Се исхожу отмстить за тебя, твою пресветлейшую супругу и за добродетель.
— Гряди в час, покровительствуемый богами,— отвещал Владимир и посылает к нему «злат перстень с правой руки, а великая княгиня ширинку шелковую златошвейную». Богатырь уклоняется 0т главы коня, тронутый сею милостию, и надевает перстень на десницу свою, а ширинку прицепляет к перьям, шелом украшающим. Звук бубнов вновь начинается, троекратный клик воинства потрясает своим ратным гласом долины днепровские. Сильный, могучий богатырь укрепляется в стременах своих, отдает копием честь государям и разъяряет коня острогами. Сей летит в поле, яко молния, и бугры белых песков киевских, раздаваясь на обе стороны облаком, означают путь витязя, провождаемого радостными воплями народа.
Спящий исполин пробуждается, чародейное сердце его возрождает предчувствие грозящей ему погибели, а злоба адская, его одушевляющая, разливает яд лютости в черной крови его. Рев его при слышании противника уподобляется бурливым ветрам, вырвавшимся из заклепов горных. Мятущийся, свирепствующий, садится он на чародейного коня своего, проклинает богов и Владимира и с распростертыми руками стремится на богатыря, чтоб, схватя, проглотить оного. Увидя страшного себе оружехранителя князя болгарского, он упинается, трепещет оного, как и прежде, но род духов темных, его окружающих, подстрекает. Он надеется на свою непроницаемую броню, сооруженную всем искусством ада, простирает паки дебелые руки и стремится с вящей яростию. Кровавая пена брызжет из пасти его, подобный жерлу клокочущего вулкана.
Добрыня насмехается злобе его и не обращает оружия, чтоб тем вяще раздражить его. Трепещущие сердца зрителей и очи обращены на своего витязя, все исполнены ожидания.
О муза, к тебе только должен я вознести мою жалобу! Для чего не был я свидетелем побоища, которого свет никогда уже не увидит? Я воспел бы то уверительно, чему удивляюсь только по одним слухам, доставившим сие повествование перу моему! Ты, о муза, современствовавшая всем древнейшим подвигам, возгласи ныне чудеса, ожидаемые моими читателями!
Уже руки исполиновы, подобные толщине дубам, равнолетним земле, растущим в лесах брынских, висят над главою Добрыниной, длани страшные закрывают богатыря от очей ужасающихся зрителей. Они чают его погибша и в болезненных криках являют страдающие чувствования. Между тем богатырь силою чрезмерною отбивает только кулаками руки Тугариновы, и сей лезненным стоном опускает оные, не стерпя ударовл Он наклоняется с коня, растворяет рот, кусает богатыря из всех сил, но поверите ли, читатели! Исполин, крепко тиснув, лишается всех зубов своих. Я ко камни, отторгнувшиеся с верху гор, падают оные с ужасным стуком и потрясают землю, а богатырь получает только синево от давления, от коего треснула бы гора адамантная.
Добрыня, почувствовав боль, свирепствует. Он хочет прежде лишить его коня, пособляющего ему в нападении. Поражает копьем Нимродовым грудь сего животного, воздвигнутого чарованием. Сила сокрытого в копье огня Перунова уничтожает произведение гееннское, конь рассыпается в прах; земля, зинувши с престрашным треском, поглощает смрадные оного остатки, и сам исполин увязает в земле сступившейся. Но он выдирается и с вящею злобою зияет на Добрыню. Тако бросается бешеный пес на презирающий его камень. Между тем богатырь скучает продолжать подвиг, исторгает меч Сезострисов и торчмя ударяет в грудь чудовища, желая одним ударом низвергнуть его в ад. Волшебная броня оказывает ему последнюю помощь. Она спасает жизнь Тугарину, но сама рассыпается и превращается в дым, который поднимается в густом облаке на воздух. Князь адский со всем сонмищем своим в виде ужасных змиев является и поглощает остатки своего порождения. Громы гремят, вихри наполняют мраком чистое поле ратное, а изумленные зрители со стен чают видеть разрушение природы. Уже оплакивают погибель своего защитника. Но мрак рассеивается, они видят богатыря, гонящегося с мечом за удаляющимся в трепете исполином. Погибель неизбежна! Меч наднесен почти к, произведению ударов. Взирающий князь и все множестве народа отдыхают и готовы возгласить победу.
Вдруг злые духи спешат на помощь возлюбленному своему чаду, заслоняют исполина, испускают пламенную реку на Добрыню, но сия не дерзает противу влажностей священного Буга, обращается вспять и опаляет чудовище. Тугарин возревел, и духи, сберегая другой плод своей/злобы, поднимают оный на воздух. В мгновение не видно стало змиев, и является только Тугарин, парящий на крылах бумажных. Он опускается к горе Киевской, отрывает великую оной часть и, воздвигнув на высоту, надлетает на богатыря, чтоб раздробить оного. Вопли ужаса предвещают устами народа опасность неустрашимого богатыря, который без робости идет навстречу всем нападениям случая и подставляет только одну расширенную ладонь на отражение горы, имеющей в него опровергнуться.
В сие смятенное мгновение неустрашимый и привыкший к опасностям Тароп видит опасность господина своего. Он вынимает стрелу свинцовую, окропляет оную водами бугскими, напрягает лук и поражает чародейные крылья Тугарина. Силы адские отженяются и оставляют исполина, который упускает камень и стремглав разится о землю.
Добрыня Никитич совершает судьбу его. Он сходит с коня, наступает ногою на горло чудовищу и сильною своею десницею срывает страшную голову от дебелых плеч и, вонзая на копие, возглашает победу, а Тароп подтверждает оную, вострубив в рог ратный. Чудовище, кончая жизнь, трепеталось толь жестоко, что выбило ногами превеликую долину, поднесь еще на месте оном видимую, а кровь его на три часа произвела в Днепре наводнение.
Богатырь довольствовался восхищением о исполнении своего обета и упражнялся в похвалах верному своему Таропуслуге, коего неустрашимость достойна была сего нелестного признания. Между тем истребление исполина, видимое со стен киевских, произвело великое торжество, радостные рукоплескания и восклицания: «Да здравствует великий князь и сильный, могучий богатырь его Добрыня Никитич!» — наполняли воздух. Воинство потрясало оружием и сообщало вопль торжественный с гласом народа. Победитель хотел ехать, принесть отчет о своем подвиге великому князю, но узрел оного шествующа к нему, со всем великолепием двора своего. Он не садился на коня и шествовал пеш навстречу государю, неся знак победы своей, который с коленопреклонением поверг к стопам Владимира...
Я не распространяюсь в почестях, восприятых Добры-нею от монарха русского и его подданных. Довольно сказать: Владимир умел награждать заслуги и справедливые россы платить благодеяния.
Но радость и приветствия должны были прерваться, чтоб с множайшим веселием проводить Владимира торжествующего в его столицу. Увидели труп исполинов надымающийся. В минуту уподобился оный горе и с прегромким треском лопнул, обратясь весь в смердящую сажу. Только желудок его, подобный великой хоромине, остался цел и производил колебание, как бы что-нибудь имел в себе живое. Все обстоящие ужаснулись и ожидали, что выйдет из оного не меньшие как чудовище. Добрыня готов был истребить сие при самом его начале и приложил уже копие свое, но едва острие оного коснулось, желудок обратился в водяные пары, а голова исполина в пламень, и рассыпались в воздухе. Но кое явление! О удивительный, невероятный случай! На месте желудка усмотрели восстающих, поглощенных исполином болгарского князя Тревелия, его воинов и киевских витязей. Они были бледны, как усопшие, и чаяли видеть только тени их. Однако свежий воздух оживил их вскоре, и радость усугубилась. Великая княгиня обнимала своего возлюбленного брата, которого уже память оплакала. Всяк находил родственника или друга в пожранных чудовищем. Удовольствие было общее.
Наконец Владимир приветствовал государя болгарского, и сей неожидаемо обрел в нем своего зятя, ибо Тревелий со времени похищения сестры своей ничего о ней не ведал и считал ее погибшею. Радость его была чрезмерна, видя сестру свою супругою сильного монарха, подающего законы царству Закамскому, и при слышании, что Добрыня удержал ему престол его, готовый предаться в руки другого; он действительно возвратился благополучно в свое государство, принят с восхищением от своих подданных, кои нашли в нем прежнего отца, ибо Тревелий, побывав в брюхе у исполина, забыл свои лютости и учинился государем кротким. Добрыня в оплату похищенного меча из его оружейной подарил ему ключ от кладовой Агрикановой, а сие привлекло к нему множество богатырей, старавшихся заслужить и заслуживших доспехи редкие, во оной хранимые.
По окончании победы над Тугарином торжество продолжалось многие дни, и забавы усугублялись присутствием государя болгарского, коим Владимир умел придавать великолепие и живость. Один только первосвященник Перунов ужасно сердился, для чего Тугарин истреблен, а не заклан на жертвеннике бога грому. Он предвещал гнев небес и множество несчастий. Однако судьба учинила его лжецом, ибо Владимир вскоре потом принял закон истинный и самого Перуна с братиею отделал ловко.
Добрыня Никитич окончил век свой при дворе Владимировом, в славе и почтении от своего государя и любим россами. Он не вступал в брак и провождал дни, по должности своей, в ратных подвигах и увенчал чело Владимирово множеством лавров. Он разбил троекратно воинство греков, побрал их города, лежащие на Черном, или Меотийском, озере. Херсон неприступный покорился руке его, и сия отверзла в него путь торжествующему Владимиру. Враждебная Польша не смела напасть на Белоруссию. Ятвяги, радимичи, косоги и певцины платили покорно дани, понеже трепет наполнял их от одного имени богатыря сего. Он в жизнь свою убил четырех чудовищ, сорок богатырей и разбил с одним слугою своим Таропом девятнадцать воинств. Сей верный слуга разделял с ним все опасности и труды и неоднократно пособствовал к победам, как то в сражении с косожским князем Редедею, спас и жизнь ему. Сей Редедя был исполин и, отложившись от подданства Владимирова, не хотел платить дани. Посланный для укрощения его Добрыня вызвал оного на поединок, но сей хитрый князь вырвал из рук его копие Нимродово и схватил в руки самого Добрыню, чтобы задушить его. Верный Тароп в то мгновение пустил в него девять стрел вдруг и выбил ему оба глаза, а Добрыня успел, освободясь, пересечь его мечом с головы до ног. Если слава сильному, храброму и добродетельному богатырю сему возглашает хвалу и в наших временах позднейших, поистине сотрудник его Тароп не меньше заслуживает вечную память.
Повесть о сильном богатыре Чуриле Пленковиче
Народ подданных отрекся Владимиру платить дань; следовало усмирить оных, и заслуженный богатырь Добрыня Никитич назвался причислить сие выполнение к прочим своим славным подвигам. Он отправился только со своим Таропом-слугою и исполнил, как уже сказано в прошедшей повести. Между тем в России не помышляли ни о чем, кроме веселостей, и двор великого князя был оных стечение.
С началом осени восприяли начало звериные ловли. Обширный лес за Вышградом окинут был тенетами, кричальщики расставлены по местам. Прибыл государь, и гоньба началась. Среди пущего жара охотничьих забав со стороны гор, не в дальности от Днепра лежащих, послышали жестокий шум и свист. Сей происходил от летящего превеликого змия, который, напав на ловцов, многих растерзал и пожрал, а прочих, наполня ужасом, обратил в бегство. Сам великий князь подвержен был опасности. Он спасен погибелию верных подданных, защитивших его своею жизнию, и прибыл в Киев, чтоб страдать жалостию о опустошениях, производимых сим чудовищем в окрестностях его столицы.
Сей змий вселился в оных Заднепровских горах в глубокой пещере. Неизвестно, откуда взялся оный, но тотчас прибытие свое заметил кровавыми следами. Нельзя было выступить за стены градские. Деревни опустели, стада расхищены, и каждое семейство оплакивало погибель род ственника. Не было спасения от сего лютого чудовища. Побег его был быстр, и с помощию крыл достигал он легчайших коней. На открытом месте усматривал оный в мгновение человеков и, спускаясь по воздуху или догоняя, пожирал или уносил оных в свою пещеру. Рост и сила его были невообразимы.
Пекущийся о истреблении оного Владимир обещал великие награждения тому, кто убиет оного. Множество побуждаемых славою или корыстию погибало, ибо в те времена, когда огнестрельного оружия еще не знали, следовало сражаться только мечом, стрелами и копиями, а чудовище имело на себе чешую непроницаемую. Тысячами посылались воины, но всегда возвращались в трепете и с великим уроном. Разъяренный нападениями змий терзал оных сверх своего насыщения, и брони не выдерживали острия когтей его.
Одна только надежда оставалась сетующему государю на богатыря Добрыню, но возвращение оного медлилось. Между тем моления к богам были учреждаемы, жертвы курились, но все бесплодно. Змий продолжал опустошения. Пустынник неизвестный, живущий в пещерах варяжских, является пред Владимиром. Он объявляет ему, что в недрах Киева обитает кожевник, Пленко прозываемый, что оного сын Чурило только в силах истребить змия. Сказав сие, отходит. Тщетно Владимир останавливает оного, желает выспросить подробнее. Он скрылся.
Князь посылает вельмож сыскать оного и привести пред себя с честию. По долгом искании находят жилище оного кожевника, входят и застают молодого Чурилу, выминающего кожи. Осьмнадцать только лет имел он от рождения, но рост и широта плеч его были чрезмерны. Он мял вдруг шесть кож воловых с таковою удобностию, как бы были то шкурки белок, и, неосторожно потянув, перервал оные надвое, в присутствии посланных вельмож. Сила сия была невоображаема, и вельможи, исполненные надежды, поглядывали с изумлением друг на друга. Напоследок предлагали ему желание княжее его видеть и просили, чтоб он тому повиновался. Чурило Пленкович ответствовал им смело, что от рождения своего не выходил еще за ворота дома своего без дозволения родительского и что если потерпят они до возвращения оного, по его воле он готов будет следовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30