Он рассказал, что все же горсть верных солд
ат и в особенности юнкера Николаевского кавалерийского училища продол
жают геройски защищаться, что много офицеров перебито. Любань уже занята
какой-то небольшой кучкой революционеров; про занятие Тосно он ничего н
е знал. Кто-то показал и новую телеграмму и листок, подписанный Родзянко,
где объявлялось об образовании временного комитета государственной ду
мы, к которому перешла вся власть от устраненного совета министров, и что
этот комитет взял в свои руки восстановление порядка.
О положении Царского ничего не было известно: ожидавшийся навстречу фел
ьдъегерь в Бологое не прибыл. Но путь на Петроград, по справкам, был еще св
ободен, и выставленная по железнодорожному пути охрана для прохода импе
раторского поезда стояла на своих постах.
Решено было двигаться далее.
Профессору Федорову принесли записку от генерала Дубенского, ехавшего
впереди нас в часовом расстоянии в другом служебном поезде, в которой он
предупреждал, что, по имеющимся у них сведениям, Тосно также занято, и сове
товал из Бологого повернуть на Псков.
Было уже поздно, но спать не хотелось. К тому же мы приближались к моей род
ной Новгородской губернии, и я надеялся увидать в Малой Вишере губернато
ра или кого-нибудь из губернского начальства, обыкновенно выезжавших дл
я встречи государя на эту станцию, и от них разузнать, что делается в наших
краях: ожидать было еще долго, оставаться одному Ц невыносимо. Я зашел в
купэ к Долгорукову, моему б. товарищу по корпусу, с которым я еще смолоду б
ыл очень близок и впоследствии очень любил за его обычную скромность, не
возмутимость и всегдашнее более, чем равнодушное отношение ко всем слух
ам и сплетням, волновавшим большинство.
Он и на этот раз был спокоен и выдержан, как всегда, и занят был своими гофм
аршальскими расчетами. Помню, что это мне показалось в те часы чересчур о
бидным и я даже резко упрекнул его: «Это все ничего», сказал мне своим ровн
ым почти апатичным голосом, Ц «с этим справимся; а вот подумай-ка лучше, к
ак справиться с немцами-то».
Ц Как ничего? Ц воскликнул я, Ц разве ты не видишь?
Ц Да, так ничего; это все обойдется, а то пока главное. И удивительное дело
, эти невозмутимые слова, несмотря на всю их неопределенность, как-то сраз
у успокоили меня своим напоминанием о немцах, о которых я в те часы и совсе
м забыл «Быть может и действительно обойдется, не может не обойтись», Ц п
одумал я, неисправимый оптимист. «Какая там революция в самом разгаре во
йны Ц революции бывают при ее окончании или когда армия бывает приперта
к стене. Нам до этого далеко, да и успех не за горами. Это просто бунт, один л
ишь Петроград с окрестностями бун. тует, а кругом ведь все спокойно».
И снова вспомнилась мирная жизнь около тех станций, через которые мы про
езжали, вспомнился и восторженно встретивший нас несколько часов назад
пехотный эшелон, направлявшийся на фронт.
«Вот войдет Иванов в Петроград с двумя-тремя такими частями, и уж одно их
появление приведет там все в порядок», успокаивал я себя и даже радовалс
я, что утром буду со своею взволнованной семьей, которую наверно успокои
т мое неожиданно скорое возвращение…
Но мечтам этим было суждено остаться мечтами на час. Поезд замедлил ход. М
ы подходили к Малой Вишере Я высунулся из выходной двери и смотрел на при
ближающуюся станцию. Она была слабо освещена, но на платформе было довол
ьно много народу. На путях стоял какой-то ярко освещенный поезд. Я вышел и
столкнулся с генералом Дубенским, ехавшим в служебном вагоне далеко впе
реди нас.
Ц Вы какими судьбами остались здесь? Ц удивленно спросил я.
Ц Мы все здесь, весь наш поезд, Ц с озабоченной тревогой ответил Дубенс
кий. «Нам не советуют ехать дальше, так как, по слухам, Любань и Тосно тоже з
аняты революционерами, и мы решили подождать вас, чтобы спросить, как пос
тупить дальше. Я еще послал об этом записку Сергею Петровичу (Федорову) из
Бологого. Получили ли вы ее?»
На платформу вышел генерал Воейков. Его сейчас же обступили разные лица
из начальства и начали докладывать. Мне не хотелось присутствовать при с
лужебных разговорах. Было очень холодно, и, не найдя на платформе никого и
з своих новгородских знакомых и ожидавшегося фельдъегеря, я поспешил во
йти в служебный вагон нашего Поезда, надеясь там получить более подробны
е сведения о причинах задержки.
Отделение, в котором помещалось сопровождавшее нас Железнодорожное на
чальство, было пусто Ц все были на Платформе. На столе лежала брошенная с
лужебная телеграмма. Я машинально взял ее и прочел: какой-то поручик Грек
ов Ц называвший себя комендантом Николаевского вокзала, Ц в резких вы
ражениях и, кажется, с угрозами за неисполнение, приказывал, чтобы импера
торский поезд, без захода в Царское был направлен прямым маршрутом в Пет
роград на Николаевский вокзал в его распоряжение.
Этот, «приказ» неизвестного поручика всероссийскому императору, рассм
ешивший бы меня несколько часов назад, теперь наполнил душу таким тяжелы
м негодованием, от которого я не скоро мог оправиться. Я вышел снова на пла
тформу и увидел нашего общего любимца, инженера М. Ежова, начальника импе
раторских поездов. Он мне подтвердил, что действительно телеграмма неве
домого поручика Грекова была разослана по всей дороге и что, Конечно, на н
ее никто не обращает внимания. И вероятно, по получении уведомления от со
седней станции, мы, дав отойти свитскому поезду, скоро двинемся вперед, та
к как путь не испорчен и пока до Любани свободен. Он добавил, что Тосна и Га
тчина, через которые нам приходилось сворачивать на Царское, лишь только
по слухам заняты бунтующими и теперь идет проверка этих слухов.
Было уже очень поздно, часов около трех ночи, на утро, согласно маршруту, п
риходилось рано вставать. Большинство спутников по вагону уже спали, я с
ам был очень утомлен своими дневными переживаниями. Слова Ежова меня вре
менно успокоили и, не ожидая отправления поезда, я прилег не раздеваясь н
а приготовленную уже кровать и сейчас же крепко заснул. Спал я, как мне пок
азалось, довольно долго, проснулся около шести утра, когда, по маршруту, мы
должны были проходить Гатчину и час, который, засыпая, я мысленно назначи
л себе для вставания.
Поезд двигался, как мне показалось, более быстро, чем обыкновенно. «Слава
богу», Ц подумал я, Ц «несмотря не строжайший приказ Грекова, мы все же д
вигаемся, куда хотим, и скоро будем дома, а не на Николаевском вокзале с ег
о обнаглевшими запасными».
Я выглянул в окошко, надеясь издали разглядеть купола Гатчинского собор
а, и к изумлению увидел не хорошо знакомые мне окрестности Гатчины, а сове
ршенно неизвестную местность; к тому же поезд двигался не к Петрограду и
Гатчине, а в совершенно обратном направлении.
Встревоженный, я вышел в коридор и натолкнулся на генерала Воейкова, в ши
нели, проходившего из служебного вагона в свое купэ. «Владимир Николаеви
ч, что такое, почему мы едем назад и куда?» Ц спросил я его. Ц «Молчите, мол
чите, не ваше дело», Ц как-будто шутливо, но с сильным раздражением ответ
ил он и скрылся в своем купэ.
Убеждение В. Н. Воейкова, что он должен знать все, а мы Ц ничего, и что даже к
асавшиеся близко нас распоряжения о разных передвижениях, известные ме
лкому служебному люду Ц «не наше дело» Ц мы знали давно и с этим кое-как
свыклись.
Но, тогда его столь требовательная таинственность показалась мне особе
нно неуместной. Видимо, он был сильно взволнован и не хотел этого показыв
ать.
Коридор вагона был пуст, купэ были закрыты; все спали, и только у моего сос
еда, командира конвоя, графа Граббе, слышалось какое-то движение. Он видим
о не спал. Я вошел к нему и узнал, что вскоре после моего возвращения в ваго
н получилось подтверждение, что Любань уже занята большою толпою взбунт
овавшихся солдат, вероятно, испортивших путь и что проехать через Тосну
будет нельзя. Было решено поэтому вернуться назад в Бологое и кружным пу
тем через Старую Руссу, Дно и Вырицу проехать в Царское Село. В Бологом был
а назначена смена паровозной бригады, но машинисты и другие, не смотря на
свое утомление, не хотели сменяться и выразили непреклонное намерение е
хать с императорским поездом и далее.
Наши железнодорожники свитского поезда разъединили путевой телеграфн
ый провод на Петроград, перевели на другой конец паровоз, и наш поезд быст
рым ходом двинулся назад. Теперь мы приближались снова к Бологому. Впере
ди нас не было уже никого Ц служебный поезд остался позади и следовал в б
лизком расстоянии за нами. О непредусмотренном движении императорског
о поезда предупреждались только соседние станции.
Началась среда, 1 марта, новый тяжелый день, когда томительные передвижен
ия не облегчались уже ни надеждой на скорое окончание бунта, ни мыслью о с
кором свидании с семьей.
День был ясный, чувствовалось начало весны, на станциях и в частности в Ст
арой Руссе текла обычная мирная жизнь, задержек в пути не было, государь н
е выходил во время остановок для прогулки, и то короткое время, которое мы
обыкновенно проводили с его величеством, ничем не отличалось в разговор
ах от обыденных нетревожных Дней.
Не легко, конечно, было и нам и ему говорить о ничтожных вещах, поддерживат
ь разговор и лишь думать о том, что так мучительно волновало каждого из на
с и его в особенности.
В течение дня получилось благоприятное известие, что генерал Иванов со с
воим эшелоном благополучно, без задержки проследовал через Дно и должен
был быть уже в Царском Селе, откуда все еще сведений не было. Получилась и
непонятная телеграмма от Родзянко, ожидавшегося На станцию Дно и кратко
уведомлявшего, что «по изменившимся обстоятельствам он выехать навстр
ечу его величеству не может».
До получения этой телеграммы и до прибытия нашего на станцию Старой Русс
ы, никаких предположений о перемене нашего маршрута на Псков не было и ли
шь по приезде на эту станцию получилось известие, что мост по Виндавской
дороге якобы испорчен или ненадежен, и только тогда было решено двигатьс
я на Псков и оттуда по Варшавской дороге прямым путем через Лугу и Гатчин
у на Царское Село.
Тогда была послана и новая телеграмма Родзянко, уведомлявшая о перемене
маршрута и снова предлагавшая ему выехать навстречу в Псков. В этом горо
де находился штаб северного фронта, генерала Рузского, и оттуда можно бы
ло связаться прямым проводом с Петроградом, ставкой и Царским Селом и вы
йти, наконец, из той тревожной неизвестности, которая нас окружала с вчер
ашнего вечера.
Остановка в Пскове, о которой с пути был уведомлен и генерал Рузский, пред
полагалась поэтому непродолжительной и ставилась в зависимость лишь о
т своевременного прибытия Родзянко и от времени, необходимого для перег
оворов по прямому проводу с Царским Селом и со Ставкой.
Был уже вечер, около семи с половиной часов, когда императорский поезд по
дходил к Пскову. Будучи дежурным флигель-адъютантом, я стоял у открытой д
вери площадки вагона и смотрел на приближающуюся платформу. Она была поч
ти не освещена и совершенно пустынна. Ни военного ни гражданского началь
ства (за исключением кажется губернатора), всегда задолго и в большом чис
ле собиравшегося для встречи государя, на ней не было.
Где-то по средине платформы находился, вероятно, дежурный помощник нача
льника станции, а на отдаленном конце виднелся силуэт караульного солда
та.
Поезд остановился. Прошло несколько минут. На платформу вышел какой-то о
фицер, посмотрел на наш поезд и скрылся. Еще прошло несколько минут, и я ув
идел, наконец, генерала Рузского, переходящего рельсы и направляющегося
в нашу сторону. Рузский шел медленно, как бы нехотя и, как нам всем невольн
о показалось, будто нарочно не спеша. Голова его, видимо в раздумьи, была н
изко опущена. За ним, немного отступя, генерал Данилов и еще два-три офице
ра из его штаба. Сейчас же было доложено, и государь его принял, а в наш ваго
н вошли генерал Дани лов с другим генералом, расспрашивая об обстоятельс
твах нашего прибытия в Псков и о дальнейших наших намерениях.
«Вам все-таки вряд ли удастся скоро проехать в Царское», сказал Данилов, «
вероятно придется здесь выжидать или вернуться в Ставку. По дороге, несп
окойно и только что получилось известие, что в Луге вспыхнули беспорядки
и город во власти бунтующих солдат».
Об отъезде Родзянко в Псков в штабе ничего не было известно; он оставался
еще в Петрограде; но были получены от него телеграммы, что в городе начало
сь избиение офицеров и возникло якобы страшное возбуждение против госу
даря и что весь Петроград находится во власти взбунтовавшихся запасных.

Генерал Данилов был мрачен и, как всегда, очень неразговорчив.
Рузский недолго оставался у государя и вскоре пришел к нам, кажется, в куп
э Долгорукова и, как сейчас помню, в раздраженном утомлении откинулся на
спинку дивана.
Граф Фредерике и мы столпились около него, желая узнать, что происходит п
о его сведениям в Петрограде и какое его мнение о всем происходящем.
«Теперь уже трудно что-нибудь сделать», с раздраженной досадой говорил
Рузский, «давно настаивали на реформах, которых вся страна требовала… не
слушались… голос хлыста Распутина имел больший вес… вот и дошли до Прот
опопова, до неизвестного премьера Голицына… до всего того, что сейчас… п
осылать войска в Петроград уже поздно, выйдет лишнее кровопролитие и лиш
нее раздражение… надо их вернуть»…
«Меня удивляет, при чем тут Распутин», спокойно возразил граф Фредерике.
«Какое он мог иметь влияние на дела? Я, например, даже совершенно его не зн
ал».
«О вас, граф, никто не говорит, вы были в стороне», вставил Рузский.
«Что же по вашему теперь делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41