Но если вы думаете, что этим дело и кончилось, то глубоко ошибаетесь.
Нет, самое худшее еще впереди.
Прошла ночь, наступил следующий день, а за калошами все никто не
являлся.
Вечером в маленьком театре, расположенном на улице Каннике, давали
представление. Зрительный зал был полон. В числе других артистов один чтец
продекламировал стихотворение под названием "Бабушкины очки":
У бабушки моей был дар такой,
Что раньше бы сожгли ее живой.
Ведь ей известно все и даже более:
Грядущее узнать - в ее то было воле,
В сороковые проникала взором,
Но просьба рассказать всегда кончалась спором.
"Скажи мне, говорю, грядущий год,
Какие нам событья принесет?
И что произойдет в искусстве, в государстве?"
Но бабушка, искусная в коварстве,
Молчит упрямо, и в ответ ни слова.
И разбранить меня подчас готова.
Но как ей устоять, где взять ей сил?
Ведь я ее любимцем был.
"По-твоему пусть будет в этот раз, -
Сказала бабушка и мне тотчас
Очки свои дала. - Иди-ка ты туда,
Где собирается народ всегда,
Надень очки, поближе подойди
И на толпу людскую погляди.
В колоду карт вдруг обратятся люди.
По картам ты поймешь, что было и что будет".
Сказав спасибо, я ушел проворно.
Но где найти толпу? На площади, бесспорно.
На площади? Но не люблю я стужи.
На улице? Там всюду грязь да лужи.
А не в театре ли? Что ж, мысль на славу!
Вот где я встречу целую ораву.
И наконец я здесь! Мне стоит лишь очки достать,
И стану я оракулу под стать.
А вы сидите тихо по местам:
Ведь картами казаться надо вам,
Чтоб будущее было видно ясно.
Молчанье ваше - знак, что вы согласны.
Сейчас судьбу я расспрошу, и не напрасно,
Для пользы собственной и для народа.
Итак, что скажет карт живых колода.
(Надевает очки.)
Что вижу я! Ну и потеха!
Вы, право, лопнули б от смеха,
Когда увидели бы всех тузов бубновых,
И нежных дам, и королей суровых!
Все пики, трефы здесь чернее снов дурных.
Посмотрим же как следует на них.
Та дама пик известна знаньем света -
И вот влюбилась вдруг в бубнового валета.
А эти карты что нам предвещают?
Для дома много денег обещают
И гостя из далекой стороны,
А впрочем, гости вряд ли нам нужны.
Беседу вы хотели бы начать
С сословий? Лучше помолчать!
А вам я дам один благой совет:
Вы хлеб не отбирайте у газет.
Иль о театрах? Закулисных треньях?
Ну нет! С дирекцией не порчу отношенья.
О будущем моем? Но ведь известно:
Плохое знать совсем неинтересно.
Я знаю все - какой в том прок:
Узнаете и вы, когда наступит срок!
Что, что? Кто всех счастливей среди вас?
Ага! Счастливца я найду сейчас...
Его свободно можно б отличить,
Да остальных пришлось бы огорчить!
Кто дольше проживет? Ах, он? Прекрасно!
Но говорить на сей сюжет опасно.
Сказать? Сказать? Сказать иль нет?
Нет, не скажу - вот мой ответ!
Боюсь, что оскорбить могу я вас,
Уж лучше мысли ваши я прочту сейчас,
Всю силу волшебства признав тотчас.
Угодно вам узнать? Скажу себе в укор:
Вам кажется, что я, с каких уж пор,
Болтаю перед вами вздор.
Тогда молчу, вы правы, без сомненья,
Теперь я сам хочу услышать ваше мненье.
Декламировал чтец превосходно, в зале загремели аплодисменты.
Среди публики находился и наш злосчастный медик. Он, казалось, уже
забыл свои злоключения, пережитые прошлой ночью. Отправляясь в театр, он
опять надел калоши, - их пока никто не востребовал, а на улице была
слякоть, так что они могли сослужить ему хорошую службу. И сослужили!
Стихи произвели большое впечатление на нашего медика. Ему очень
понравилась их идея, и он подумал, что хорошо бы раздобыть такие очки.
Немного навострившись, можно было бы научиться читать в сердцах людей, а
это гораздо интереснее, чем заглядывать в будущий год, - ведь он все равно
наступит рано или поздно, а вот в душу к человеку иначе не заглянешь.
"Взять бы, скажем, зрителей первого ряда, - думал медик, - и
посмотреть, что делается у них в сердце, - должен же туда вести какой-то
вход, вроде как в магазин. Чего бы я там ни насмотрелся, надо полагать! У
этой вот дамы в сердце, наверное, помещается целый галантерейный магазин.
А у этой уже опустел, только надо бы его как следует помыть да почистить.
Есть среди них и солидные магазины. Ах, - вздохнул медик, - знаю я один
такой магазин, но, увы, приказчик для него уже нашелся, и это единственный
его недостаток. А из многих других, наверное, зазывали бы: "Заходите,
пожалуйста, к нам, милости просим!" Да, вот зайти бы туда в виде крошечной
мысли, прогуляться бы по сердцам!"
Сказано - сделано! Только пожелай - вот все, что надо калошам
счастья. Медик вдруг весь как-то съежился, стал совсем крохотным и начал
свое необыкновенное путешествие по сердцам зрителей первого ряда.
Первое сердце, в которое он попал, принадлежало одной даме, но
бедняга медик сначала подумал, что очутился в ортопедическом институте,
где врачи лечат больных, удаляя различные опухоли и выправляя уродства. В
комнате, куда вошел наш медик, были развешаны многочисленные гипсовые
слепки с этих уродливых частей тела. Вся разница только в том, что в
настоящем институте слепки снимаются, как только больной туда поступает, а
в этом сердце они изготовлялись тогда, когда из него выписывался здоровый
человек.
Среди прочих в сердце этой дамы хранились слепки, снятые с физических
и нравственных уродств всех ее подруг.
Так как слишком задерживаться не полагалось, то медик быстро
перекочевал в другое женское сердце, - и на этот раз ему показалось, что
он вступил в светлый обширный храм. Над алтарем парил белый голубь -
олицетворение невинности. Медик хотел было преклонить колена, но ему нужно
было спешить дальше, в следующее сердце, и только в ушах его еще долго
звучала музыка органа. Он даже почувствовал, что стал лучше и чище, чем
был раньше, и достоин теперь войти в следующее святилище, оказавшееся
жалкой каморкой, где лежала больная мать. Но в открытые настежь окна
лились теплые солнечные лучи, чудесные розы, расцветшие в ящике под окном,
качали головками, кивая больной, две небесно-голубые птички пели песенку о
детских радостях, а больная мать просила счастья для своей дочери.
Потом наш медик на четвереньках переполз в мясную лавку; она была
завалена мясом, - и куда бы он ни сунулся, всюду натыкался на туши. Это
было сердце одного богатого, всеми уважаемого человека, - его имя,
наверно, можно найти в справочнике по городу.
Оттуда медик перекочевал в сердце его супруги. Оно представляло собой
старую, полуразвалившуюся голубятню. Портрет мужа был водружен над ней
вместо флюгера; к ней же была прикреплена входная дверь, которая то
открывалась, то закрывалась - в зависимости от того, куда поворачивался
супруг.
Потом медик попал в комнату с зеркальными стенами, такую же, как во
дворце Розенборг, но зеркала здесь были увеличительные, они все
увеличивали во много раз. Посреди комнаты восседало на троне маленькое "я"
обладателя сердца и восхищалось своим собственным величием.
Оттуда медик перебрался в другое сердце, и ему показалось, что он
попал в узкий игольник, набитый острыми иголками. Он быстро решил, что это
сердце какой-нибудь старой девы, но ошибся: оно принадлежало награжденному
множеством орденов молодому военному, о котором говорили, что он "человек
с сердцем и умом".
Наконец бедный медик выбрался из последнего сердца и, совершенно
ошалев, еще долго никак не мог собраться с мыслями. Во всем он винил свою
разыгравшуюся фантазию.
"Бог знает что такое! - вздохнул он. - Нет, я определенно схожу с
ума. И какая дикая здесь жара! Кровь так и приливает к голове. - Тут он
вспомнил о своих вчерашних злоключениях у больничной ограды. - Вот когда я
заболел! - подумал он. - Нужно вовремя взяться за лечение. Говорят, что в
таких случаях всего полезнее русская баня. Ах, если бы я уже лежал на
полке".
И он действительно очутился в бане на самом верхнем полке, но лежал
там совсем одетый, в сапогах и калошах, а с потолка на лицо ему капала
горячая вода.
- Ой! - закричал медик и побежал скорее принять душ.
Банщик тоже закричал: он испугался, увидев в бане одетого человека.
Наш медик, не растерявшись, шепнул ему:
- Не бойся, это я на пари, - но, вернувшись домой, первым делом
поставил себе один большой пластырь из шпанских мушек на шею, а другой на
спину, чтобы вытянуть дурь из головы.
Наутро вся спина у него набухла кровью - вот и все, чем его
облагодетельствовали калоши счастья.

5. ПРЕВРАЩЕНИЯ ПОЛИЦЕЙСКОГО ПИСАРЯ
Наш знакомый сторож между тем вспомнил про калоши, которые нашел на
улице, а потом оставил в больнице, и забрал их оттуда. Но ни лейтенант, ни
соседи не признали этих калош своими, и сторож отнес их в полицию.
- Да они как две капли воды похожи на мои! - сказал один из
полицейских писарей, поставив находку рядом со своими калошами и
внимательно ее рассматривая. - Тут и опытный взгляд сапожника не отличил
бы одну пару от другой.
- Господин писарь, - обратился к нему полицейский, вошедший с
какими-то бумагами.
Писарь поговорил с ним, а когда опять взглянул на обе пары калош, то
уж и сам перестал понимать, которая из них его пара - та ли, что стоит
справа, или та, что слева.
"Мои, должно быть, вот эти, мокрые", - подумал он и ошибся: это были
как раз калоши счастья. Что ж, полиция тоже иногда ошибается.
Писарь надел калоши и, сунув одни бумаги в карман, а другие - под
мышку (ему нужно было кое-что перечитать и переписать дома), вышел на
улицу. День был воскресный, стояла чудесная погода, и полицейский писарь
подумал, что неплохо было бы прогуляться по Фредериксбергу.
Молодой человек отличался редким прилежанием и усидчивостью, так что
пожелаем ему приятной прогулки после многих часов работы в душной
канцелярии.
Сначала он шел, ни о чем не думая, и калошам поэтому все не
представлялось удобного случая проявить свою чудодейственную силу.
Но вот он повстречал в одной аллее своего знакомого молодого поэта, и
тот сказал, что завтра отправляется путешествовать на все лето.
- Эх, вот вы опять уезжаете, а мы остаемся, - сказал писарь. -
Счастливые люди, летаете себе, где хотите и куда хотите, а у нас цепи на
ногах.
- Да, но ими вы прикованы к хлебному дереву, - возразил поэт. - Вам
нет нужды заботиться о завтрашнем дне, а когда вы состаритесь, получите
пенсию.
- Так-то так, но вам все-таки живется гораздо привольнее, - сказал
писарь. - Писать стихи - что может быть лучше! Публика носит вас на руках,
и вы сами себе господа. А вот попробовали бы вы посидеть в суде, как мы
сидим, да повозиться с этими скучнейшими делами!
Поэт покачал головой, писарь тоже покачал головой, и они разошлись в
разные стороны, оставшись каждый при своем мнении.
"Удивительный народ эти поэты, - думал молодой чиновник. - Хотелось
бы поближе познакомиться с такими натурами, как он, и самому стать поэтом.
Будь я на их месте, я бы в своих стихах не стал хныкать. Ах, какой сегодня
чудесный весенний день, сколько в нем красоты, свежести, поэзии! Какой
необыкновенно прозрачный воздух! Какие причудливые облака! А трава и
листья так сладостно благоухают! Давно уже я так остро не ощущал этого,
как сейчас".
Вы, конечно, заметили, что он уже стал поэтом. Но внешне совсем не
изменился, - нелепо думать, что поэт не такой же человек, как все прочие.
Среди простых людей часто встречаются натуры гораздо более поэтические,
чем многие прославленные поэты. Только у поэтов гораздо лучше развита
память, и все идеи, образы, впечатления хранятся в ней до тех пор, пока не
найдут своего поэтического выражения на бумаге. Когда простой человек
становится поэтически одаренной натурой, происходит своего рода
превращение, - и такое именно превращение произошло с писарем.
"Какое восхитительное благоухание! - думал он. - Оно напоминает мне
фиалки у тетушки Лоны. Да, я был тогда еще совсем маленьким. Господи, и
как это я ни разу не вспомнил о ней раньше! Добрая старая тетушка! Она
жила как раз за Биржей. Всегда, даже в самую лютую стужу, на окнах у нее
зеленели в банках какие-нибудь веточки или росточки, фиалки наполняли
комнату ароматом; а я прикладывал нагретые медяки к оледенелым стеклам,
чтобы можно было смотреть на улицу. Какой вид открывался из этих окон! На
канале стояли вмерзшие в лед корабли, огромные стаи ворон составляли весь
их экипаж. Но с наступлением весны суда преображались. С песнями и криками
"ура" матросы обкалывали лед; корабли смолили, оснащали всем необходимым,
и они наконец уплывали в заморские страны. Они-то уплывают, а я вот
остаюсь здесь; и так будет всегда; всегда я буду сидеть в полицейской
канцелярии и смотреть, как другие получают заграничные паспорта. Да, таков
мой удел!" - и он глубоко-глубоко вздохнул, но потом вдруг опомнился: "Что
это такое со мной делается сегодня? Раньше мне ничего подобного и в голову
не приходило.
1 2 3 4 5