Мартынов, его пальцы осторожно разглаживали порванный край куртки.
– Где порвали-то?
– Когда по лестнице бежал, за перила зацепил. Теперь мать заругает. Зашить бы.
– Зашьете, – Солдатов с интересом посмотрел на него. – Что вас в сторожа потянуло? – не скрывая удивления, спросил он.
– В институт баллов недобрал. Пошел для стажа. С производства по конкурсу легче…
– Какое же это производство? Сторожем-то…
– Ну, все-таки. По ночам заниматься можно… И зарплата тоже. Потом двое суток дома. – Он помялся. – Шах посоветовал в сторожа пойти. Работать, говорит, не каждый день и готовиться в институт время будет. По-моему, он правильно посоветовал… как вы думаете?
– Вроде резонно. А с другой стороны, что получается: Шахов вас вроде бы от людей, от жизни оторвал. В будку спрятал. Вам не кажется?
Мартынов не ждал такого поворота, и мысль, что его спрятали в будку от людей, была для него неожиданной.
– Ну почему? – немного помедлив, ответил он. – Я людей вижу. Двое суток вполне свободен…
– Эти сутки вас Шахов на привязи около себя держал. Под своим присмотром. Разве не так?
Мартынов понурился:
– Об этом я не думал.
– Что же связало вас с Шаховым? Поездки на такси, рестораны, девчонки? Вы часто бывали с ним в ресторанах?
– Раз пять. Только в последнее время, – уточнил Мартынов, как бы защищаясь от этого вопроса. – Он непьющий, отзывчивый.
– Даже так! – невольно воскликнул Солдатов. – А сюда вы тоже по его отзывчивости попали?
– Не знаю.
Солдатов записал показания Мартынова и протянул ему протокол.
– Прочитайте и подпишите. Стоп! – тут же скомандовал он. – Не спешите. Прочитайте вдумчиво, а потом уже свои автографы на память можете оставлять.
– Я вам верю, чего читать…
– Прочитайте. Это всегда на пользу. Доброжелательный тон Солдатова вселил в Мартынова уверенность, что его отпустят. Он даже решил, что по дороге домой заскочит в пельменную, потом в ателье – заштопать куртку.
– Скажите, а вы меня не посадите? – спросил он, подписав протокол. – Я же никуда не денусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19