Никитас ансамблем намаленькой ресторанной эстрадке пели мрачную свадебную песню.
Несколько официантов, уборщицы посуды, буфетчицасгрудились в кухонном закутке возле портативного телевизора, по которому передавалось какое-то важное кремлевское заседание.
-- Ну? -- агрессивно подскочил к группке оторвавшийся наминутку от плиты повар с длинным ножом.
Никитадопел. Публикавзорвалась аплодисментами и восторгами несколько, может быть, пьяноватыми. Никитаснял гитару, направился застол, нажениховское свое место, рядом с которым, одетая в белое и в фату, поджидалаВероника.
-- Горько! -- закричал гость со значком Ыветеран партииы.
-- Горько! Горько! -- подхватили остальные.
-- Варвары, -- прокомментировалаВероникаи поцеловалась с Никитою.
-- Раз, два, три, четыре, пятью -- считали варвары хоромю
В этот как раз момент тяжелый лимузин Кузьмы Егоровичаподкатил к ресторанным дверям.
КузьмаЕгорович сидел, не трогаясь с места, и не то что бы плакалю словом, это было Прощальное Сидение. Потом полез в подлокотный тайничок, достал коньячную фляжку. Разведя руками, улыбнувшись как-то виновато, пояснил водителю и Равилю:
-- Вот, значитю
-- Данечто мы, КузьмаЕгорович, не знали? -- ответил немолодой водитель, растроганный тоже едване до слез. -- Вы ж выпиваете, выпиваете, аонаж не порожнеет. Кто ж вам тудаи доливает, как не мы?..
Чтобы не разрыдаться, КузьмаЕгорович вышел из автомобиля, Равиль с водителем тоже оказались наулице. Возникланекоторая пауза.
-- Ну, ребятки, прощайте, -- сказал КузьмаЕгорович и расцеловался с одним и с другим. -- Спасибо, что довезли, -- и двинулся в ресторан.
У дверей толклось человек пятнадцать. Застеклом виселатабличка: МЕСТ НЕТ. КузьмаЕгорович пошел сквозь толпу.
-- Кудалезешь, папаша?
-- Э, щакак дам!
-- Дасвадьбау меня, ребята! Свадьба! -- КузьмаЕгорович ловил, казалось, кайф от столь полного унижения.
-- Отец! А чем ты жениться собрался?
КузьмаЕгорович покраснел, кто-то захохотал.
Добравшись все-таки до дверей, КузьмаЕгорович принялся стучать, но швейцар делал вид, будто не слышит.
Возник Равиль.
-- Иди, Равиль, иди, -- отправил его КузьмаЕгорович. -- Надо ж начинать привыкатью
-- Как шутка? -- спросил меж тем Никита, склоняясь к вероникину уху.
-- Шутка?
-- Ну, все это, -- обвел рукою свадебный стол. -- Отца-то могут снять в любую минуту, -- и попытался оценить впечатление жены от открытой тайны. -Здорово попала?
-- Мечтаиметь наивного мужасбылась! -- отозвалась Вероника. -- Запомни: завсю жизнь я еще не ошиблась ни разу. Даже наипподроме. -- И, глянув в сторону вестибюля, добавила: -- Уже сняли.
Дело было заполночь. Все успели так или иначе разбрестись-разъехаться кто куда. У подъездаресторанаостались только КузьмаЕгорович и Жюли, наруках которой виселасонная Машенька.
КузьмаЕгорович неумело ловил такси. Машин было мало, но и те не останавливались. Однавсе же притормозила.
-- НаРублевку, -- сказал КузьмаЕгорович.
Водитель, оценив парочку, отрицательно мотнул головою и показал табличку В ПАРК.
-- Ах, в парк?! -- зловеще переспросил КузьмаЕгорович. -- А я вот номер сейчас запишую -- и полез нетвердой рукою во внутренний карман пиджака.
-- Дапошел ты, папашаю -- не договорил таксист кудаи врубил передачу.
Жюли вынуладвадцатифранковый билет и показалатаксисту.
-- Так бы сразу и говорили, -- полюбезнел тот и сам открыл дверцу.
-- Вот с-сволоч-чи! -- выругался КузьмаЕгорович сквозь зубы, усаживаясь. -- До чего страну довели!
Аглая стоялау входав освещенную дачу и смотрелагорько-иронически, как бригадагрузчиков-ментов человек в пятнадцать выносит с дачи мебель, ковры, картины, посудую
-- Че пялиссься? -- приостановился совестливый сержант, проходя мимо с огромными часами наплече. -- Вещи казенныею
-- А дача? -- спросилаАглая.
-- Дача? -- не понял аглаиной логики мент. -- Дачатоже казенная. Детскому дому, наверное, передадутю
Навстречу грузчикам по аллее шагали КузьмаЕгорович и Жюли со спящею Машенькой наплече.
-- Злорадствуешь? -- бросил КузьмаЕгорович Аглае, проходя мимо. -- Вовремя смылась? -- ата, вдогонку, потянулась к Машеньке, вошлав домю
-- Не трогайте! -- неприязненно произнеслаЖюли по-русски. -- Разбдите.
Аглая приостановилась:
-- Vous pouvez parlez franзais, si vous voulez bien.
-- Вот еще, по-французски! -- передернулаЖюли плечами и понеслаМашеньку в детскую.
-- Я, КузьмаЕгоровичю -- опустилаАглая глаза. -- Если вам негде пожитью Кутузовскую тоже, наверное, отберут. Я надвамесяцауезжаю, так чтою
КузьмаЕгорович подошел к Аглае, нежно, благодарно поцеловал:
-- Извини. Завсе.
Жюли выглянулаиз детской, ревниво сверкнулаглазками:
-- Кузьма, можно вас? Помогитею Эти антикоммунисты унесли кроватку.
КузьмаЕгорович развел руками и пошел к Жюли.
-- Я твоей ёюой партии, -- закричал Никитас порога, -- иск напятьдесят тысяч предъявлю! Долларов! Кутузовскую опечатали, аппаратуру налестницу вышвырнули!
-- Ты вон ей предъявляй! -- высунулся КузьмаЕгорович и кивнул наВеронику. -- Не ее бы статьяю
-- А нечего проституток из Парижавыписывать! -- хмыкнулаВероника.
-- Это кто проститутка? -- осведомилась Жюли и тут же самаи ответила: -Это ты -- проститутка!
-- Твоя мачехаутверждает, -- с удовольствием перевелаАглая Никите, -- что твоя новая супруга -- проститутка.
-- Как вам не стыдно! -- появилась напороге пробудившаяся Машенька. -Такие словапри ребенке!
Вероника, хоть и в подвенечном, хоть и в пылу скандала, ане упускаласверкать блицем своей Ымыльницыы.
-- Снимай-снимай! -- заорал КузьмаЕгорович. -- Тебе партия все дала, аты!..
-- Мне??!
Перепалкаперерасталав настоящий итальянский скандал: все орали, чуть не вцеплялись друг другу в волосы; таскающие мебель менты ходили мимо, деликатно стараясь не видеть -- не слышатью как вдруг КузьмаЕгорович как бы выпал из ситуации: прислушался, поднял указательный палец.
Состояние и жест оказались заразительными: замолчали все, и тогдаявственно стал внятен специфический зуммер вертушки-кремлевки из верхнего кабинета.
Тихо, ступая почему-то чуть не нацыпочках, КузьмаЕгорович пошел назвук и все остальные -- так же тихо -- заним.
В кабинете КузьмаЕгорович замедлил шаг.
-- А если это уже не тебя, папа? -- шепотом спросил Никита.
-- Меня! -- ответил КузьмаЕгорович, и по тону его было совершенно понятно, что он точно знает: его. -- Меня!!
Все замерли перед телефоном, который звонил -- не уставал. КузьмаЕгорович протянул руку, но, как в последний момент оказалось, вовсе не чтобы ответить, ачтобы отмерить ее от локтя ребром другой ладони.
-- Только я -- не возьму! -- и засмеялся.
Присутствующие переглянулись и заулыбались тоже, аКузьмаЕгорович уже хохотал:
-- Не возьму! Пускай сами теперь выкручиваются!
И все хохотали до слез, точно КузьмаЕгорович и впрямь сказал что-то уморительное, и сквозь спазмы проговаривали только кусочки, отрывочки его фразы:
-- Пускайю
-- Самию
-- Выкрую
-- Выкрую
-- Выкручиваютсяю
Мебельный грузовик-фургон, натужно пыхтя и накаждой кочке переваливаясь чуть не до переворота, пилил по Москве.
Напереднем сиденьи, рядом с водителем, ужались Никитаи Вероника, анаколени умудрились примостить еще и Машеньку. Внутри же, в самм фургоне, полутемном, ибо свет проникал только в щелочку неплотно сомкнутых задних ворот-дверей, расположились в разных углах, натюках с одеждою, КузьмаЕгорович и Жюли.
Кроме десятказнакомых нам ленинов, вещей, в общем-то, было чуть, и особо среди них выделялись чемоданы и картонки, с которыми три месяцатому ступилаЖюли намосковскую землю.
-- В общем, так! -- сказал КузьмаЕгорович, не без трудаобретая равновесие после очередного ухаба. -- Заезжаем наКутузовский заникитиным барахлом. Потом -- в Черемушки. А уж потом отвезем ваши вещи в Шереметьево. Лады?
Жюли, пошатываясь, как юнгав шторм, перебралась к Кузьме Егоровичу поближе.
-- Я еще плохо понимаю по-русски, -- сказала. -- Но, кажется, Кузьма, вы меня сновагоните? Надоела?
-- Я подозреваю, -- объяснил тот, -- что твои лягушатники сегодня же перестанут тебе платить.
-- Nye v dyengach chchastye, -- нежно проворковалаЖюли и прикоснулась к Кузьме Егоровичу.
-- Ты не знаешь, что такое хрущобав Черемушках!
-- S milym i v chalache ray, -- парировалаЖюли и приластилась.
-- Так это с милым, -- буркнул закомплексованный КузьмаЕгорович и красноречиво покосился долу. -- Постой-ка! -- вдруг встрепенулся. -- Ого! -прислушался к низу животас восторженным изумлением. -- Ого! О-го-го! -- и, не в силах сдержать темперамент, бросился наЖюли.
И московские ухабы нежно повалили парочку прямо между ленинами, между тюками с одеждою, между чемоданами и картонками Жюли, агрузовик все переваливался и переваливался по очередной столичной улицею
КузьмаЕгорович, Жюли и Машенька, напевающая французскую песенку, сидели в обшарпанной, с низким потолком комнате и играли в подкидного.
-- Фу, Маша! -- сказалаЖюли и покосилась наприоткрытую дверь, закоторою видны были склонившиеся над столом Вероникас Никитою, -- это песня совсем непристойная!
-- Веронику боишься? -- ехидно спросилаМашенькаи продолжилапеть.
-- Фу, стыдно!
Но тут как раз Вероникапоявилась самаи, смешав карты, выложиланастол макет предвыборного плаката: МОЛОДЕЖНАЯ РОК-ПАРТИЯ: ГОЛОСУЙТЕ ЗА НИКИТУ КРОПАЧЕВА, -- ниже фото, еще ниже -- СЫНА КУЗЬМЫ КРОПАЧЕВА.
-- Ничего, папа, -- возник Никитаиз-заспины супруги и положил отцу наплечо руку, как наизвестной картине. -- Но мы пойдем другим путем.
КузьмаЕгорович поизучал бумагу, буркнул иронически:
-- Партияю Ты, что ли, придумаламеня приплести?
-- Все должно передаваться по наследству, папочка, -- ответилаВероника. -Особенно власть. Но нам нужны деньги. Много денег.
КузьмаЕгорович продемонстрировал более чем скромную обстановку и развел руками: вот, дескать, все, что я стяжал зажизнь в аппарате. Верониканезаметно ткнуламужав бок.
-- Знаем-знаем, -- сказал Никита. -- Идейный коммунист. Бессребреник, -и, хитро подмигнув, кивнул навыстроившихся в рядок вождей.
-- Что? -- передразнил-подмигнул КузьмаЕгорович.
Никитавзял одного из лениных и подкинул разок-другой, пробуя навес:
-- Неужто ж они такие простые, твои подчиненные, что дарили тебе из годав год вождей без внутреннего, так сказать, содержания?
-- Дакак ты посмел?! Как посмел оскорблять честных, порядочных людей?! А ну поставь наместо! Не пачкай своимию -- КузьмаЕгорович аж зашелся в праведном гневе.
-- У папочки руки чистые! -- вступилась Машенька. -- Я самавидела -- он недавно мыл. С мыломю
Никитасостроил гримасу восхищения:
-- Ну, отец!
Нагруженная тяжелыми сумками, видно -- из магазинаили с рынка, Жюли вошлав квартиру и услышалав комнате гром, треск, звон.
Тихонько приоткрыв дверь, увидела, как КузьмаЕгорович крушит ржавым молотком уже, пожалуй, восьмого ленинапосреди осколков семи предыдущих, как со вниманием старателя осматривает осколки, как принимается задевятого. Жюли наблюдаламолча, в некотором ужасе.
Надесятом КузьмаЕгорович заметил Жюли и пояснил смущенно:
-- Чистый, бля, гипс!..
Подземный переход выплюнул очередную порцию толпы.
КузьмаЕгорович огляделся. Отметил Памятник. Отметил Здание. Достал взором, кажется, и до Старой площади. И -- ринулся в следующую толпу, ту, что вечно копилась у Детского Мира.
-- Какой вы упрямый, Кузьма! -- пыталась поспеть засожителем бедняжкаЖюли. -- У меня осталось еще франков двести. Поехали в ЫБерезкуы. Я виделатам вчеракостюмчик прямо наМашеньку.
-- Пусть намедные деньги, -- ответил КузьмаЕгорович, продолжая проталкиваться, -- зато насоветские!
-- Все равно, -- возразилаЖюли, -- ничего здесь не купим.
-- Купим-купим, -- злобился КузьмаЕгорович. -- Может, мы и развалили страну. Но не до такой же степени!
Наконец, толпавынеслаих в центральный зал и заметно поредела: как по причинам гидродинамическим, так и потому, что товара, в сущности, не было.
КузьмаЕгорович остановился посередине и оглядывался растерянно.
-- А я тебе говорю -- он! -- убежденно шепнулапровинциальная дамасвоему не менее провинциальному мужу.
Другой провинциал с двумя авоськами, под завязку набитыми рулонами туалетной бумаги, подкрался к Кузьме Егоровичу сзади и робко тронул заплечо:
-- Научите, КузьмаЕгорович, как жить дальше?.. Вы зря нанас обижаетесь: простой народ -- он всегдабыл завас!
А с третьей стороны кто-то уже тянул шариковый карандашик и командировочное удостоверение:
-- Распишитесь, КузьмаЕгорович! Внукам завещаю!
Жюли победно оглядывалась по сторонам, как юбиляршанаторжественном вечере.
-- Не сдавайся, Егорыч! -- неслось из толпы, которая собралась уже вокруг нашего героя.
-- Мы им еще покажем!
-- Чуть что -- сразу снимать! А сами народ накормить не могут!
-- Тихо, друзья, тихо! -- подняв сжатые кулаки и едване сквозь слезы, говорил КузьмаЕгоровичю
В директорский кабинет ворвалась юная администраторша:
-- Там, Вадим Васильевич, -- Кропачев! Народ баламутит! Того и гляди, наКремль пойдут! -- и выскочила, сверкнув безумным глазом.
Директор -- руканасердце -- занею: в предбаннике работал десяток мониторов, и вот, к центральному и бросился.
Островок под Чебурашкою, где стояли КузьмаЕгорович и Жюли, был окружен народом. Директор откинул напульте крышку-ящичек: там оказался прозрачный стеклянный колпак. Прямо кулаком, не боясь ни крови, ни боли, саданул по нему и нажал наогромную, как грибок для штопки, красную кнопкую
И тут же вылетели из разных подъездов соседнего Здания десяткадвамолодых людей в штатском и трусцой двинулись к магазиную
-- Микрофон! -- крикнул Равиль, появившись в директорском предбаннике, и над огромным, полным народазалом разнесся многократно усиленный равилев голос: -- Товарищи! В секции номер шестнадцать, начетвертом этаже, имеются в продаже колготы, производство Франция. Имеются в продаже колготы, производство Францияю
В то же мгновенье толпасталарассасываться и буквально через десяток секунд КузьмаЕгорович и Жюли сновастояли в одиночестве.
-- Ну, народ! -- качнул головою КузьмаЕгорович.
Седовласый, расхаживая по кабинету, диктовал помощнику, который отстукивал намашинке:
1 2 3 4 5 6