Выбор поддона для душевого уголка 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

«Просто мне хотелось повидать москвичей в массе», — объяснил артист буфетчику. И — «в партере зашевелились»…Эта черная шевелящаяся масса народонаселения, сосущая невидимую кровь земного Демиурга — миллиардоликая маска Воланда, под которой исчезло его лицо. Ее нужно снять: «Зрительская масса требует разоблачения!» 8. ПРИМУС-ПЕРВЫЙ Булгаковское «Золотое Руно» почти неузнаваемо — это золотой пудель, вытканный на подушке, которую чернокожий слуга кладет Маргарите под правую ногу. На трости Воланда мы видим голову черного пуделя: «нигредо», «черная голова», первая стадия Великого Делания, называемая также «головой Адама». На превращение черноты первовещества в духовное золото указывает и черный пудель в овальной золотой рамке на тяжелой цепи, которую надевают на шею «бездетной тридцатилетней Маргарите». Но кто же она — не буквально, разумеется, а символически? «Это украшение чрезвычайно обременило королеву», — подсказывает Булгаков. Праматерь Ева? Вот почему к всепрощающей «хозяйке бала» поднимаются толпы гостей Воланда: все они — ее дети!Живописная свита иностранца вызывает особенный восторг у читателей. Но это лишь символические фигуры, готовые «рассказать» нам все о своем хозяине. «Разные аспекты сущности», — как выразился бы философ. Словно ожившие буквы, они складываются в настоящее имя таинственного незнакомца. Взять, к примеру, кота Бегемота: уже на Патриарших Воланд «жмурится как кот», а сам Бегемот то и дело превращается в «круглоголового человека с примусом». Латинское слово «primus» — «первый». Не указывает ли Булгаков на первого человека, прогневившего Бога своим непослушанием? И не случайно Иван решил, что иностранец — поляк: если читать начало первой главы, сверяясь с картой московских улиц, то станет ясно, что Воланд вошел в аллею со стороны улицы… Адама Мицкевича! Читаем: «…На аллее показался первый человек». Первый и единственный! «Вы и фамилию мою забыли?» — говорит Воланд Степе Лиходееву. Но христианские мистики «фамилию» Адама не забыли. Они называли его Кадмоном и понимали как мистическое существо, состоящее из всех людей Земли. Адам Кадмон дает им жизнь и питает каждого своими эманациями. Он действительно первый человек, но в отличие от библейского праотца Адама, никогда не умирал.Иисус называл себя «Бен-Адам» — Сын Человеческий. «Я единственный в мире специалист», — говорит «иностранный профессор». Вот что сказал Воланд про Иисуса, то есть — про самого себя: «Просто он существовал, а больше ничего».«Один, один, я всегда один!..» — Иешуа и Берлиоз, Пилат и Могарыч, Майгель и Фрида, и ее задушенное дитя, и тот маленький мальчик, распростершийся в луже крови, которого видела Маргарита на глобусе, и жуткие гости Воланда, и его свита… Булгаковский Адам Кадмон, «первый человек» — сам Иисус, вечно воскресающая жертва и свой же «невольный палач» — стреляющий, удушающий, сжигающий, бросающий под трамвай, сводящий с ума, отрывающий головы…«Казни не было», — Булгаков готов снова и снова втолковывать эту непростую истину: тысячи покойных негодяев восстают из праха на балу, благополучно оживают отравленные любовники, оторванная голова конферансье возвращается на место, мгновенно выздоравливает сраженный чекистской пулей Бегемот, умирает и воскресает Лиходеев… «Умерев, Куролесов поднялся, отряхнул пыль с фрачных брюк, поклонился, улыбнувшись фальшивой улыбкой и удалился при жидких аплодисментах». Именно про артиста Куролесова сказано в эпилоге: «Он был, а остальных не было». И это тоже о нем — «единственном живом, влетевшем в этот сон»: «…Вдруг стал обращаться к кому-то, кого на сцене не было, и за этого отсутствующего сам же себе и отвечал, причем называл себя то „государем“, то „бароном“, то „отцом“, то „сыном“…».Вот что втолковывает нам Булгаков: все народонаселение планеты — воплощения «единственно живого» Адама, ячейки сознания, «клетки» гигантского организма. Он ведет каждого из нас по цепи жизней, питает «водой жизни» и получает дань — некий таинственный нектар, необходимый его бессмертной душе, рассеянной по мириадам галактик.(Воланд: «Приветствую вас от всей души!»).«Пейте, сие есть кровь Моя!..» Пьют у Булгакова все поголовно, да и разных напитков упомянуто великое множество — начиная с абрикосовой и заканчивая отравленным фалернским. Воланд и Маргарита пьют кровь барона, ставшую вином, а Пилат обещает напоить кровью мятежный город: «И не водою из Соломонова пруда, как хотел я для вашей пользы, напою я тогда Ершалаим! Нет, не водою!..». На балу Маргарите показывают символ жертвенной крови «черного» Воланда — розовую пенистую струю, бьющую из «черного Нептуна». Очевидно, это символический «черный бог» — тот, о котором кричал на Лысой Горе Левий Матвей и которого «очертил черными красками» Иван. Булгаковское человечество («гости бала») плавает в бассейне, наполненном его живительной эманацией.Великие и страшные тайны скрыты в этих сценах. Все, чем живет «зрительская масса» — лишь непостижимый сон вселенского Адама, плод галлюцинации. Именно об этом говорит Коровьев: «Почем вы знаете, какие замыслы роятся в моей голове? Или в этой голове? — и он указал на голову Бегемота». В романе присутствует навязчивый мотив головы, живущей в некотором смысле самостоятельно, в отрыве от остального тела, причем это всегда связано с кровью.«…Его волосы воронова крыла были повязаны алым шелком, — пишет Булгаков о метрдотеле, — и плыл в Караибском море под его командой бриг под черным гробовым флагом с адамовой головой». Кровь и голова появляются на Патриарших («Вам отрежут голову!»), кровавый фонтан вырвался из обезглавленного Бенгальского, в голову Берлиоза, ставшую чашей в виде черепа, сливают кровь Майгеля. Кровь Иешуа и разбойников стекает в землю на Лысом Черепе: по одной из легенд на Голгофе похоронен громадный череп… Адама!«Это была огромная глыба в форме человеческой головы», — пишет Алексей Толстой в «Гиперболоиде…». А в «Аэлите» мы читаем про «Спящую Голову Негра» — символическую скульптуру, изображающую незримого Творца. В «царской библиотеке» земляне слушают лекцию Аэлиты:«Истинный мир — невидим, неосязаем, неслышим, не имеет вкуса и запаха. Истинный мир есть движение разума. Начальная и конечная цель этого движения непостигаема. Разум есть материя, более твердая, чем камень и более быстрая, чем свет. Ища покоя, как всякая материя, разум впадает в некоторый сон, то есть становится более замедленным, что называется — воплощением разума в вещество… Вещь есть временное сгущение разума». 9. «ВЕРХ ПУТЕЙ ГОСПОДНИХ» «Кровь давно ушла в землю», — в глобус Воланда, ставший головой Берлиоза, черепом и, наконец, чашей… На глобальную «голову» надета «шапка»: «Шапка на полюсе лежала как настоящая». Вот еще одна подсказка: лицо Воланда — «навеки сожженное загаром», а глобус — «как будто живой и освещенный с одного бока солнцем». Земля — «череп» Адама Кадмона и чаша, в которую стекает кровь человечества: «И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья». Кровь рождает человечество и возвращает его в прах, — как гостей Воланда. Именно поэтому Коровьев и пьющий Бегемот названы «неразлучной парочкой». Древние египтяне так и представляли себе мироустройство: золотая корова Хатор питает своих детей — фараонов, «золотых телят». (Главный храм золоторогой богини был в Дендере: Бендер и… «Рога и копыта»?!) Коровьев — аспект жертвенный, питающий, небесный жизнедатель. «Истомленный жаждой» кот Бегемот — потребитель: он ныряет в коньяк и глотает всевозможные жидкости — воду. водку, спирт, кофе, пиво, бензин из примуса и молоко, — вспомните черного котенка, подброшенного профессору Кузьмину. Кота даже грозят утопить! А в Ветхом Завете говорится о бегемоте — загадочном существе, названном «верхом путей Господних»: «Вот он пьет из реки и не спешит, остается спокойным, хотя бы и Иордан устремился к его рту».Мощь, размеры, неуязвимость «верха путей Господних» особо подчеркиваются. — и потому многие богословы увидели в бегемоте аллегорию животного мира. Они были близки к догадке. Но средневековые демонологи аллегорию не поняли и «очертили черными красками»: имя «Бегемот» они дали церемониймейстеру дьявола. Булгаков смеется над человеческой глупостью: бал «сатаны» Воланда объявляет Бегемот. Но кот предупреждает чекистов о том, что он — «древнее и неприкосновенное животное». Это подтверждает и Книга Иова: «Только создавший его коснется его ножом».Коровьев и Бегемот — дающие и берущие… кровь?Про «верх путей Господних» говорится: «Кости у него, как медные трубы…». Это обыграно у Булгакова: удирая от чекистов, Бегемот бросился «…к угловой водосточной трубе дома, построенного, как было сказано, покоем. По этой трубе кот взобрался на крышу. Там его, к сожалению, так же безрезультатно обстреляла охрана, стерегущая дымовые трубы». (Про трубы — три раза!) Считается, что в библейские времена бегемотом называли слона.Вспомните детский рисунок в «Маленьком принце»: слон в удаве. Расшифровку этого двойного символа мы найдем в Книге Иова, где с бегемотом соседствует еще одно чудесное животное. сотворенное Богом и живущее в бездне вод — левиафан. Между словами о бегемоте и левиафане нет логического «шва», и потому некоторые комментаторы Писания полагают, что речь идет о разных аспектах одной сущности.«Огонь пришел Я низвести на землю», — сказал Иисус в Евангелии от Луки. Не про этот ли огонь говорится в описании библейского левиафана («из пасти его выходит пламя»)? То же самое мы видим у Булгакова — примус Бегемота, таящий в себе «огонь, с которого все началось, и которым мы все заканчиваем». Еще одна остроумная подсказка — «реки кепок» на Арбате. «От этих рек отделялись ручейки и вливались в огненные пасти ночных магазинов».(«Вот он пьет из реки и не спешит…»).Одна и та же «пасть» — бегемот и левиафан! Она пьет «здоровье» человечества и низвергает в него Иисусов огонь. А что пила Маргарита после бала?"— Это водка? — слабо спросила Маргарита.Кот подпрыгнул на стуле от обиды.— Помилуйте, королева, — прохрипел он, — разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!"«Спирт» — от латинского «spiritus», «дух». Огонь Святого Духа? Не случайно в комнате Воланда пахло «крепчайшими духами». 10. «ВАМ НРАВИТСЯ АВИАЦИОННЫЙ БЕНЗИН?» Ефремовский звездолет похож на человека с круглой головой. «Золотая голова», — говорят про Остапа. Аэлита рассказывает инженеру Лосю о древней расе Земли, поклонявшейся гигантской черной голове. Чаша Воланда — череп на золотой ноге. Бегемот превращается в толстяка с «круглой головой»…Человечество — это «черная шевелящаяся масса», облепившая «круглую голову» Земли и пьющая ее живительный сок. Суккус — так называли эту субстанцию алхимики. Булгаков зашифровал ее в названии писательского санатория «Суук-су» — на плакате в доме Грибоедова.«Сок и огонь!» — внушает нам Михаил Афанасьевич с первых же строк: абрикосовая и солнечный жар! А что увидел буфетчик Соков(!), навестивший Воланда? Азазелло жарил «очень свежее» мясо (жертвенное — всегда «первой свежести»!): «сок капал в огонь и в дымоход уходил дым». Прибавьте к этому нескончаемое кровообращение: барон Майгель пьет шампанское и проливает кровь, на глобусе «наливается огнем» квадратик земли — и отдает кровь убитого ребенка, то же самое, но в обратном порядке проделывает Бегемот: сначала проливает кровь, затем «наливается огнем» — пьет бензин из примуса. Двустороннее движение: кровь — туда, бензин — обратно. Но бензин ли это? «Загорелось как-то необыкновенно, быстро и сильно, как не бывает даже при бензине».«— Единственное, что может спасти смертельно раненного кота, — проговорил кот, — это глоток бензина».Булгаковский Бегемот пьет, как одноименное библейское чудовище, и купается в огненной жидкости. А что делает напарник бегемота — левиафан? «Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь». Не этой ли мазью лечится Воланд перед балом? «Колено этой темной ноги и натирала какою-то дымящеюся мазью Гелла». И ниже: «Горячая, как лава, жижа обжигала руки». Вскипают и пузырятся лужи, сползает с холма туча — «дымное варево», кот «гремит кастрюлями» на кухне и спасает из огня «одежды белые» — обгоревший поварской халат. Но вот Бегемот появляется перед Маргаритой с дамским биноклем. Это, собственно, две трубки — «дамские»: древнееврейское слово «дам» — «кровь». Две трубы — «венозная» и «артериальная»?Суммируем наши догадки: булгаковский Бегемот, ставший круглоголовым человеком с примусом, символизирует Адама Кадмона, первочеловека каббалистов. Он соотносится с человечеством, как организм — со своими клетками. Мировая душа. Она же — ноосфера профессора Вернадского, придумавшего наукообразную интерпретацию того, что посвященные знали много тысячелетий назад. (В восемнадцатой главе «Мастера…» — «профессор Вернадский»!) Библейские чудовища — левиафан и бегемот — лишь двуликая аллегория этого истинного Адама, живой планетарной машины, служащей для производства и перекачки «наверх» чего-то очень важного. По первой трубе идет топливо для самой машины. Чем бы неожиданным для нас это ни было, но мы его потребляем и, следовательно, хорошо с ним знакомы. А какой продукт готовят на земной кухне и подают богам по второй трубе «бинокля»? 11. «МАСЛОПРОВОДНЫЙ ШЛАНГ» Цепочка многозначительных совпадений протянулась через годы и книги: от «непонятого гения советской авиации» — к летающему «Адаму». Мы уже отмечали, что булгаковский роман перенасыщен сталью: стальная шпага Воланда, стальные пряжки Маргариты, стальной клюв таинственного воробушка… «Летел. блистая сталью», телохранитель Воланда — звероподобный Азазелло. Но в полете он сменил свой маскарад и стал похож на Абадонну: лицо «белое и холодное», а глаза — «пустые и черные». Череп? Сталь и Лысый Череп, то есть Голгофа — могильный курган над черепом Адама (пер. с древнееврейского — «красная глина»).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74


А-П

П-Я