Заходи ко мне в отдел, поболтаем, а сейчас иди. Пожалуйста.
– Мне надо с твоим отцом переговорить по важному делу. Я тебе сейчас про него не могу сказать, но поверь, мне очень надо переговорить.
– Знаешь, ты мне, почему понравился сразу, потому что ты немного сумасшедший, вроде меня, но с моим отцом тебе лучше не связываться. Ты просто его не знаешь. Иди.
– Нет, мне надо с ним переговорить.
Ксения на этот раз молча схватила меня за руку и потащила к калитке и я, конечно же, пошел. Не буду же я против неё силу применять. С другой стороны к дому подойду. Теперь-то я знаю, что мне делать. Теперь у меня ясная цель есть.
– Стоять! – раздался сзади властный голос.
Я вздрогнул, остановился как вкопанный, и по спине моей галопом промчалась дикая орда мурашек. Такой голос был у моего комбата в армии и дурень он был первостатейный, даже с изрядными повадками изверга. Его голос навечно застрял в моих печенках, и только воспоминание о нем, блокировало все жизненные процессы организма. И вот услышав опять такой голос, я понял ничего хорошего от этой встречи, ожидать не приходится. Сейчас придется терпеть и терпеть много. Хорошо если не побьют, но моральное насилие точно уж обеспечено. Вот и ноги уже в коленках подрагивают. А может по-другому попробовать? Как там этот Монтень говорил, про то, что на души сильные и непреклонные лучше воздействовать мужеством и твердостью? Дай-ка я, сейчас попробую древний совет француза проверить в действие да ещё в нашей действительности. Я резко обернулся, набрал полную грудь воздуха, вытащил из всех закромов имеющееся у меня в наличии мужество и решительно пошагал навстречу голому по пояс мужчине. Хотя мужчине и было уже далеко за пятьдесят, но выглядел он на удивление крепко. Весь торс его был сплетен из хорошо тренированных мышц, которые зашевелились, как упругий клубок змей, в предчувствии жесткой схватки.
– Чего орешь? – придав голосу максимальную грубость, ответил я, подходя ближе к директору. – Я не глухой, чтобы на меня так орать! Понял! Мне поговорить с тобой надо.
– Чего? – не понял он сразу моего вопроса и предложения.
– Чего орешь, спрашиваю? Я по делу к тебе пришел.
– Кто это? – уже без властного крика спросил, глядя сквозь меня, Николай Алексеевич.
– Знакомый, – ответила за моей спиной Ксюша.
– А ты где с ним познакомилась?
– На комбинате.
– Он чего у нас работает?
– Да, в охране.
– Вообще-то ему надо в дурдоме лежать, а не в охране работать. Странно. А ну пошел вон отсюда!
Последнее высказывание, конечно же, было обращено ко мне, но я решился держаться своей роли до конца.
– Мне надо с тобой переговорить наедине, – опять, собрав из последних сил всю имеющуюся в моем существе наглость, выпалил я в глаза злому директору.
– Ну, сейчас я тебе устрою «наедине» – заорал Ксюхин отец и ринулся на меня, как борец сумо на тренировочный мешок.
Вот где я в очередной раз похвалил себя за упорство в атлетических тренировках. Вот где пригодились тренированные мышцы. Директор был, конечно, сильный человек, но и я был как никак призером областных турниров по гире, а это кое-что да значит. Короче, не поддался я его напору, а даже больше того, слегка прижал большого руководителя к кирпичной стенке. Выполняя этот маневр, я решил, что на комбинате больше работать не буду. Но вот странное дело, Николай Алексеевич у стенки немного успокоился и согласился меня выслушать наедине.
Слушал он меня долго, а как дослушал, так сразу стал звонить куда-то. Назвонившись, предложил мне с ним позавтракать и крикнул Ксении подать нам завтрак на двоих в кабинет. Завтракали мы, молча из-за того, что директор был задумчив, а я всю свою жизненную энергию на наглость потратил.
Скоро к даче подъехала черная «Волга». Николай Алексеевич строго приказал Ксюше собраться и ехать к тетке, кажется в соседнюю область. Она попыталась перечить, но отец посмотрел на неё таким взглядом, что даже мне не по себе стало. Я же пытался услышать адрес ссылки моей возлюбленной, но не услышал. «Волга» уехала в неизвестном мне направлении. Тут же на её место подкатил «джип» цвета вороньего крыла и «Жигули» пятой модели неопределенно пыльного цвета. Приехавшие вошли вместе. Ими оказались: начальник отдела внутренних дел района подполковник Копченов и старший следователь местной прокуратуры Колчинский.
Меня вновь заставили пересказать свою историю, что я уже привычным тоном и сделал.
– Я только не понял, Михаил Иванович, здесь каким боком? – задумчиво произнес Копченов, после завершения моего рассказа.
– Теперь его уже не спросишь, – грустно покивал головой Колчинский. – Хотелось бы конечно, но, увы.
– А что случилось? – пришла пора удивиться мне.
– Погиб вчера вечером Михаил Иванович, – вздохнул подполковник. – Несчастный случай. Сколько раз я ему говорил: найми хорошего электрика проводку в бане сделать, а он всё твердил: «что я не мужик что ли?». Вот теперь вроде, как и не мужик, а труп.
– Его убили, – вырвалось у меня. – Его точно убили, наверное, из-за меня.
– Нет, здесь чистый несчастный случай, – покачал головой Колчинский. – Лампочка у него в бане замкнула, а он полез ремонтировать. Сыро же кругом. Вот его током и долбануло. Так бы ничего, но он головой о печь ударился и весьма неудачно. Вчера всю ночь разбирались. Насильственного ничего не было. Дрянная кустарная проводка, повышенная влажность, скользкие ступеньки на лестнице и неудачное стечение обстоятельств. Криминала нет.
– Ладно, – привычно взял в свои руки контроль над ситуацией директор. – Потом разберетесь. Мне сейчас надо понять, кто эту кашу с моим «заказом» заварил. Это может быть серьезно. Вот именно сейчас, серьёзно. Мы сейчас на заводе с французами совместное предприятие хотим открыть, чтобы с него поставки на Европу гнать под французской маркой. Барыш здесь хороший ожидается. А если французы узнают, что у меня на комбинате твориться, то всё, делу, очень мягко выражаясь, конец и конец большой. Я их с год уговаривал не бояться русского криминала, а тут такое. Что же за народ у нас такой сволочной? Ни одно хорошее дело провернуть не дадут. Всё изгадят.
– Ну, давай сейчас я дежурному позвоню, и он твоих замов в КПЗ вместе с преступным контингентом запрет, – предложил свой план действий Копченов. – Они там с часик посидят и с непривычки нам всё поведают во всех мельчайших подробностях. Метод проверенный. Ну, чего звонить?
– Нет, – строго возразил директор, – так не пойдет. Через тот же час весь город будет об их аресте говорить, а французы здесь в субботу будут. К субботе город не успокоится.
– Если, его еще, чем ни будь не удивить, – добавил к словам директора свое замечание Колчинский. – Да так удивить, чтоб покрепче и тогда народные думы на это покрепче перебросятся. Может цену на водку процентов на двадцать снизить или зарплату у тебя на комбинате процентов на тридцать приподнять? Удивятся люди, Николай Алексеевич, как считаешь?
Николай Алексеевич предложение прокурорского следователя проигнорировал и продолжал озабоченно молчать, видимо придумывая новые планы своих действий.
– Так может ты их Алексеевич, сюда вытащишь, – выдал очередное предложение начальник милиции. – И мы их здесь с Юрием Альбертовичем покумекаем что да как. Может чего получится, мы же профессионалы как никак. Попробуем Юрок?
Колчинский, которого, как, оказалось, звали Юрием Альбертовичем, согласно покачал головой и изобразил руками жест, замещающий в большинстве случаев фразу: «Нет вопросов».
Директор быстро взял телефон и строго, но ласково заворковал в трубку.
– Привет Вам Павел Викторович. Как сами, как производство наше дышит? Не разворовали комбинат за время моего отсутствия? Ну, ладно, ладно шучу. Я сегодня поутру приехал. Да, да в ночь прилетел, утром приехал. Нормально слетал. Расскажу. Я, чего звоню-то. Выходит сейчас на меня Мамедов, ну тот самый владелец оптовой базы, ну помнишь, из Москвы-то. Так вот он у меня и просит увеличить поставки на двадцать процентов. Осилим. Я обещал час подумать. Я думаю надо соглашаться. Он и номенклатуру по факсу сбросил. Какая авария? Ещё чего стряслось? Почему мне не сообщили. Что значит ничего страшного? Слушай, Викторович подскочи минут на десять. Подробнее все новости расскажешь, и заодно посмотрим, на сколько Мамедову можно отпуск продукции повысить. Он клиент выгодный, его обижать нельзя. Да и поподробней про аварию расскажешь. Давай, жду.
Потом Николай Алексеевич набрал другой номер и другим голосом приказал:
– Вадим Алексеевич, прошу срочно прибыть ко мне на дачу. Хочу предложить план новой ревизии по ремонтным службам. Вы слышали про аварию в разливочном цехе? Что значит мелочь? Вот именно из-за таких мелочей мне перед клиентами краснеть приходится и, причем не только перед отечественными, а это подрыв авторитета нашей огромной державы. Вот так вот. А вы говорите мелочь. Неправильно Вы себя ведете, перестраивать надо свое отношение к работе. Хватит жить старыми стереотипами. Всё, жду.
– Приедут? – искренне поинтересовался Копченов.
– А куда они денутся? – отозвался директор и достал из холодильника две бутылки настоящего французского коньяка. – Давайте, чтоб времени даром не терять угощу вас настоящим французским коньяком. Вчера из Франции привез. Садитесь к столу. Попробуем.
Французский коньяк мне отчего-то не понравился, не знаю отчего, но чтоб не портить настроение хозяина, я сказал, что напиток очень хороший. Однако этот ответ оказался не совсем удачным. Другие мои компаньоны по разбору криминальной загадки на «Хмельной Забаве», были людьми более опытными, потому сказали, хотя и не в один голос, но примерно следующее:
– Ничего пойло, но твой коньяк Алексеевич много лучше.
Обрадованный таким признанием хозяин быстро убрал иностранные бутылки и поставил свои отечественные. Попробовали и этого напитка, хотя он мне тоже не очень понравился, но теперь я в своих оценках стал осмотрительнее и первым своего мнения не высказывал, уступал это право более мудрым товарищам, потому и стал попадать в жилу. Вот, что значит осмотрительность. Без неё ни в каком деле нельзя.
24
Через тридцать минут заговорщики понуро сидели на жестких стульях, как раз напротив нашего стола и искренне раскаиваясь, топили друг друга. Я никогда не представлял, что у мужчин, причем мужчин с таким высоким положением в обществе, могут быть такие искренние раскаянья. Слезы сочились из их глаз, словно сок из подрубленной весною березы. Они наперебой хаяли друг друга, пытаясь откреститься от пальмы первенства в начале заговора. Директор мудро дал им выговориться, потом грохнул по столу жесткой ладонью и стал устанавливать регламент:
– Давай Паша рассказывай, как ты до такой жизни докатился, что родного директора решил бандитам заказать. И чего тебе собственно не хватало? Давай, режь правду матку, пусть мне больно будет.
– А было всё вот так Николай Алексеевич. Как в тумане все было. Не иначе какой-то гипноз был. Мистический транс какой-то. Не иначе. Я помню всё это, как-то смутно, не явственно. Одно слово – гипноз. Где-то в начале мая присылает мне Вадик клиента одного для переговоров.
– Никого я не присылал, – взвизгнул Вадик, – он сам пришел. Мне чего больше заняться нечем, кроме как клиентов к исполнительному директору посылать? Вот скажет тоже?
– Ша! – опять грохнул о стол директор. – Молчи придурок, тебе слово потом дадут, если я посчитаю нужным, а сейчас молчи, будто тебя нет здесь!
Вадик, конечно же, понял и больше в повествование Павла Викторовича не вмешивался, а тот продолжал искренне дрожащим голосом:
– Выгодный контракт предлагался. По словам клиента, они создали в Тураеве торгово-закупочную фирму и хотели заключить с нами контракт, в среднем на семь миллионов рублей в месяц. Сумма пусть не огромная, но для комбината приличная и я сразу за неё зацепился. Мы быстро обговорили условия, и он предложил мне отобедать с ним в «Золотой чаше». Как раз тут ко мне Вадим Алексеевич зашел, и мы втроем пошли. День-то тогда перед праздниками короткий был. Попутал нас бес в этот день поганый, ой попутал. Поели мы, выпили, и стал этот клиент про нашу зарплату допытываться, а как допытался, то насмехаться стал. Нагло так насмехаться. На самые больные точки давить, дескать, менеджеры такого класса за рубежом в десять раз больше получают и в пять, раз меньше работают. Не уважает, говорит, вас руководство, не уважает конкретно. Потом сразу мне в лоб, что, мол, хочешь генеральным директором стать и зарплату, как твердый процент прибыли иметь, не меньше, а даже больше, чем за бугром получают. Вроде как шутку сказал, а по настоящему. Такими вещами ведь не шутят. Вот здесь грешен я Николай Алексеевич, грешен. Хочу, говорю. Согласился, потому что, как в тумане был. Бездумно согласился, думал, звезда моя взошла. Короче, такой туман на голову мою ухнул, что не было возможности отказаться. Вадик тоже согласился, ему предложили коммерческим директором стать, практически на тех же условиях. Клиент засмеялся нашему согласию и говорит шепотом, что есть серьезные люди, которые за нами давно наблюдают и готовы нас на руководящие должности поставить. Потом он рассказал наши биографии так подробно, что мне жутко стало. Были мы у него со всеми нашими потрохами, как на ладони. Конечно, мы растерялись, и вот тут эта сволочь говорит, что если мы найдем способ устранить Вас, Николай Алексеевич, то все расходы будут оплачены втройне и первые посты на комбинате наши, а на начало операции аванс в твердой зелени имеется. Мы, конечно же, сразу не согласились, но он тогда достал нам компрометирующие документы. Мы в начале этого года отстранили от поставок нам спирта компанию СПК и отдали право поставок фирме ОСС. Каюсь, мой грех, приложил к этому руку. Да только ничего особенного я здесь не получил, так мелочь одна, а ребят из СПК решил поучить, зажрались они. Совсем про качество забыли, наглеть стали. Это так на самом деле было, вот в документах, которые этот клиент показал, всё было переврано, и я испугался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34