, дотошно проверяя у входящих документы. Неподалеку располагался вокзал. Я натолкнулся там на буфет, где приобрел бутылку пятизвездочной «Метаксы». Потом принялся кружить вдоль запретной территории, ища выход из положения (или вход в расположение – как угодно).Наконец-то мне повезло. С внешней стороны забора находился небольшой деревянный магазинчик, в котором торговали радиоаппаратурой и фототехникой. Я заметил, как двое подростков, зайдя с тыльной стороны магазинчика, не мудрствуя лукаво, подпрыгнули, сделали выход силой и перемахнули через забор. Вскорости их примеру последовали трое мужчин.Я еще немного поозирался, вышел на исходную позицию, взял ручку портфеля в зубы и тоже сделал прыжок. Не могу сказать, чтобы у меня получилось так же ловко, как у остальных. Я даже испачкал рубашку. Но на заветную территорию все же приземлился.Оглядевшись, я быстрым шагом направился к ближайшей пешеходной дорожке, откуда выбрался уже на просторную улицу и двинулся в сторону, противоположную КПП.Подтвердились самые худшие из моих опасений. Жилой городок в Вюнсдорфе представлял собой настоящий город с магазинами, кинотеатрами и даже общественным транспортом. Говорили здесь, правда, по-русски, что было приятно. Но кого и каким образом я должен был здесь разыскать?Я остановился возле большого продовольственного магазина и принялся надоедать прохожим.– Где я могу найти прапорщика Никодимова?Наверное, я напоминал нищего на паперти, который вместо милостыни выпрашивает Б-г его знает что. Никто не хотел подать. Все пожимали плечами и говорили, что понятия не имеют.Наконец подвернулся один молодой лейтенантик, который с интересом уставился на меня.– Никодимов и Гунько? – переспросил он.– Какой Гунько? – притворился я. – Причем здесь Гунько? Не знаю я ни о каком Гунько.– Ну да, Никодимов и Гунько, – покачал головой лейтенантик. – Так их давно уже здесь нет. Не повезло тебе.– Как, давно?! – ахнул я.И получилось у меня достаточно натурально. С перепугу, наверное.– Ну, не то, чтобы очень давно, но уж порядком, – поправился лейтенантик. – А что, тебе переночевать негде?– Да нет, тут другое дело. Мне одну вещицу нужно передать… Его подруга просила… А, может, кто из его друзей остался?– Какая подруга? – заинтересовался лейтенант. – У него, вроде, жена была.– То-то и оно. Была жена, а есть еще и подруга. Понимаешь?…Лейтенант усмехнулся.– А какую вещь? – поинтересовался он.– Сам не знаю, пакет запечатан… Говно, наверное, какое-нибудь… Но обязательно просила передать.Лейтенантик задумался, потом развел руками.– Вряд ли кто-либо из наших сейчас имеет с ним контакт. Слинял он отсюда, понимаешь? Попробуй обратиться к прапорщику Белецкому, но не думаю…– А где его найти?Лейтенант объяснил на пальцах, поскольку улицы в городке не имели названий. Существовали лишь номера домов.Я пошел в указанном направлении, и меня ни на минуту не покидало ощущение нереальности происходящего. Вокруг были русские лица и русский говор, но одежду люди носили качественную, магазины ломились от товаров с ценами, доступными практически каждому, а на лицах у большинства играли улыбки. Город-солнце! Ну, прямо-таки, сон наяву!Прапорщика Белецкого я застал за просмотром видеокассеты. Какие-то бравые ребята крошили друг другу черепа, а прапорщик Белецкий, не отрываясь от экрана, жрал картофельные хлопья и запивал их пивом. В просмотре принимала участие и симпатичная девочка лет одиннадцати, которая тоже ела хлопья, только запивала яблочным соком.– Меня послала Нина, – объявил я, – подружка Никодимова. У меня для него гостинец.– Что за Нина? – Белецкий почесал затылок. Разговаривая со мной, он пытался не потерять нить происходящего на экране.– Переводчица из Берлина. Она сказала, что вы – его лучший друг, и дала мне ваш адрес.– Ах, Нина! – воскликнул Белецкий и замолчал. Было видно, что он усиленно роется в памяти. – А что, собственно…Он вопросительно посмотрел на меня.– Она просила передать ему одну вещь.Тут из телевизора послышались вопли и автоматная стрельба, и Белецкий, видимо, отчаявшись успешно сочетать разговор с просмотром видеокассеты, поспешно остановил с помощью пульта дистанционного управления магнитофон.– Ну папа! – тут же возмущенно воскликнула девочка.– Пять минут перекур, – отозвался тот.Девочка раздраженно поджала губы и уставилась в угол.– Как я могу передать ему вещь, если… эта вота… понятия не имею, где он сейчас находится?– Жаль. А она надеялась, что хоть вы-то знаете. Я ее дальний родственник. Она втрескалась в него по уши.– В этого урода?– Ну, не знаю. Сам я его никогда не видел…– Да нет, внешне – он ничего. А морально – самый что ни на есть урод.Белецкий выдвинул одну из полок серванта, порылся в содержимом и протянул мне фотографию, на которой сам он и еще двое мужиков наливались водкой на природе. Все трое были в гимнастерках и трусах.– Вот это он. – Белецкий ткнул пальцем в белобрысого долговязого парня. – А это – Ярослав Гунько. Они вместе отсюда и дернули.– Между прочим, таких больше всего и любят, – заметил я, разглядывая фотографию.– Это точно.– Так вам ничего о нем не известно?– С тех пор, как они слиняли отсюда, – ничего.– Жаль. Тогда передаю гостинец вам, как лучшему другу. Не возвращать же назад.– А что там?– Пятизвездочная «Метакса» – привет из солнечной Греции.– Так эта баба, твоя родственница, сейчас в Греции?– Нет, баба в Берлине, – уточнил я. – «Метакса» из Греции.Нельзя сказать, чтобы в его глазах появился какой-то особенно голодный блеск, но и отвращения тоже не возникло. Он взял бутылку и взвесил ее на ладони.– Ну так прямо сейчас и оприходуем, – сказал он. – Садись. Есть помидорчики, салями.– Пять минут уже прошло, – с вызовом заявила девочка.– Настя, пойди-ка погуляй.– Так я и знала!!!– Вольно! – скомандовал Белецкий. – Тридцать секунд на сборы.Он быстро соорудил стол, поставил рюмки и две неначатые банки пива.– К сожалению, я за рулем, – пробормотал я.– Это не страшно, – успокоил он меня. – Немцы допускают… эта вота… за рулем принятие спиртного. А машина-то какая?– «Твинго».– Это что еще за фигня? Японская?– Французская, насколько я знаю.– А, это… эта вота… консервная банка?– Все они в каком-то роде консервные банки.– Не скажи. «Жигуль», в принципе, неплохая машина. «Мерседес» тоже.Мы разделались с литром «Метаксы» и выпили по три банки пива. Методом «шпок». Словно это и не «Метакса» вовсе, а самая обыкновенная русская водяра. Потом пришла Настя, и мы начали досматривать фильм, в котором одни молодцы сражались с другими за обладание секретным оружием. Фильм все никак не желал заканчиваться, и я уже начал очень этому удивляться, когда неожиданно выяснилось, что я сплю. Вернее, что я спал и только сейчас проснулся.Я сел на диване, еще совершенно пьяный, и замотал головой. А рядом Белецкий ругался с Настей из-за телевизора.– Нельзя… эта вота… за один день пересмотреть четыре видеокассеты! – орал он.– Кто сказал?! – орала она ему в ответ.– Я сказал!– А пошел ты!.. Своими солдатиками будешь командовать!Они стояли, сжав кулаки и остервенело уставившись друг на друга.– О, проснулся, – сказал Белецкий, поворачиваясь ко мне. – Ну, как самочувствие?– Сейчас поеду, – пробормотал я.– Да нет, ты мне не мешаешь. Можешь и переночевать.– Не могу, меня в Берлине ждут.– А ты, вообще, кто такой?– Королев моя фамилия.– Может опохмелимся, Королев?В ответ я громко застонал.– Понятно.Я взял пустой портфель и направился к выходу. Используя заминку, Настя вставила в видеомагнитофон новую кассету.– Погоди, Королев, – воскликнул Белецкий. – Скажи своей Нинке, что Никодимов сейчас в Боснии. Бабки, козел, поехал зарабатывать. Так что она вряд ли его когда-нибудь живым дождется. Так и скажи.– Никодимов в Боснии, – пробормотал я, – а пистолет его здесь, родимый. Тоже подрабатывает.– Какой пистолет? Ты что, бредишь?– Брежу, – согласился я.– А пропуск, воще, на территорию городка у тебя есть?– Есть.– Покажи.– Пошел на хрен.Я хлопнул дверью с такой силой, что посыпалась штукатурка, и через несколько минут обнаружил себя растянувшимся на полу в парадной. С грехом пополам поднялся, выбрался из подъезда и растворился в ночи.Честно говоря, совершенно не помню, как, растворившись в ночи, я затем опять материализовывался. Могу лишь отметить, что очнулся я на заднем сидении машины в половине седьмого утра уже с грехом пополам материализованным.
Добравшись до дома – путь мне показался сущим адом, – я позвонил «голым пистолетам» и предоставил подробный отчет прошедшего дня. Честно говоря, поднимаясь по лестнице, я втайне надеялся, что Джаич нашелся и глушит сейчас в кухне пиво как ни в чем не бывало. Или же скачет как козел со своей дурацкой скакалкой. Ни хрена! «Пистолетики» тоже приуныли. После столь многообещающего начала наметился резкий спад. Бравый унтер-офицер Джаич бесследно сгинул, а от ефрейтора Крайского ожидать каких-либо существенных подвижек было слишком оптимистично даже для них.Чуть позже позвонил Горбанюк.– Ты где пропадаешь? – набросился он на меня. – Слава Б-гу! Я разыскивал тебя всю ночь напролет.– Дела были, – хмуро отозвался я. – Я что, уже – обязан перед кем-то отчитываться?– Да нет… Просто я подумал, что ты тоже… Одним словом, что ты тоже исчез.– Не исчез пока, как видишь. Вернее, как слышишь. Хе-хе-хе…– И на том спасибо.– А зачем это я тебе так срочно понадобился? Опять кого-то из антикварщиков шлепнули?– Пока Б-г миловал. Просто фрау Сосланд буянит. Требует, наконец, какого-то результата.– Да пошла она!!!– Понятно, – вздохнул Горбанюк, – значит, результатов нет. А как там машина?– Стоит внизу и бьет копытами.– Я серьезно.– И я серьезно. Я ведь тебе уже, по-моему, говорил: мы исчезаем, а машины остаются. А вообще-то тебе повезло, что я не исчез, верно? Иначе Лили переложила бы расследование на твои мощные плечи.– Я – юрист по экономическим вопросам! – взвизгнул Горбанюк.– А я – бухгалтер.Судя по тому, как он отчаянно взвизгнул, подобные мысли приходили в голову и к нему. Не зря ведь он всю ночь напролет просидел на телефоне.Пока мы с ним подобным образом любезничали, Тролль нетерпеливо шастал из угла в угол. Но стоило мне положить трубку, как он тут же попытался взять быка за рога.– Ну что, убедился в бесплодности этой дурацкой затеи? А что я тебе говорил? Нужно исходить из того, что кто-то из антикварщиков увяз в этом деле по уши. Все эти гуньки, никодимовы, пистолеты…– Почему же? Мне, например, удалось выяснить, что Никодимов и, очевидно, Гунько – в Боснии. А, значит, оружие свое они продали. Там они наверняка другое получили. Или взяли в бою.– Ну и что из этого следует?– А то, что это все же не их художества.– А чьи?– Это уже другой вопрос.Тролль тут же взвился на дыбы.– Это – единственный вопрос. Понятно? Кто?!!!У меня и без него после вчерашнего голова ходуном ходила.– Вот сейчас открою воду в ванной, тогда сразу выяснится, кто?– У тебя одно на уме, мокрушник чертов!– Это мы уже проходили.Я повалился на диван и вроде бы даже успел заснуть, но тут что-то шандарахнуло у самого моего уха. Я подскочил, как ужаленный.Рядом стоял Тролль с револьвером огромных размеров, не настоящим, естественно, а, как и он сам, воображаемым, но производящим неимоверный грохот. Из дула револьвера вился дымок.– У тебя что, крыша поехала?! – заорал я.– А у тебя?! Его товарищ сейчас, может, подыхает где-нибудь, клиентка с пеной у рта требует результата, а он, видите ли, дрыхнет!– Разве ты не видишь, на кого он похож? – вступилась за меня Малышка. – Способен ли человек в подобном состоянии на что-либо путное?– Да, вид действительно жалкий, – вынужден был признать Тролль. – Но делать все равно что-то надо безотлагательно.– Что именно? – уточнил я.– К примеру, заняться Гройпнером и Бреме.– А почему не Горовицем?– Потому что его уже шлепнули.– Стоит мне заняться Гройпнером и Бреме, как их тоже шлепнут.– И тем самым подозреваемых останется меньше.– Вот я и хотел проспать ровно столько, чтобы, когда проснусь, в живых остался только один подозреваемый. Я тебе уже об этом говорил.– А я тебе тоже говорил, что меня бы это вполне устроило, если бы Юрико при этом остался цел. Ты хочешь, чтобы нашего клиента шлепнули? А его обязательно шлепнут, если он не преступник, разумеется.– Я мечтаю, чтобы его шлепнули, – сказал я.– Тогда вруби Джо Коккера.– О, как ты мне осточертел!Я выхватил пистолет из-под подушки, бросил его в портфель и выбежал из дому.
Как уже упоминалось ранее, магазины Гройпнера и Бреме были расположены по соседству. В итоге мое наблюдение свелось к следующей схеме: этот на месте, пойду пройдусь туда; этот на месте, пойду пройдусь обратно; этот на месте, пойду пройдусь туда; этот на месте, пойду пройдусь обратно. О! Этого уже нет, нужно немедленно возвращаться назад! О! И этого уже нет! Я долго стоял в растерянности. Хорошо еще, что работали они сперва с девяти до двенадцати, а затем с трех до шести вечера. В шесть часов мне и удалось сесть им на хвост.Повезло мне необычайно, поскольку оба оказались в автомобиле Гройпнера – бежевой «Тойоте-Короле». Сначала они поужинали в непритязательной забегаловке где-то в районе Александрплац, а я помаленьку превращался в гриль в раскаленном салоне «Твинго». Затем они предприняли пешую прогулку на Мольштрассе. В книжном магазине приобрели карту Берлина. Потом, вернувшись к автомобилю, перегнали его на Фридрихштрассе. Я припарковался на соседней улочке и едва успел заметить, как они нырнули в Дом русско-германской дружбы. Та-ак, русско-германской дружбы – уже интересно.Приблизившись ко входу, я обратил внимание на большую, пожалуй, излишне красочную афишу, на которой знойный брюнет в экзотическом костюме изогнулся в залихватском прыжке. «Всемирно известный танцор Барри Амарандов! Большие гастроли! Семь дней в Берлине!» – кричала афиша. И, противореча сама себе, выспренне добавляла: «Только у нас! Только сейчас!»Что ж, сегодня был последний день берлинских гастролей. Я приобрел билет.Дом русско-германской дружбы представлял собой солидное здание с внушительным холлом, большим уютным залом и множеством дополнительных помещений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58