https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/Universal/sibiryachka/
Но если кто дернется — всех перемочим. Я — Саша Белый. Слыхали?
И с видом полнейшего равнодушия по отношению к толпе бунтовщиков сплюнул себе под ноги.
Обалдевшие от подобной наглости повстанцы на минуту примолкли. Человек, назвавший себя Сашей Белым, судя по всему, решил, что слова его возымели должное действие, и для пущего эффекта страшно осклабившись, обернулся назад и крикнул, призывая кого-то:
— Пацаны!
Из распахнутых дверей правительственного здания один за другим выкатились не менее сотни точно таких же гавриков в черных строгих костюмах и черных длиннополых пальто, а выкатившись, гаврики немедленно начали обниматься и целоваться друг с другом, отчего происходящее стало напоминать многолюдные похороны.
— Ну что, сволочи? — победно загремел рупор из окна. — Увидели теперь, с кем вам придется иметь дело, если вы сейчас же не разойдетесь по домам? Это — мои защитники! Они очень крутые и в мире живых считаются героями своего времени! Лучше вы их не злите!
Неизвестно, сколько бы наблюдавшие за всем этим повстанцы пребывали в состоянии изумленного ступора, если бы все тот же кровожадный Покатигорошек не развернул свой пулемет и не дал бы длинную очередь по защитникам правительственного здания. После этого ряды восставших дрогнули — и покатились вперед. Защитники на несколько мгновений смешались, но довольно скоро оправились — и открыли ураганный огонь из своих пистолетов, который, впрочем, нисколько нападавших не остановил. Стрелять в несущихся на правительственное здание героев из ручных пистолетов было все равно что кидать камешки в набегавший на скалу девятый вал.
Не успевшего еще понять что к чему Никиту мгновенно смяли. Он рухнул и подняться даже не пытался — как тут поднимешься, когда по твоему телу бегут сотни и сотни ног? Он только уткнул лицо в ладони и подвел коленки под живот, чтобы его не очень-то втаптывали в землю.
А на пятачке вокруг правительственного здания творилось такое…
Глава 6
Сарынь на кичку!
Степан Разин
Восставшие герои колонии, вступив в драку, неожиданно ощутили невиданный прилив сил. Иначе и быть не могло — они все были какими-никакими, а героями, а для героя, настоящего или не очень, драка — родная стихия. Всего за несколько минут сражения полсотни защитников правительственного здания были разорваны в клочья — черные лоскуты реяли над орущим и беснующимся сборищем, как хищные птицы. В принципе на этом сражение можно было заканчивать, но вошедшие в раж герои прекратить побоище уже не могли.
Илья Муромец, например, когда под ним пал его боевой конь, то есть кентавр Борисоглебский, больно шмякнулся о землю задницей и, вконец разозлившись, хряпнул могучим кулаком по шее первого попавшегося ему под руку, как будто этот первый попавшийся был виноват в падении Ильи.
Первый попавшийся оказался героем легенд английских мореплавателей Джоном Сильвером, злобным одноногим пиратом. Несмотря на инвалидность, Сильвер дрался очень даже неплохо, умело орудуя протезом из мореного дуба. Получив от Ильи по шее кулаком, Сильвер немедленно развернулся и врезал Илье протезом между ног. Охнув, Илья попятился и наткнулся задом на героя эпоса казахского народа Кендебая, отдавив тому обе ноги. Пока Кендебай соображал, что все это могло значить, Илья пришел в себя, повернулся к Кендебаю лицом, принял боксерскую стойку и провел серию мощных ударов в корпус, после чего Кендебай отлетел на несколько шагов назад и влепился в семерых сказочных гномов, продвигавшихся к правительственному зданию сплоченной «свиньей». От удара стройные ряды гномов развалились и мгновенно переформировались из «свиньи» в круг, в центре которого, охая, приподнимался с земли Кендебай. Разозленные гномы набросились на героя казахского эпоса с таким рвением, что всего за минуту втоптали его в землю по шею. Они втоптали бы его и глубже, если бы не Капитан Крюк, с дикими воплями ворвавшийся в гномью ставку и не нанизавший всех семерых на громадные зазубренные крюки, которые были у него вместо рук. Покончив с этим грязным делом, Капитан издал победный клич, который привлек внимание Арнольда. Арнольд, отчего-то пришедший в ярость из-за криков Капитана Крюка, пробился сквозь толпу и прикладом своего помпового ружья нанес Капитану такой мощный удар, что голова Крюка отделилась от шеи и взмыла высоко в небо, где была подхвачена полуцутиком Г-гы-ы — полуцутик исполнял свое обещание, данное Никите, следить с высоты птичьего полета за схваткой. Полуцутик подбросил неистово матерящуюся голову еще выше, перекувыркнулся в воздухе и с криком:
— Пенальти! — врезал ногой по голове, как заправский футболист по мячу.
Эдуард Гаврилыч, наблюдавший в окно за штурмом, обеспокоенно присвистнул обеими головами, метнулся в коридор и скоро вернулся, подкатив к окну зенитную установку. Снаряды у него, вопреки уверениям селезня, наличествовали, хотя снарядов этих было совсем немного. Эдуард Гаврилыч прицеливался — голова Эдуард склонилась над прорезью прицела, а голова Гаврилыч, вытянув шею, следила за толпой, выбирая жертву.
— В кого стрелять? — берясь за спускозой рычаг, спросил Эдуард.
Гаврилыч зорким оком ухватил из общей мешанины мощную фигуру Ильи Муромца и хотел было уже скомандовать Эдуарду, но тут появившаяся с зеленых небес Пятого Загробного Мира голова Капитана Крюка врезалась Гарвилычу в лоб и упала на пол, продолжая материться такими страшными словами, что даже видавший виды Гаврилыч, и сам при случае любивший матюкнуться, потерял сознание не столько от удара, сколько от неожиданного испуга.
Эдуард, занятый вращением рукояти наведения, почувствовал только удар и, оторвавшись от прорези прицела, увидел голову на полу. Эдуард вскрикнул, с перепугу решив, что это отстреленная только что голова Гаврилыч, и, цепляясь за рычаги, сполз на пол. Ствол задрался вверх, и зенитка грохнула, выпустив из своего нутра снаряд, который с невообразимой скоростью взвился в небо.
— Ни хрена себе! — проорал полуцутик, уворачиваясь от снаряда, который, набрав высоту, замедлил скорость и, перевернувшись головкой вниз, полетел на землю.
— Ни хрена себе! — проорал полуцутик, вторично уворачиваясь от снаряда.
Никита шел через толпу с трудом — словно по грудь в воде. Направление, в котором ему надо было двигаться, чтобы выбраться на свободное пространство, он потерял еще в самом начале схватки и теперь шел наугад. Никаких особых изменений в своем физическом состоянии после заклятия, наложенного на него полуцутиком Г-гы-ы, он пока не чувствовал.
«Схалтурил крылатый поганец, — раздраженно думал Никита. — Хотел свою шкуру спасти и не стал тщательно наводить заклинание. Теперь мне кранты. Если я отсюда вовремя не выберусь. А я, надо полагать, все-таки вовремя не выберусь… Такая уж тут каша заварилась…»
Откуда-то сбоку вынырнул обнаженный по пояс мускулистый парень с повязкой на курчавых волосах.
«Рембо», — сразу догадался Никита, всегда уважавший американские боевики за незамысловатый сюжет и причудливые спецэффекты.
Парень орудовал длинным луком с порванной тетивой, как крестьянской косой, сбивая с ног всех, кто попадался ему на пути. Как только Никита понял, что теперь на пути Рембо оказался он сам, ему оставалось только развести руками и приготовиться достойно встретить соперника — потому что увернуться он никак не успел бы.
Никита растопырил руки и присел для придания своему телу наибольшей устойчивости. Но Рембо отчего-то передумал нападать на Никиту, замер на секунду, поднял глаза в небо, испуганно вскрикнул, бросил лук и прыгнул в кипящую толпу, как в море.
«Меня испугался», — успел подумать Никита и внезапно осекся, заметив, как ближайшие дерущиеся герои выпустили из рук своих орудия уничтожения противников и самих противников и так резво кинулись кто куда, что за считанные мгновения вокруг Никиты образовалось свободное пространство радиусом никак не менее двух метров.
Все еще недоумевая по поводу странного поведения героев, Никита услышал вдруг пронзительный нарастающий свист— и только тогда догадался поднять глаза на небо, откуда стремительно приближался обтекаемый и сверкающий на солнце, как бутылка шампанского, зенитный снаряд.
Никита не шевелился — снаряд летел со скоростью вполне космической, так что предпринять какие-либо попытки к собственному спасению Никита все равно не успел бы. Он только растерянно раскрыл рот.
Эдуард и Гаврилыч очнулись от обморока одновременно. А очнувшись, кинулись первым делом к зенитке, посмотреть, какие разрушение произвел их выстрел. Эдуард успел заметить свистнувший вниз снаряд и закричал:
— Сейчас бабахнет!
Но взрыва никакого не последовало.
Снаряд ухнул в гущу копошащейся внутри самой себя толпы и пропал. Только пролетел над толпой изумленный вздох.
— Не взорвался, — проскрежетал зубами Гаврилыч.
— Некондиционный снаряд попался, — согласился Эдуард.
Ифрит-участковый кинулся к зенитной установке, заряжать по новой — по пути пнув все еще горланящую матерные проклятия голову злосчастного Капитана Крюка.
А на бурлящем пятачке перед правительственным зданием произошло вот что. Снаряд вовсе не был некондиционным, как выразился Эдуард. Просто он, падая на землю, залетел в открытый рот Никиты и там прекрасно сработал, взорвавшись в тот момент, когда Никита, почувствовав на языке инородное тело, клацнул челюстями.
Снаряд, подчиняясь силе притяжения, помноженной на собственный вес, лишь немного притормозил в глотке Никиты — и провалился дальше, в желудок. Взрыв внутри себя Никита, конечно, почувствовал, но неестественно слабый — будто в живот его провалился не зенитный снаряд, а всего лишь полкило густейшего и острейшего соуса «чили». Поморщившись от мгновенного приступа изжоги, Никита отрыгнул — и сам удивился большому клубу пламени и дыма, вырвавшемуся у него изо рта.
— Дракон!!! — полетел по рядам ошарашенных героев изумленный и испуганный вопль. — Огнедышащий дракон!!!
Сумятица, начавшаяся после чьего-то громогласного заявления, не поддается никакому описанию. Герои, забыв о том, что они герои, ринулись спасать самих себя. Арнольд, проговорив мысленно что-то вроде: «Ну его на хрен, этот переворот», — перехватил поудобнее свое помповое ружье, в котором давно закончились патроны, и, действуя ружьем, как дубиной, принялся энергично пробивать себе дорогу.
Из-за сумасшедшей толчеи правильного направления он определить не мог, поэтому очень скоро ткнулся головой в могучую грудь Ильи Муромца, точно так же, как и остальные повстанцы, решившие спастись бегством.
Бешено вращавший глазами Илья Муромец в горячке бегства в очередной раз забыл о том, что Арнольд вообще-то его приятель по употреблению «бухла» и шахматным баталиям, и, не глядя, огрел его по голове дубиной, в качестве которой выступал окаменевший от ужаса Робин Гуд.
Арнольд пошатнулся, но не упал. Ему больше всего на свете хотелось оказаться сейчас подальше от этого проклятого правительственного здания, поэтому он понимал только одно — что ему как можно скорее нужно устранить возникшую перед ним преграду, и он поднял свое ружье, размахнулся и прикладом залепил Илье по лбу.
Илья этот удар выдержал достойно и не преминул ответить на него. А Арнольд немедленно после того, как у него во второй раз посыпались из глаз искры, предпринял ответный ход. Силы были примерно равны, и в течение нескольких минут Арнольд и Илья безмолвно молотили друг друга по головам, словно играли в какую-то диковинную игру, которой положил конец выстрел, произведенный Эдуардом Гаврилычем из зенитной установки.
Снаряд, взорвавшийся в нескольких метрах от них, уничтожил пятерых из семерки случившихся рядом гномов и отшвырнул Арнольда и Илью друг от друга.
Никита после происшествия с угодившим ему в рот снарядом понял, что заклятие, наложенное полуцутиком, все-таки действует, — и чтобы окончательно убедиться, вздернул за шиворот ползущего мимо героя вьетнамского народа Чхи Уама, потерявшего в схватке обе ноги, и подбросил его вверх. Чхи Уам взлетел в зеленое небо Пятого Загробного Мира и, успев прокричать что-то на никому не известном языке, навсегда исчез в туманной и необозримой дали.
— Здорово! — заорал Никита. — Действует! Теперь я точно выберусь отсюда.
Он бросился в толпу и, разгребая руками уничтожавших друг друга героев, направился туда, где, как он предполагал, заканчивалась чудовищная мясорубка, решив ни за что не сворачивать с избранного пути. Решению своему Никита, впрочем, изменил очень быстро — когда какой-то отмороженный викинг, подпрыгнув сзади, рубанул его огромным двуручным топором под колени. Топор от заколдованной плоти Никиты отскочил, викинг изумленно вякнул и поспешил скрыться, но Никита взревел, как раненый слон, и устремился в погоню. С криком:
— Задушу гада! — он нырнул в ближайшую кучу малу, добрался до самого ее дна, где и обнаружил паскудного викинга, но уже без топора и правого глаза. Никита протянул руки к горлу врага, но куча мала, функционирующая по каким-то своим законам, взволновалась, и Никиту выплеснуло на поверхность. Он выругался и, снова погрузившись в тесное сплетение дерущихся тел, нашел у самой земли того же викинга, душить которого было бы затруднительно, поскольку викингу кто-то напрочь оторвал голову.
Никита сплюнул, расшвырял кучу малу в разные стороны и продолжил свой путь. Шел он совсем недолго, потому что за все время следования напасть на него осмелились только двое — сильно покалеченный кентавр Борисоглебский и Покатигорошек с растрепанной бородой, орудовавший стволом, отломанным с пулемета «максим». Борисоглебского Никита отшвырнул от себя пинком, предварительно оторвав единственное уцелевшее копыто, а вот с Покатигорошком пришлось повозиться. Герой украинских сказок, известный своей привычкой расчленять поверженных врагов, очевидно, вследствие усталости, минуя стадию повержения врагов, переходил сразу к расчленению — под ударами ствола от «максима» на четыре стороны света разлетались руки, ноги, головы и другие менее значимые части тел героев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
И с видом полнейшего равнодушия по отношению к толпе бунтовщиков сплюнул себе под ноги.
Обалдевшие от подобной наглости повстанцы на минуту примолкли. Человек, назвавший себя Сашей Белым, судя по всему, решил, что слова его возымели должное действие, и для пущего эффекта страшно осклабившись, обернулся назад и крикнул, призывая кого-то:
— Пацаны!
Из распахнутых дверей правительственного здания один за другим выкатились не менее сотни точно таких же гавриков в черных строгих костюмах и черных длиннополых пальто, а выкатившись, гаврики немедленно начали обниматься и целоваться друг с другом, отчего происходящее стало напоминать многолюдные похороны.
— Ну что, сволочи? — победно загремел рупор из окна. — Увидели теперь, с кем вам придется иметь дело, если вы сейчас же не разойдетесь по домам? Это — мои защитники! Они очень крутые и в мире живых считаются героями своего времени! Лучше вы их не злите!
Неизвестно, сколько бы наблюдавшие за всем этим повстанцы пребывали в состоянии изумленного ступора, если бы все тот же кровожадный Покатигорошек не развернул свой пулемет и не дал бы длинную очередь по защитникам правительственного здания. После этого ряды восставших дрогнули — и покатились вперед. Защитники на несколько мгновений смешались, но довольно скоро оправились — и открыли ураганный огонь из своих пистолетов, который, впрочем, нисколько нападавших не остановил. Стрелять в несущихся на правительственное здание героев из ручных пистолетов было все равно что кидать камешки в набегавший на скалу девятый вал.
Не успевшего еще понять что к чему Никиту мгновенно смяли. Он рухнул и подняться даже не пытался — как тут поднимешься, когда по твоему телу бегут сотни и сотни ног? Он только уткнул лицо в ладони и подвел коленки под живот, чтобы его не очень-то втаптывали в землю.
А на пятачке вокруг правительственного здания творилось такое…
Глава 6
Сарынь на кичку!
Степан Разин
Восставшие герои колонии, вступив в драку, неожиданно ощутили невиданный прилив сил. Иначе и быть не могло — они все были какими-никакими, а героями, а для героя, настоящего или не очень, драка — родная стихия. Всего за несколько минут сражения полсотни защитников правительственного здания были разорваны в клочья — черные лоскуты реяли над орущим и беснующимся сборищем, как хищные птицы. В принципе на этом сражение можно было заканчивать, но вошедшие в раж герои прекратить побоище уже не могли.
Илья Муромец, например, когда под ним пал его боевой конь, то есть кентавр Борисоглебский, больно шмякнулся о землю задницей и, вконец разозлившись, хряпнул могучим кулаком по шее первого попавшегося ему под руку, как будто этот первый попавшийся был виноват в падении Ильи.
Первый попавшийся оказался героем легенд английских мореплавателей Джоном Сильвером, злобным одноногим пиратом. Несмотря на инвалидность, Сильвер дрался очень даже неплохо, умело орудуя протезом из мореного дуба. Получив от Ильи по шее кулаком, Сильвер немедленно развернулся и врезал Илье протезом между ног. Охнув, Илья попятился и наткнулся задом на героя эпоса казахского народа Кендебая, отдавив тому обе ноги. Пока Кендебай соображал, что все это могло значить, Илья пришел в себя, повернулся к Кендебаю лицом, принял боксерскую стойку и провел серию мощных ударов в корпус, после чего Кендебай отлетел на несколько шагов назад и влепился в семерых сказочных гномов, продвигавшихся к правительственному зданию сплоченной «свиньей». От удара стройные ряды гномов развалились и мгновенно переформировались из «свиньи» в круг, в центре которого, охая, приподнимался с земли Кендебай. Разозленные гномы набросились на героя казахского эпоса с таким рвением, что всего за минуту втоптали его в землю по шею. Они втоптали бы его и глубже, если бы не Капитан Крюк, с дикими воплями ворвавшийся в гномью ставку и не нанизавший всех семерых на громадные зазубренные крюки, которые были у него вместо рук. Покончив с этим грязным делом, Капитан издал победный клич, который привлек внимание Арнольда. Арнольд, отчего-то пришедший в ярость из-за криков Капитана Крюка, пробился сквозь толпу и прикладом своего помпового ружья нанес Капитану такой мощный удар, что голова Крюка отделилась от шеи и взмыла высоко в небо, где была подхвачена полуцутиком Г-гы-ы — полуцутик исполнял свое обещание, данное Никите, следить с высоты птичьего полета за схваткой. Полуцутик подбросил неистово матерящуюся голову еще выше, перекувыркнулся в воздухе и с криком:
— Пенальти! — врезал ногой по голове, как заправский футболист по мячу.
Эдуард Гаврилыч, наблюдавший в окно за штурмом, обеспокоенно присвистнул обеими головами, метнулся в коридор и скоро вернулся, подкатив к окну зенитную установку. Снаряды у него, вопреки уверениям селезня, наличествовали, хотя снарядов этих было совсем немного. Эдуард Гаврилыч прицеливался — голова Эдуард склонилась над прорезью прицела, а голова Гаврилыч, вытянув шею, следила за толпой, выбирая жертву.
— В кого стрелять? — берясь за спускозой рычаг, спросил Эдуард.
Гаврилыч зорким оком ухватил из общей мешанины мощную фигуру Ильи Муромца и хотел было уже скомандовать Эдуарду, но тут появившаяся с зеленых небес Пятого Загробного Мира голова Капитана Крюка врезалась Гарвилычу в лоб и упала на пол, продолжая материться такими страшными словами, что даже видавший виды Гаврилыч, и сам при случае любивший матюкнуться, потерял сознание не столько от удара, сколько от неожиданного испуга.
Эдуард, занятый вращением рукояти наведения, почувствовал только удар и, оторвавшись от прорези прицела, увидел голову на полу. Эдуард вскрикнул, с перепугу решив, что это отстреленная только что голова Гаврилыч, и, цепляясь за рычаги, сполз на пол. Ствол задрался вверх, и зенитка грохнула, выпустив из своего нутра снаряд, который с невообразимой скоростью взвился в небо.
— Ни хрена себе! — проорал полуцутик, уворачиваясь от снаряда, который, набрав высоту, замедлил скорость и, перевернувшись головкой вниз, полетел на землю.
— Ни хрена себе! — проорал полуцутик, вторично уворачиваясь от снаряда.
Никита шел через толпу с трудом — словно по грудь в воде. Направление, в котором ему надо было двигаться, чтобы выбраться на свободное пространство, он потерял еще в самом начале схватки и теперь шел наугад. Никаких особых изменений в своем физическом состоянии после заклятия, наложенного на него полуцутиком Г-гы-ы, он пока не чувствовал.
«Схалтурил крылатый поганец, — раздраженно думал Никита. — Хотел свою шкуру спасти и не стал тщательно наводить заклинание. Теперь мне кранты. Если я отсюда вовремя не выберусь. А я, надо полагать, все-таки вовремя не выберусь… Такая уж тут каша заварилась…»
Откуда-то сбоку вынырнул обнаженный по пояс мускулистый парень с повязкой на курчавых волосах.
«Рембо», — сразу догадался Никита, всегда уважавший американские боевики за незамысловатый сюжет и причудливые спецэффекты.
Парень орудовал длинным луком с порванной тетивой, как крестьянской косой, сбивая с ног всех, кто попадался ему на пути. Как только Никита понял, что теперь на пути Рембо оказался он сам, ему оставалось только развести руками и приготовиться достойно встретить соперника — потому что увернуться он никак не успел бы.
Никита растопырил руки и присел для придания своему телу наибольшей устойчивости. Но Рембо отчего-то передумал нападать на Никиту, замер на секунду, поднял глаза в небо, испуганно вскрикнул, бросил лук и прыгнул в кипящую толпу, как в море.
«Меня испугался», — успел подумать Никита и внезапно осекся, заметив, как ближайшие дерущиеся герои выпустили из рук своих орудия уничтожения противников и самих противников и так резво кинулись кто куда, что за считанные мгновения вокруг Никиты образовалось свободное пространство радиусом никак не менее двух метров.
Все еще недоумевая по поводу странного поведения героев, Никита услышал вдруг пронзительный нарастающий свист— и только тогда догадался поднять глаза на небо, откуда стремительно приближался обтекаемый и сверкающий на солнце, как бутылка шампанского, зенитный снаряд.
Никита не шевелился — снаряд летел со скоростью вполне космической, так что предпринять какие-либо попытки к собственному спасению Никита все равно не успел бы. Он только растерянно раскрыл рот.
Эдуард и Гаврилыч очнулись от обморока одновременно. А очнувшись, кинулись первым делом к зенитке, посмотреть, какие разрушение произвел их выстрел. Эдуард успел заметить свистнувший вниз снаряд и закричал:
— Сейчас бабахнет!
Но взрыва никакого не последовало.
Снаряд ухнул в гущу копошащейся внутри самой себя толпы и пропал. Только пролетел над толпой изумленный вздох.
— Не взорвался, — проскрежетал зубами Гаврилыч.
— Некондиционный снаряд попался, — согласился Эдуард.
Ифрит-участковый кинулся к зенитной установке, заряжать по новой — по пути пнув все еще горланящую матерные проклятия голову злосчастного Капитана Крюка.
А на бурлящем пятачке перед правительственным зданием произошло вот что. Снаряд вовсе не был некондиционным, как выразился Эдуард. Просто он, падая на землю, залетел в открытый рот Никиты и там прекрасно сработал, взорвавшись в тот момент, когда Никита, почувствовав на языке инородное тело, клацнул челюстями.
Снаряд, подчиняясь силе притяжения, помноженной на собственный вес, лишь немного притормозил в глотке Никиты — и провалился дальше, в желудок. Взрыв внутри себя Никита, конечно, почувствовал, но неестественно слабый — будто в живот его провалился не зенитный снаряд, а всего лишь полкило густейшего и острейшего соуса «чили». Поморщившись от мгновенного приступа изжоги, Никита отрыгнул — и сам удивился большому клубу пламени и дыма, вырвавшемуся у него изо рта.
— Дракон!!! — полетел по рядам ошарашенных героев изумленный и испуганный вопль. — Огнедышащий дракон!!!
Сумятица, начавшаяся после чьего-то громогласного заявления, не поддается никакому описанию. Герои, забыв о том, что они герои, ринулись спасать самих себя. Арнольд, проговорив мысленно что-то вроде: «Ну его на хрен, этот переворот», — перехватил поудобнее свое помповое ружье, в котором давно закончились патроны, и, действуя ружьем, как дубиной, принялся энергично пробивать себе дорогу.
Из-за сумасшедшей толчеи правильного направления он определить не мог, поэтому очень скоро ткнулся головой в могучую грудь Ильи Муромца, точно так же, как и остальные повстанцы, решившие спастись бегством.
Бешено вращавший глазами Илья Муромец в горячке бегства в очередной раз забыл о том, что Арнольд вообще-то его приятель по употреблению «бухла» и шахматным баталиям, и, не глядя, огрел его по голове дубиной, в качестве которой выступал окаменевший от ужаса Робин Гуд.
Арнольд пошатнулся, но не упал. Ему больше всего на свете хотелось оказаться сейчас подальше от этого проклятого правительственного здания, поэтому он понимал только одно — что ему как можно скорее нужно устранить возникшую перед ним преграду, и он поднял свое ружье, размахнулся и прикладом залепил Илье по лбу.
Илья этот удар выдержал достойно и не преминул ответить на него. А Арнольд немедленно после того, как у него во второй раз посыпались из глаз искры, предпринял ответный ход. Силы были примерно равны, и в течение нескольких минут Арнольд и Илья безмолвно молотили друг друга по головам, словно играли в какую-то диковинную игру, которой положил конец выстрел, произведенный Эдуардом Гаврилычем из зенитной установки.
Снаряд, взорвавшийся в нескольких метрах от них, уничтожил пятерых из семерки случившихся рядом гномов и отшвырнул Арнольда и Илью друг от друга.
Никита после происшествия с угодившим ему в рот снарядом понял, что заклятие, наложенное полуцутиком, все-таки действует, — и чтобы окончательно убедиться, вздернул за шиворот ползущего мимо героя вьетнамского народа Чхи Уама, потерявшего в схватке обе ноги, и подбросил его вверх. Чхи Уам взлетел в зеленое небо Пятого Загробного Мира и, успев прокричать что-то на никому не известном языке, навсегда исчез в туманной и необозримой дали.
— Здорово! — заорал Никита. — Действует! Теперь я точно выберусь отсюда.
Он бросился в толпу и, разгребая руками уничтожавших друг друга героев, направился туда, где, как он предполагал, заканчивалась чудовищная мясорубка, решив ни за что не сворачивать с избранного пути. Решению своему Никита, впрочем, изменил очень быстро — когда какой-то отмороженный викинг, подпрыгнув сзади, рубанул его огромным двуручным топором под колени. Топор от заколдованной плоти Никиты отскочил, викинг изумленно вякнул и поспешил скрыться, но Никита взревел, как раненый слон, и устремился в погоню. С криком:
— Задушу гада! — он нырнул в ближайшую кучу малу, добрался до самого ее дна, где и обнаружил паскудного викинга, но уже без топора и правого глаза. Никита протянул руки к горлу врага, но куча мала, функционирующая по каким-то своим законам, взволновалась, и Никиту выплеснуло на поверхность. Он выругался и, снова погрузившись в тесное сплетение дерущихся тел, нашел у самой земли того же викинга, душить которого было бы затруднительно, поскольку викингу кто-то напрочь оторвал голову.
Никита сплюнул, расшвырял кучу малу в разные стороны и продолжил свой путь. Шел он совсем недолго, потому что за все время следования напасть на него осмелились только двое — сильно покалеченный кентавр Борисоглебский и Покатигорошек с растрепанной бородой, орудовавший стволом, отломанным с пулемета «максим». Борисоглебского Никита отшвырнул от себя пинком, предварительно оторвав единственное уцелевшее копыто, а вот с Покатигорошком пришлось повозиться. Герой украинских сказок, известный своей привычкой расчленять поверженных врагов, очевидно, вследствие усталости, минуя стадию повержения врагов, переходил сразу к расчленению — под ударами ствола от «максима» на четыре стороны света разлетались руки, ноги, головы и другие менее значимые части тел героев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44