(«Нарыдавшись вдоволь, Коровьев отлепился, наконец, от стенки и вымолвил: — Нет, не могу больше! Пойду, приму триста капель эфирной валерьянки!» И далее: «Пойду, забудусь сном!»).Обратите внимание: у Стругацких — «бойцовый Кот его высочества, курсант третьего курса Особой столичной школы», булгаковский мастер — «трижды романтический», в ефремовском «Часе Быка» — Святилище Трех Шагов… В «Туманности Андромеды» появляется «Школа третьего цикла»: «Веда Конг и Эвда Наль приехали в час занятий и медленно шли по кольцевому коридору, обегавшему учебные комнаты, развернутые по периметру круглого здания». Не напоминает ли это мельни-ковский проект «сонного города»? Ефремов настойчив: «Круглый зал в центре здания собрал все население школьного городка». 19. БАРЗАК— БАРСКАЯ РОЩА — БАРВИХА? В 1936 году журнал «Пионер» напечатал сказку Л.Лагина «Старик Хоттабыч». «Кому из наших читателей не случалось видеть такие сны, когда ты ясно отдаешь себе отчет, что все это происходит с тобой не наяву, — пишет Лагин. — Большое удовольствие — видеть такой сон: опасности тебе нипочем, самые головоломные подвиги ты совершаешь легко и всегда в высшей мере удачно. А главное, ты знаешь, что придет время, и ты живой и невредимый проснешься на своей кровати». Неспроста «авиаконструктор» и «комбриг» Волька Костыльков (во второй главе он командует воображаемой бригадой) предусмотрел в своем ковре-гидросамолете три койки.В том году страной овладел психоз шпиономании, искусно подогреваемый в канун Большой Чистки. Зависть и смутные подозрения вызывал странным особняк в Кривоарбатском переулке, а также его гости — люди явно непролетарского обличья. Следовало опасаться и некоторых слабостей хозяина, вполне извинительных в другой ситуации. Мельников считал себя гением, и это многих раздражало. Какой-нибудь особо проницательный товарищ мог припомнить странный проект тридцатого года и задуматься: нет дыма без огня! Очень симптоматична статья Р.Хигера в журнале «Советская архитектура» за 1935 год. Он резко критиковал проект «спального города» и мельниковскую идею управления сном, — упирая на то, что проектировщику «совершенно не важно, что в науке эта проблема не поставлена и не решена даже в незначительной степени».Словом, есть основания полагать, что в середине тридцатых Школе пора было перемещаться в другое место. Следы «переезда» можно увидеть и в булгаковском романе — в той главе, где говорится о судьбе «служащих филиала». Их увезли на грузовиках в загадочную клинику Стравинского (заметьте: Ивана тоже доставил грузовик!). В ранних рукописях это место называлось Барзак, затем — Барская роща. В окончательном тексте топоним вообще отсутствует. Но Булгаков дает ориентиры — реку и бор: грузовик проезжает мимо них, возвращаясь в город, и то же самое Иван видит за окном палаты. В полдень открыли шторы, в палату «хлынуло солнце», — это означает, что окно выходит на юг. Стало быть, сама клиника расположена к северу от Москвы.Еще одна примета — невиданный комфорт «психушки»: не «дом скорби», а правительственный санаторий! Особенно впечатляет описание клиники в рукописи 1936 года: «В здании было триста совершенно изолированных одиночных палат, причем каждая имела отдельную ванную и уборную. Этого, действительно, нигде в мире не было, и приезжающих в Союз иностранцев специально возили в Барскую рощу». Единственный похожий топоним — «Барвиха», всем известный правительственный клинический санаторий. Его спроектировал архитектор Борис Иофан — друг Бартини и единственный человек, знавший «красного барона» еще до приезда в СССР — с 1920 года. Первый спальный корпус строили с 1931 по 1936 год. А 18 ноября 1939 года в «Барвиху» поступает пациент с диагнозом «гипертонический нефросклероз» — Михаил Афанасьевич Булгаков. Месяц интенсивнейшего лечения дал результат — смерть согласилась подождать.Обратите внимание: в клинике Иван встречает «мастера» и при этом вспоминает про санаторий — как говорится, ни к селу ни к городу. Герои Лагина, летевшие на ковре-самолете, приземляются в роскошном санатории и сразу встречают… бурового мастера — в «первом спальном корпусе»! К тому же вдоль этажей первого спального корпуса «Барвихи» тянутся ленты общих балконов — точь в точь как в булгаковской клинике! 20. «СТАЛЬНАЯ ПТИЦА» В первой половине шестидесятых годов в творчестве молодого, но очень популярного писателя Василия Аксенова произошел заметный сдвиг. Он отмечен аллегорической повестью «Стальная Птица» — ненапечатанной, но ходившей в «самиздате». Сюжет таков: в 1948 году в Москву возвращается необыкновенный человек по фамилии Попенков. Он и был Стальной Птицей — в своем настоящем облике: «…и все-таки я убежден, что перед нами не homo sapiens, а обыкновенный стальной самолет». Эти слова произносит врач, рассматривающий рентгеновские снимки Попенкова. Но многозначительный абсурд продолжается: на консилиум приглашают Туполева. Знаменитый конструктор уточняет диагноз: «Нет, это не окончательный самолет, хотя и имеет много общих черт с истребителем-перехватчиком».Странное существо незаметно входит в жизнь обитателей старого арбатского (!) дома и беспощадно рушит его. Население переезжает в новое прекрасное здание. («И увидел я новое небо и новую землю…»). Это не просто аллегория, а самый настоящий шифр, скрывающий историю о втором пришествии Иисуса.. Автор без конца повторяет, что Стальная Птица — «спаситель». Библейскому Сыну Божьему «негде преклонить голову» — та же ситуация у аксеновского «спасителя». Он появляется в арбатском дворе с двумя авоськами в руках: в одной — рыба, известный символ Иисуса, в другой — мясо, истекающее кровью. Жертвенное?.. Но Аксенов намекает и на что-то конкретное, известное самому автору и его ближайшему окружению. Кто имел прямое отношение к стальным самолетам? Кто работал в шараге с Туполевым? Кто проектировал ракетный перехватчик? Кто приехал в Москву из Таганрога в 1948 году?В 50-60 годы Бартини поддерживал тесные связи с учеными двух крупнейших научных центров — Дубны и новосибирского Академгородка. Увидеть его вклад в тогдашнее кипение идей нам поможет повесть Василия Аксенова «Золотая наша Железка» (1973). В этом тексте не раз упомянута магия и каббала, а среди персонажей присутствует старый алхимик (он же — иностранный физик с мировым именем). Да и само название повести ясно указывает на трансмутацию неблагородного металла в золото.Легко заметить, что в «Железке…» воспроизводится сюжет «Стальной птицы»: некто Мемозов, — существо с фантастическими возможностями — появляется в сибирском научном центре Пихты, озонирует творческую атмосферу и производит великое сотрясение ученых мозгов. Это его функция. «Я сплю, и вы суть мое сновидение, — объясняет Мемозов. — Есть только я, одинокий и великий очаг энергии, и вы во мне, как мои антиперсонажи, как моя собственность, и я делаю с вами, что хочу».Фамилия героя начинается с «мем», — эта древнееврейская буква в каббале соответствует миру сна и иллюзии, царству мистической воды — «маим». Не забыта и грибная тема: муссируется слух о том, что Мемозов торговал в Москве волнушками, а главное действо разворачивается вокруг институтского кафе «Волна». («Мем» — вода!) Этого достаточно, чтобы увидеть «ресторан Грибоедова», действующий в одном из советских «академгородков». По примеру старших товарищей писатель дублирует намек: аксеновский «Воланд» продает волнушки на несуществующем Терентьевском рынке, а директора научного центра зовут Терентием. 21. «СТРАНА ДАЛА СТАЛЬНЫЕ РУКИ — КРЫЛЬЯ…» Зачатый при свете Сверхновой древний великан Ра-Мег — возможно, это аллегория божественного рождения. «Звездный мальчик». И первое, что сделал бартиниевский герой — научил людей добывать и обрабатывать металл. Между тем, это занятие напрямую связано с именем булгаковского мага: Воланд — чудесный кузнец, полузабытый цивилизатор Северной Европы. Мало того: древнегерманский Воланд оказался конструктором и пилотом! А прототип «иностранного консультанта» внедрял сталь в авиастроение. Вот что пишет об этом И.Чутко: «Так было и со сваркой хромомолибденовой и нержавеющей сталей. Бартини и инженер Сергей Михайлович Попов разработали для этого свою технологию».…Скульптура Веры Мухиной «Рабочий и колхозница» всемирно прославилась на Парижской выставке 1937 года. Чуть позже она появилась на мосфильмовской заставке: стальные гиганты возникают из тьмы, разворачиваются, — и всякий раз зрители испытывают какое-то непонятное волнение.Известно, что Вера Ивановна Мухина трудилась над знаменитым монументом вместе с авиационными инженерами-технологами. В их числе был и С.Попов, работавший над стальными самолетами Бартини. Пустотелые фигуры, сваренные из выколоченных по модели миллиметровых листов «нержавейки», изнутри держит мощный каркас из хромомолибденовой стали — технология, впервые отработанная на бартиниевской «Сталь-6». Бартинн изобрел для этого специальный сварочный станок. А советский павильон, послуживший постаментом для нержавеющей пары, проектировал уже знакомый нам архитектор Б.Иофан. Он нашел очень интересное решение: здание павильона выстроено в виде лестницы, по которой поднимаются стальные гиганты. Первые ступени — широкие и низкие, последние — узкие и крутые. Кривая, проведенная по касательной к уступам и острию серпа, точно накладывается на бартиниевский график ускорения.В 1934 году Мухина предлагала построить сорокаметровый маяк в виде фигуры водолаза с огненными иллюминаторами шлема — в Балаклавской бухте. Через полгода после ареста Бартини она лепит «Икара» — крылатого юношу, падающего в море. А этот факт приводится во всех книгах о Мухиной: в 1912 году они с подругой путешествуют по Италии в сопровождении двух итальянцев, с которыми познакомились в Париже.Не странно ли: спустя сорок лет Вера Ивановна в беседах со своими биографами неизменно вспоминает старого учителя физики и его сына-гимназиста! Фамилия у итальянских друзей очень интересная: Бертини. В другой книге — Бортини… Может быть, кто-то из биографов плохо расслышал? Но в третьей книге о творчестве Мухиной гимназист оказывается не сыном, а братом учителя, да и самому почтенному мэтру всего тридцать лет!Нельзя ли предположить, что именно Бартини был истинным вдохновителем знаменитой скульптуры? Автором идеи и эскиза первого варианта Вера Мухина называла Иофана, но сам Борис Михайлович на этот счет загадочно отмалчивался. После смерти Бартини в его бумагах было обнаружено немало архитектурных набросков. Среди них есть эскиз башни, похожей на Останкинскую и полусферический зал с колонной-постаментом, на которой обнаженная женщина держит над головой большой блестящий шар.Свой ли эскиз предложил Мухиной Иофан? Выполненная в гипсе модель несколько отличалась от окончательного варианта — главным образом, тем, что «пролетарий» не имел фартука и штанов. В таком странном виде скульптура была показана комиссии из ЦК. «Наденьте мужику штаны!» — приказал Молотов. В тот вечер художественная элита столицы давилась смешком: Молотов — молотобойцу!.. «Отметился» и Булгаков: «Штаны коту не полагаются, мессир, — с большим достоинством отвечал кот, — уж не прикажете ли вы мне надеть и сапоги?» А кто попрекает кота отсутствием штанов? Мессир Воланд, — сидевший, как вы помните, в одной ночной сорочке!..Кому же на самом деле «не полагается» человеческая одежда? Вера Ивановна Мухина рассказывала своему биографу, что на цековских «смотринах» первого варианта скульптуры кто-то высказал странное предположение: это один из Сыновей Божьих и земная женщина из шестой главы Бытия! Но скорее всего никакого эрудита не было (тридцать шестой год все-таки!), — просто Мухина указала на две неравные части библейского человечества.«Боги, боги мои!» — повторяет Булгаков, — с маленькой буквы и во множественном числе. Цепь инкарнаций тянется за каждым «исполином» — череда великих магов, царей, философов, поэтов, религиозных реформаторов, авантюристов, народных вождей, ученых и конструкторов. 22. ПАРИЖСКИЕ ТАЙНЫ Особого внимания требуют мелкие, но запоминающиеся подробности, которые повторяются у разных авторов. Перед сеансом магии в Варьете мелькнул «бледный от пудры рассказчик», а Бегемот напудрил золотой пудрой усы. Тави Тум из «Блистающего мира» разыгрывает вокруг пудры целую сцену. «Пудра „Рашель“ золотистого цвета» появляется в первой главе «Двенадцати стульев», затем мы видим «девушек, осыпанных лиловой пудрой», в сцене отъезда на гастроли театра «Колумб» вспоминают пьесу со странным названием «Порошок идеологии», а в следующей главе мелькнул еще более загадочный «ракетный порошок». Даже Хоттабыч свел волькину бороду каким-то порошком серого цвета! Прибавьте сюда «Аэлиту» (яйцевидный космический аппарат приводится в движение взрывчатым порошком), повесть М.Булгакова «Роковые яйца», а также «нехорошую квартиру» в «Мастере…», которая принадлежит вдове ювелира Фужере — явный намек на Фаберже и его знаменитые пасхальные яйца. На двери ювелиршиной спальни, в которой поселился Воланд. мы видим «огромнейшую сургучную печать». Порошок, яйцо и печать.Все объясняется просто: в большинстве трактатов Философский Камень назывался «пудрой проекции» и описывался как порошок серого или темно-красного цвета. Он вызревает в Философском Яйце, — особом сосуде, опечатанном так называемой «печатью Соломона». Неспроста упомянут и громадный камин: Философское Яйцо называли «фурнус секретус» — «тайная печь». Вот что говорит Бегемот о романе мастера: «Главная линия этого опуса ясна мне насквозь». Opus Magnus — «Великое Делание»!А зачем летят на Венеру герои «Страны багровых туч»? Цель экспедиции — разведка богатейшего месторождения радиоактивных руд, названного Урановой Голкондой. Но «уранос» — «небо», Голконда — библейский город, в котором Соломон хранил свои драгоценные камни, а первооткрыватель венерианской Голконды почему-то заинтересовался порошком розовато-серого цвета, про который сказано, что на земле он «давно известен».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74