https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/Grohe/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

У меня была подруга, врач, интеллигентная женщина из хорошей семьи. Потерпев неудачу в семейной жизни, она в корне переменилась. Ударилась в мазохизм, участвовала во всех оргиях, резала себя бритвой, стегала плетью, занималась сексом всеми мыслимыми способами, позволяла обращаться с собой как с собакой. Но как только она вновь нашла хорошего друга, все кончилось: она исчезла из нашего круга – ее излечила так необходимая ей моногамия. Подобное сочетание Виргилия и божественного маркиза де Сада – все же довольно редкое явление.
У большинства девушек, которые приходят на наши вечера, где-то в уголке сознания дремлют светские предрассудки. Но после того, как они приобщаются к нам, их уже трудно удивить чем-либо. Меня ввели в эту сферу мои друзья-мужчины – жадные до сенсаций и лишенные предрассудков. Большинство моих друзей лет на двадцать старше меня. Не могу сказать, что имею особое пристрастие к пятидесятилетним, но должна признать, что мужчины сорока лет и старше уже пожинают плоды сделанной карьеры; у них появляется время думать о своих удовольствиях. Уже установлена определенная дистанция между ними и их чистолюбием, их беспокойством по разным поводам и особенно их желанием завоевать жизненное пространство и социальное положение. В основном от них исходит ощущение спокойной силы, которая передается их окружению. И вечерами они не надоедают разговорами о своих финансовых проблемах, о семье и о работе… Конечно, у них, как и у всех, есть свои трудности, но они оставляют их в раздевалке и забывают о них на то время, пока у нас горит интимное освещение.
И наоборот, молодые люди всегда кажутся более озабоченными и иногда какими-то потерянными, ведь они в основном заняты продвижением по служебной лестнице. А я сама, будучи ярко выраженной эгоисткой, не желаю превращать наши вечера в исповедальни.
У меня был молодой сосед, энергичный человек, занимающийся каким-то экспортом-импортом. На него вечно сваливались все неурядицы на работе. Когда он заходил ко мне на минутку, он говорил о своих трудностях три часа. Я симпатизировала ему, но мне абсолютно безразличны его проблемы. Я не армия спасения, и живу прежде всего для себя. И если меня кто-то обвиняет в том, что я сексуальная прислуга сорокалетних развратников, тем хуже. Или тем лучше. Всегда кто-то кому-то прислуживает и бывает этим счастлив. Я знаю, что многие имеют определенное, не очень лестное мнение обо мне. Но у меня много настоящих друзей, мнением которых я и дорожу. Что касается тех, которые говорят, что у меня нет чувства собственного достоинства, я отвечаю им: если достоинство заключается в том, чтобы вести серую, скучную жизнь, – то я плюю на такое достоинство.
Денежные проблемы в нашем кругу – достаточно деликатный вопрос. Сегодня стало модным говорить об эротике, сексуальности, порнографии, но на деньги по-прежнему наложено табу. Это стыдно. Это неприлично. Этого не должно быть. На эту тему особенно любят распространяться женщины; я думаю потому, что они часто зависят от мужа-добытчика. Ведь им надо думать о доме, о себе, о детях. И таким образом они погрязают в своей зависимости от мужчин.
Я всегда зарабатывала сама. Я недостаточно умна и интеллигентна, чтобы жить скромно, ведь мои запросы чересчур велики. Говорят, что деньги любят счет. Но я решила не продавать свою свободу, даже очень дорого. И всегда выхожу сама из самых затруднительных ситуаций. Если я не смогу больше сниматься в порнографических фильмах, я всегда могу вернуться к работе переводчика или заняться бизнесом. Сексуальность и труд – вот животворящие источники Сильвии Бурдон.
Меня не волнует, если однажды мне придется заниматься только домашним хозяйством. Я выберу уединенную жизнь. А ведь многие боятся этого и быстро попадают в денежную зависимость: двадцать клиентов и один муж – это одно и то же. Я хочу быть свободной, чтобы проводить три месяца в США или послеобеденное время в Марли. Быть путаной – означает постоянную зависимость от клиентуры: нужно тщательно заниматься собой, следить за постоянной клиентурой. Заниматься этим целыми днями у меня нет ни малейшего желания. Мое свободное волеизъявление гораздо важнее для меня, чем зависимость, какой бы высокооплачиваемой она ни была.
Предложение побыть две недели дорогой проституткой встречено мной с большим интересом. Я вспоминаю необыкновенный фильм Феллини «Рим», который просто поразил меня. Там в прокуренном борделе толстые проститутки принимают по сорок солдат в день, хотя триптих кровать – полотенце – биде отнюдь не вызывает возвышенных духовных переживаний.
Более того, я согласна с Клемансо, когда он говорит, что самое лучшее мгновение в любви – это когда поднимаешься по лестнице в предвкушении любовного свидания. И заниматься этим пятнадцать дней с массой незнакомых людей, которые оставляют на тумбочке у кровати банковские билеты, кажется мне наилучшим способом достичь совершенства.
Мои друзья решили найти мне хороший дом в Голландии, стране, так любимой мною, родине многих технических оснащений для сексуальных удовольствий, стране подпольных кинематографов и всех форм свободы. Там я встретила Монику ван Клиф, великую жрицу садомазохизма, которая владеет самой большой в Европе коллекцией орудий пыток. Я рассказала ей о моих намерениях. Она тотчас же взялась за организацию моей ускоренной стажировки в одном из борделей Гааги. Я была в восторге.
Вечер в «Континентале»: бар, танцующие пары. Я приезжаю в сопровождении свиты, дрожа от волнения, как молодой послушник перед посвящением в сан, надушенная, в прозрачных развевающихся одеждах – Непобедимая армада. Направляюсь в бар – клиент должен видеть товар лицом. Цена от 50 до 150 флоринов в зависимости от функциональных возможностей, производительности и эффективности. Прекрасный дебют. В 23 часа я в баре с другими проститутками, пардон, хозяйками. Мы – хозяйки, которые угощают клиентов, развлекают милой болтовней перед тем, как предложить подняться наверх. Один час на все. Будет еще точнее, если подвесить на клитор счетчик со звуковой сигнализацией, отмеряющий время. И это будет не бордель, а забегаловка для автомобилистов.
Я разглядываю своих коллег. Сильно накрашенные, виляющие задами с грацией коров. Первые клиенты, все почему-то в серых костюмах и с портфелями атташе, начинают «клеиться» к дамам. Один из них подкатывается ко мне, скромно прикасается к моей руке. Мы выпиваем по бокалу вина и сразу отправляемся в номер. Широкая кровать, освещение, конечно, красным светом, умывальник и туалетная перчатка. Малоприятное ощущение находиться в жалком отеле со случайным любовником. Я мечтала о Феллини, а попала в убогое заведение. В большом зеркале напротив кровати я вижу типа, вытаскивающего член из брюк. Что должна делать профессиональная проститутка в таком случае? Я прошу его поторопиться, но ему хочется поболтать. Он без конца задает вопросы: давно ли я здесь? Не француженка ли я? Он говорит по-французски с акцентом и находится под влиянием распространенного мифа, что Париж – мировая столица сношений через зад. Он работает надо мной со знанием дела и заканчивает со спокойной совестью. Потом он начинает одеваться, задавая мне кучу вопросов. Он убежден, что я бедная девушка, когда-то обманутая каким-то негодяем и погубившая свою судьбу. Он думает, что я выросла на какой-нибудь ферме в Оверни, которую навещаю раз в год по разрешению хозяина заведения и когда удается скопить денег на поездку домой. Я чувствую, что он готов спасти меня. Я зеваю от скуки, тороплю его, чтобы он поскорее одевался, успокаиваю его, говоря, что я здесь по своей воле. Когда я снова спустилась в бар, хозяин отругал меня за опоздание.
Второй клиент был похож на испанца. Он отстрелялся быстро, как из базуки. Опять спускаюсь. В баре несколько кобыл в ожидании клиентов подпиливают ногти и жуют жвачку.
В два часа утра новость: к нам прибыло несколько военных, находящихся в увольнении. Мне достался самый толстый. Я уже писала, что безобразие производит на меня особенное впечатление, жирное тело вызывает у меня опьяняющие приливы желания. У него бриолин на волосах, золото – на зубах и на руках – кольца: мой идеал. Он притерся ко мне и хотел сразу же идти наверх. Помня наставления патрона, я стала уговаривать его сначала выпить. Но офицер продолжал настаивать, и мы пошли сразу в постель. Он – в нижнем белье, я – в трусиках. Это был океан жира, который возбуждал меня. Я начала его ласкать, а он пожирал меня своими сине-зелеными глазками, боясь прикоснуться ко мне. К несчастью, его эрекция напоминала разлив Березины при отступлении Наполеона. Я стала лизать его Аустерлиц, ласкать его Сольферино, возрождать его Бир-Хакейм – военные действия продолжались. Очень довольный, он отступил на заранее подготовленные позиции и заплатил мне тысячу гульденов, воздавая должное моим усилиям. Спустившись вниз и сообразуясь только со своей совестью, я протянула эту тысячу гульденов хозяину. Разразился скандал! Он закатил ужасную сцену, обвинив меня в том, что я обворовываю клиентов, и, гордый, вернул 900 гульденов офицеру: «У нас порядочное заведение». Эта сцена вызвала у меня отвращение. Я обозвала патрона малоприличными словами и решила, что с меня довольно, пора заканчивать карьеру проститутки. Я возвращаюсь в отель, звоню в Париж и прошу Жерара приехать за мной. В этот вечер я плакала впервые за много лет от ярости, от отчаяния, от человеческой глупости, которая так часто разрушает лучшие человеческие побуждения.
Максим… Ах, Максим! С ним я разыграла комедию под видом проститутки, вызываемой по телефону. Он любил Баха, Моцарта, «Битлз» и меня. Это был маленький, педантичный, опрятный старичок. У него уходило не менее тридцати минут, чтобы снять с себя брюки, галстук и рубашку. Он приходился дядей моему другу Жозе. Как-то раз он попросил Жозе познакомить его с молодой дамой полусвета, которая согласилась бы раз в месяц поддержать его иллюзию чувствовать себя прекрасным денди, которым он был, вероятно, в начале века. Я решила, что есть возможность приятно развлечься.
Мы с ним встретились в отеле: я примерно представляю себе его вкус и поэтому надела кокетливую шляпку, туфли на высоких каблуках и прозрачное платье, которое мне напоминало мою неудачу в Голландии. Я смотрела на него, а он созерцал меня и не верил своим глазам. Он сразу же положил на подушку 500 франков, сказав, что считает за честь познакомиться со мной, и спросил, не сможет ли он что-нибудь сделать для меня и позволю ли я называть себя «дорогая». Он трудился надо мной не более пяти минут и закончил полумертвый от одышки. За пять минут – банковский билет в 500 франков: хорошая сделка. Вечер я провела с Жозе за роскошным ужином. Я виделась с Максимом всего шесть раз; однажды Жозе сообщил, что обнаружил его мертвым в постели какого-то отеля. Он лежал обнаженный и улыбался. Может быть, какая-нибудь другая Сильвия была с ним в его последний момент жизни. Прекрасная смерть. Я храню о Максиме самые нежные воспоминания.
ТИШЕ, ИДЕТ СЪЕМКА!
Меня пригласили сниматься в кино, называемое порнографическим, из Международного оргиастического союза. Одна из основных задач этой ассоциации свободного обмена состоит в создании наилучших дружеских контактов с любителями секса всего мира. Сейчас я могу свободно ехать в Амстердам, Нью-Йорк, Милан – повсюду, где есть мужчины и женщины, для которых праздник любви – важная часть жизни. На одном из вечеров я встретила одного из голландских королей секса – Альберта ван Шрамма. Он организует вместе со своей женой великолепные встречи в их доме, специально оборудованном для групповых торжеств. У Альберта я впервые открыла для себя прелести садомазохизма, но не будем преждевременно разрушать наши впечатления, как говорила графиня Сегюр перед тем, как отстегать плетью графиню Ростопчину. С Альбертом у меня связано возникновение желания сниматься в порнографических фильмах. Был конец 1972 года, когда на экранах Франции стали появляться порнографические фильмы. Альберт познакомил меня с одним из своих друзей, Лассом Брауном, который снимал в Амстердаме небольшие фильмы на 8-миллиметровой пленке, предназначенные для просмотра в узком семейном кругу. Эти фильмы регулярно конфисковывались таможенниками у французских, немецких или японских туристов, возвращавшихся из Голландии или из Скандинавских стран: именно с этим я связываю распространение в семидесятых годах занятий онанизмом среди французских таможенников.
Жерар, в то время мой основной любовник, мечтал запечатлеть меня на кинопленке. Его интересовало все, что могло бы угодить моему эксгибиционизму. Я позвонила Брауну, и он пригласил меня в Голландию. Я отправилась туда с моей подругой, с которой мы снялись там за неделю в трех небольших сюжетах. Съемки сразу же затянули меня, и я поняла, что здесь я смогу по-настоящему раскрыть свои способности.
На съемках я впервые встретила Яна, голландского писателя, который и до сегодняшнего дня – мой раб. Сюжет картины довольно прост: мы едем в загородный дом, где он нас ждет. Мы с подругой не чужды садомазохизма, заставляем его ползать на четвереньках, лаять, есть траву, стегаем его плеткой.
Перед началом съемок я увидела невысокого человека с ранней сединой в волосах, молча сидящего в углу. Я обратилась к нему: «Подойдите сюда», а он с готовностью ответил: «Yes, my lady». Таким необычным было наше знакомство. Я почувствовала, что с его стороны возникло какое-то желание поклонения, и быстро подхватила и поняла правила игры, которая уже меня захватила.
Я была затянута в черную кожу с вырезами, где грудь, и в самом низу. Я велела ему лизать мои сапоги, что он и исполнил с наслаждением. Все члены съемочной группы смотрели на нас как завороженные. Моя подруга хотела остановить съемку, но оператор начал снимать. Я ударила Яна, потом он меня, восклицая: «Thank you, my lady». Я схватила нож, начала наносить ему удары по бедрам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10


А-П

П-Я