Понимая свой временный статус, они в каждом мужчине видели потенциального принца, готового забрать их у обрыдшего, склонного к импотенции и пьянству любовника. Хотя и старый любовник, как старые деньги, — не важно, когда они напечатаны, лишь бы были.
Глядя на шикарные ноги девушки, Остап подумал: «Судя по всему, Боря не сильно изменился, во всяком случае по отношению к красивым дамам. Готовый сожрать кого угодно, он по-прежнему продолжает вкладывать деньги в предприятия, не приносящие никаких дивидендов. При этом его не сильно волнует тот факт, что, кроме способности не беременеть, было бы трудно отыскать в его любовнице другие достоинства. Как человек исключительного самомнения, он бесконечно готов повторять одни и те же ошибки, хотя знает, что очень скоро эта дамочка устроит ему ад для души и чистилище для кошелька».
Остап автоматически посмотрел на себя в зеркало и подумал: «А сам-то недалеко ушел. Может, и на меня молодые женщины уже посматривают, как на антиквариат, который с годами увеличивает свои цену, в то время как потребительская стоимость падает».
Крымов вспомнил строчку своего любимого поэта: «Чем становимся мы старше, тем холоднее с нами секретарши».
Мысль Крымова была прервана появлением длинноногой хозяйки приемной. Остап был приглашен в кабинет.
Пеленгасов восседал в обширном кожаном кресле с высоченной спинкой за не менее массивным антикварным столом. Своим неповторимым сочетанием порочности и пройдошливости он напоминал толстое дерево, уютно и с пользой для себя коренящееся на говне. Кабинет был убран под ампир, и единственное, что нарушало весь стиль, был сам Пеленгасов. Он был настолько из третьей части второй половины двадцатого века, что мог бы нарушить своей прохиндейской физиономией любую историческую эпоху. Стены были сплошь увешаны картинами, большей частью — невыразительной мазней.
На лице Пеленгасова уже красовалась искренняя улыбка, обнажающая коричневые от камней и табака зубы. Глаза его, с желтым оттенком от многолетней тренировки спиртным, казались выцветшими и напоминали глаза знаменитого кота из мультика, которого «и здесь хорошо кормят». Тем не менее, они старили хозяина лет на десять. Редкие рыжеватые волосы были зачесаны с боков наверх, скрывая обширную веснушчатую плешь. Глядя на Пеленгасова, Крымов подумал: «Есть ли в мире хоть одна женщина, которая бы смогла искренне любить его? Впрочем, есть. Пока на свете есть комары, — а кусают только самки, — всегда будет кто-то, кто вас любит». Остап мысленно выразил соболезнование секретарше и шагнул навстречу радушному лицу хозяина. Появление Остапа не было для Пеленгасова неожиданностью.
Рад видеть тебя, Остапушка. Куда же ты запропал? Сколько лет ни слуху, ни духу. Где ты был-то? Садись, в ногах правды нет.
«Если бы только в ногах», — подумал Остап про себя и присел в глубокое кресло.
Отдыхал, а в промежутках работал, — ответил он на вопрос хозяина самым нейтральным тоном. — Ты заметил, что при такой системе, когда все, что зарабатываешь, у тебя отбирают, лучше просто ничего не делать — больше останется? Чем честно работать и нечестно зарабатывать, лучше не работать вообще и тем самым в два раза уменьшить свою нечестность.
Пеленгасов позволил себе расслабить напряжение улыбки и предложил Остапу закурить. Крымов отказался, напомнив банкиру, что тот стал забывать его привычки.
Привычки? — переспросил Борис. — Они так меняются, что свои бы запомнить. Давай рассказывай. Ты так внезапно исчез тогда. Как жил, что делал, кого любил?
Любил, как всегда, всех, — ответил Остап. — Делал никому не нужные вещи, жил неразборчиво. Все, как всегда. Жил, но не нажил. Но я ведь всегда считал, что не важно, что нажил, важно, как жил. Здесь у нас с тобой расхождение во взглядах. А как твое предприятие?
Пеленгасов сменил радушное выражение лица на озабоченно-деловое.
Ну, как сказать. Тяжело, но барахтаемся. Не скажу, что у меня самый сильный банк, но я думаю, во второй десяток в городе я вхожу. Обрастаем связями, набираем авторитет. Потихоньку занимаюсь политикой. — Пеленгасов сделал паузу и серьезно посмотрел на Остапа.
Давай начистоту, Остап. Я ведь понимаю, ты можешь думать обо мне, что хочешь. Но поверь, я помню добро. Ты очень помог мне в свое время, и те неприятности, которые начались у тебя, очень меня огорчили. Жаль, ты просто не захотел воспользоваться моей помощью. Исчез без следа. Я бы все уладил, поверь. Теперь же прошло четыре года, и мне очень тяжело сейчас посчитать дивиденды с нашей совместной работы. Не надо было исчезать так надолго…
Боря, я пришел узнать, ты готов отдать мне мою долю? — перебил его Остап.
Какая доля? Ты что, смеешься? Я с таким трудом погасил все неприятности с твоими фирмами. Банк еле спас. А сколько потерь было пару лет назад, когда начали рушиться пирамиды по всему Совку? Тебя бы сюда в то время. Тут такая была паника. Все бросились продавать наши акции. Ты же видишь — я выжил, а ведь я не «Приватбанк» или «Украина». Все, что сейчас имею, все — трудовые деньги. Собственным горбом набивал.
«Требовать от него искренности — все равно, что требовать от проститутки натуральной страсти», — подумал Остап.
Так, ясно, — отрезал он. — Больше эту тему мы продолжать не будем, иначе это займет пару недель и, главное, без толку. Мы слишком хорошо знаем друг друга, Боря. Хорошо. С этим вопросом покончено. Скажи, я могу рассчитывать хотя бы на твою поддержку поначалу? Я только начинаю разворачиваться. У меня совершенно не осталось связей в этом городе, а ведь ты знаешь, без них о большом бизнесе не может быть и речи. В частности, меня интересует ваш горисполком.
Конечно, Остапушка, об чем речь, — расплылся в улыбке Пеленгасов. — Этого сколько хочешь. Правда, ты сам понимаешь, все стоит денег. Но я гарантирую минимальные расценки.
Остап хрустнул пальцами, как бы завершая и эту тему.
И последнее. Мы с тобой оба знаем, что настоящие деньги можно заработать сейчас только в сфере финансов. Собственно, это единственное, что мы умеем. Налоговики, менты и всякие КРУ — мастаки ловить только мелких торгашей и рядильщиков водки. Слава Богу, финансы и ценные бумаги пока им не по зубам. Мне нужна поддержка твоего банка. Я собираюсь заняться торговлей банковскими гарантиями, тут сам черт ногу сломит.
Ну, в этом вопросе я буду посвыше черта, ты же знаешь, Остап. Если считать, что с твоей стороны объявлен мир, то я — всей душой. Мы ведь уже работали успешно. Давай конкретный план. Пеленгасов еще никогда не отказывался от лишней копейки денег.
Остап встал, давая понять, что разговор близится к концу.
Может, кофейку? — предложил Пеленгасов. — Ну, как хочешь. Я искренне рад, что ты смотришь на вещи трезво. Кто старое помянет, тому глаз вон. Впереди столько перспектив, что голова кругом идет. Давай обживайся и включайся в работу. От всей души тебе желаю. Говорю, как на духу, что думаю.
Остап подумал: «Если бы ты говорил, что думаешь, ты бы думал гораздо меньше».
Он принял протянутую руку и ощутил на ладони Пеленгасова влагу. «Трусит, гад, но деньги никогда не отдаст, это выше его сил», — подумал Крымов. Он с удовольствием бы превратил Пеленгасова в кусок теплого неподвижного мяса, но у него была приготовлена штука понеприятней.
Неожиданно взгляд Остапа упал на стену, где висела картина, которая находилась в его кабинете еще в бытность Крымова управляющим делами банка. Он любил эту картину. И хотя купил ее в свое время сам Пеленгасов, еще тогда Остап отметил, что это был единственный и, наверное, случайный всплеск художественного вкуса Бори. Крымов подошел к картине и долго всматривался в изображение Молодежного парка с выглядывающими над кронами деревьев куполами церкви.
Привет, старушка, — обратился к ней Остап. — Как живется тебе здесь? Как тебе эта человеческая комедия?
Ты с кем разговариваешь? — не понял Пеленгасов и пристально посмотрел на Крымова.
У тебя никогда не было такого ощущения, что когда ты один, то в твоем кабинете присутствует еще кто-то? — в свою очередь спросил Крымов.
Ты имеешь в виду «жучки»?
Нет. До свидания, Боря. Я скоро могу появиться, когда будет готова схема. В общем-то, гарантию ты мне дать можешь? Ну, например, под кредитную линию.
Да, да, конечно. Приноси бумаги. Но учти, не все решаю я сам. У нас кредитная комиссия и все прочее. Но зеленую улицу я тебе обещаю.
«Когда кошка говорит, что любит мышей, она искренна», — подумал Остап.
Выйдя в приемную, Остап проверил секретаршу, добавив во взгляд, выпущенный им в нее, немного интереса. Девушка ответила встречной улыбкой и, начав затачивать карандаш, сменила предмет своего рабочего безделья. «Предаст своего шефа при первом же скачке, — решил Крымов. — В сущности, у него нет ни одного верного человека. Есть только верные псы. Хотя, что лучше?» Он считал, что, несмотря на мягкий отказ Пеленгасова признать свой долг, сегодняшняя встреча была очень успешной. Давить на банкира дальше значило бы превратить мягкий отказ в твердый, а затем — в начало боевых действий. «Ну, что же! Значит, переходим к позиционной борьбе, — подумал Крымов. — Своим согласием на совместную деятельность Пеленгасов дал мне добро на предстоящую схватку. Видимо, у него есть сильные козыри. Интересно, что у него еще за пазухой, кроме его ментов и вышибал?»
Несмотря на ряд вопросов, остающихся без ответа, Остап записал сегодняшний день в свой актив как один из самых удачных дней «Великого суконного пути».
Входя в здание своего офиса, Остап услышал резкий хрустящий звук, доносящийся из приемной. Как потом оказалось, это был звук, издаваемый Нильским, который опустился вниз головой на кадку с натуральными растениями, украшающими интерьер их конторы. Затем, услышав крик Сашеньки, который выражал то ли ужас, то ли восхищение, Крымов поспешил наверх.
Минуту назад Гена Нанайцев зашел в сопровождении своих двух мордоворотов разобраться с Остапом по поводу результатов перевыборов. Одним из первых, кого он встретил, был Сан Саныч, попивающий свой утренний кофе. Нильский, вжившийся уже в роль президента, имел неосторожность заметить Нанайцеву, что еще не наступили приемные часы. Не удосужившись вникнуть в смысл сказанной безобидной фразы, Гена отправил президента в нокаут и двинулся в сторону кабинета. На его пути стоял Макс. Уткнувшись своим веснушчатым лицом в волчьи глаза Нанайцева, Макс понял, что силы неравны. С его стороны было преимущество в пять килограммов ухоженных мышц, со стороны Нанайцева — передающаяся из поколения в поколение сила воровского авторитета. Макс вспомнил, что живот — это его ахиллесова пята. Гена процедил сквозь зубы:
А ну-ка с дороги, петушок!
Ноги Макса, будучи до сих пор ватными, вдруг сделались чугунными и перестали окончательно слушаться. В это время в приемную подоспел Остап, и в комнате воцарилась трехсекундная театральная пауза. Первой ее прервала Сашенька, которая неожиданно для всех и, наверное, для себя самой, взяла со стола толстенный том с деловыми бумагами, подняла его и приложила к голове Нанайцева. Эти два раздельных движения она сделала с различной скоростью — последнее в десять раз быстрее, — отчего Гена, как подкошенный, упал на пол, исчезнув из поля зрения Макса. Молниеносный выпад Сашеньки послужил сигналом к общим действиям. С медвежьим рычанием один из охранников двинулся на Макса, второй молча потянулся к шее Остапа. Не успевший вынуть изо рта горькие листья пальмы Нильский тигриным броском наскочил сзади на последнего вышибалу и обхватил руками его шею, как ствол векового баобаба. Стараясь не задеть Нильского, Остап аккуратно разломал стул о голову налетчика. Отлетевшая часть мебели снарядом метнулась по комнате, сметая на своем пути вазу со стола, пишущую машинку и Сашеньку. Макс, увидев перед собой пролетающие стройные ноги секретарши, мгновенно пришел в себя. Веснушки, еще минуту назад горевшие яркими красными звездами на белом лице, сразу превратились в бледные пятнышки на фоне пунцовой физиономии. Молниеносным движением он выкинул вперед правую руку, о которую с ходу ударился нападающий верзила. С хрипом простреленного в пяти местах медведя гризли бандит рухнул на пол. Все три тела расположились рядышком. Объемные фигуры рэкетиров на полу с двух сторон подпирали недвижимое тело своего шефа, подтверждая народную пословицу, что яблоки от яблони недалеко падают.
Когда резкие движения прекратились, в образовавшейся паузе дверь приемной приоткрылась, и вслед за своим носом показалась физиономия Гиршмана. Увидев разбитую мебель и три крупных тела, занимающих большую часть пола, Борух пролепетал:
Надеюсь, не сильно вам помешал? Судя по шуму, я думал, у вас совещание. Я тут донес одну недостающую справочку для Марии Сергеевны. Это не она там лежит под столом?
Нет, — ответил Остап, — это Сашенька. Видите, Гиршман, вот вам наш совковский менталитет. Стоит пройти слуху, что титулы заканчиваются, сразу устраивают невообразимую давку. А Марья Сергевна в соседней комнате справа по коридору.
Гиршман обвел комнату тихим взглядом. В его глазах бледно светился огонек своего понимания жизни. Наверное, Гиршман подумал, что для полной иллюзии государства Робинзону Крузо не хватало только организованной преступности. Затем его лицо исчезло так же тихо, как появилось.
Остап осмотрел разрушенную комнату.
Нет, вы только посмотрите, что за народ! Мерзость! Если бы я был каннибалом, я бы умер от недоедания. Платят нам неблагодарностью и еще требуют сдачи.
Нильский разглаживал на себе смятую рубаху.
Вот гад, пуговицу мне оторвал с мясом.
Так разве это плохо? — подбодрил его Крымов. — Из мяса сделаем котлеты, а пуговицу вам Вика мигом пришьет на место.
В комнату заглянула княгиня и, увидев на полу Нанайцева, наморщилась:
Животное. Если бы у меня был пистолет, я бы влепила ему пощечину.
В комнате появился завхоз Пятница. Он держался за губу и, увидев на полу поверженных агрессоров, издал злорадный вопль.
У, гады!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61