«А где Йорр?» – не выдержав, спросил он после у Армера.
«А-Туук, – поправил его Армер, – уже давно ушел по Ледяной Тропе в Землю Предков. Такие, как он, долго не живут».
Встав на ноги окончательно, Аймик принялся бродить по стойбищу – искать прошлое. Пусть без следа канет, как плохой сон, его Избранничество, его Вестничество, все эти Могучие, Неведомые, Бессмертные… Он сделал то, чего они добивались, и хочет дожить оставшиеся годы как простой охотник, там, где прошли его лучшие дни. Жаль только, никого из прежних друзей-приятелей словно и не осталось. Старики, конечно, были, но Аймик их не узнавал, и они, вдоволь наслушавшись его рассказов, теперь равнодушно отворачивались от чужака.
(«Это ваши, колдунские дела. Что нам до них?») Было немного обидно: ну почему даже Старые не хотят понять, что никакой он не колдун, а такой же, как они? Что только этим он и счастлив – наконец-то нашел сам себя, наконец-то понял: здесь, и только здесь все, что ему нужно. Не случайно даже эта легкая обида не гасила радость обретения утраченного.
К тому же были дети. Уж они-то слушали пришельца разинув рты, ходили за ним след в след, забыв о сугробах, в которых можно барахтаться и кувыркаться, об обледенелом склоне, с которого так весело лететь вниз, растянувшись на куске шкуры… Рассказы о непонятных «горах», о непредставимой «Великой Воде», о могучих колдунах, которым служат волки, которым лошади безропотно подставляют свои хребты, заменяли все.
И Аймик чувствовал себя спокойным и воистину счастливым. Все вернулось. Даже Ата.
И знакомый голос, приходящий не извне – изнутри, соглашался:
«Да, все вернулось. Все мечтают вернуться к Началу и сделать его неизменным, но дается это немногим. Избранным. Это – твоя награда. Живи и радуйся». И теперь этот голос не внушал отвращения.
Так длилось до конца зимы. С Армером он теперь общался не по-прежнему, не как младший и старший; старость их уравняла и сгладила разницу в возрасте. Пожалуй, одно казалось немного странным: хозяин был неизменно дружелюбен и приветлив, гость отзывчив, но разговаривали они так, словно и не было за плечами прожитой жизни, словно расстались они всего день или два назад. Впрочем, Аймику это нравилось. Никого из прежних друзей не осталось? Что ж, зато остался Армер, и жилище его – такое же, как прежде…
И до занятий своего друга Аймику не было никакого дела.
Только однажды…
– Аймик, почему ты снял мои обереги?
– ?!
На ладони Армера лежали палочки, перехваченные какими-то сухими стеблями… Кажется, чесноком. (Ах да, совсем забыл.)
– Ата просила. Сказала – иначе ей трудно приходить. Армер больше не сказал ничего.
6
А потом почернел снег, и покалеченная рука стала слушаться хозяина почти как прежде – только к перемене погоды давала о себе знать ломота в суставах и нытье зарубцевавшихся ран. Армер не раз предлагал своему гостю испытать лук, но Аймик неизменно отказывался, почти с отвращением поглядывая в угол, где без дела покоилось оружие, подобранное и заботливо принесенное его спасителями.
Почерневший снег осел, съежился и изошел водами; от черной земли по утрам поднимался пар; днем и земля, и деревья умывались после зимней спячки в пронзительной синеве и солнечных лучах, а по ночам в жилище был слышен перекликающийся звон капели. Армер все чаще общался с духами и внимательно приглядывался к ночному небу.
Однажды перед сном он дольше, чем обычно, вглядывался в созвездия и, вернувшись, сказал Аймику:
– Срок настал. Завтра та, кого вы зовете Небесной Охотницей, окончательно проснется, и я завершу твое лечение.
– Завершишь лечение? – в недоумении спросил Аймик. – Да я ведь давным-давно здоров. Гляди: с рукой все в порядке.
– Это тебе только кажется, что ты здоров, – ответил колдун. – Потом сам поймешь.
К ночи они пришли на то место, где на Аймика напал медведь-шатун. Принесли с собой его шкуру, выделанную вместе с головой. На Армере, как всегда во время колдовского действа, была накинута шкура матерого волка.
По знаку колдуна Аймик, скрестив ноги, уселся на медвежью шкуру. Армер навел Огненный Круг, зардев шийся ровным низким пламенем в густо-синем сумраке весенней ночи, встал прямо перед медвежьей мордой и, воздев руки к двойной звезде, тихо запел заклинания.
Когда пение оборвалось, в Мире наступила такая упругая, такая звенящая тишина, как если бы кто-то вдруг залепил Аймику оба уха комочками воска. А по ту сторону Огненного Круга, Аймик отчетливо видел, начал сгущаться клубящийся мрак.
Безмолвие оборвалось криком ворона, прозвучавшим прямо над головой. Медвежья шкура задрожала, в пустых глазницах вспыхнул свет – и началось Действо. Похожее и не похожее на то давнее, когда совершалось исцеление Йорра.
…В этот раз не люди – духи, обступившие Круг, участвовали в Действе. Рокотал барабан, кружился вокруг медвежьей шкуры, все убыстряя и убыстряя свой пляс…
(Армер? Нет. Человековолк, Первопредок.) …и в такт барабанной дроби, в такт невесть откуда запевшей флейте зазвучали извне Круга… (То ли орлиный клекот, то ли уханье филина.) …голоса тех, кто стремился и не мог прорваться вовнутрь.
Аймик чувствовал – медвежья шкура под ним дрожит, словно живая… (Она и есть живая.) …пытаясь оторваться от земли…
Дрожат Земля и Небо от неистовых ударов; уханье превращается в гул камнепада… ОБРЫВ!
(На какой-то миг Аймик понял, что голова его упала на грудь, а глаза закрыты. Но это уже неважно, потому что…)
…Он уже в Полете. В том невообразимом, клубящемся Мире, заполненном чуждыми существами, где нет ни «близко», ни «далеко», ни «здесь», ни «там», ни «вне», ни «внутри», ни «рано», ни «поздно». В Мире, заполненном звуками и красками, но такими, что неведомы человеческому глазу и уху. В Мире, приоткрывающемся обычному человеку только в бреду, на грани… СМЕРТИ!
…Зачем он здесь? Неведомо! Знает Вожатый, Человековолк!
…Окружившие духи отнюдь не выказывали добрых намерений. Аймик понимал: они недовольны присутствием его, чуждого их Миру; они грозят обоим. Но грозит и Вожатый: он что-то требует, он настаивает…
Духи сменяют друг друга, и не все настроены враждебно, хотя таких большинство. Вожатый силен, но, похоже, он никак не может добиться того, чего хочет…
…Все оцепенело. ЭТИ духи отпрянули. Разом. Чтобы уступить место… ТЕ, ДРУГИЕ!
Аймик безошибочно чувствовал: ОНИ приближаются. И ЗДЕСЬ они еще сильнее, чем ТАМ… Кажется, и Че-ловековолк дрогнул…
КТО произнес Слово, расколовшее Миры? Только не он. И не его Вожатый.
Происшедшее ЗДЕСЬ, в Мире духов, не передать земными словами. Но стало ясно: свершившееся отразилось во многих Мирах. Там, на Земле, – дрогнули скалы, вздыбилась и обрушилась на берег Великая Вода, с тягостным воем пронесся внезапный ураган, с корнем выворачивая деревья. А здесь – тех, других, отбросило назад, во Тьму, в их неведомую обитель.
Продолжается прерванное Действо, вновь собираются духи, уже совсем иные, уже только дружественные, и Аймик… (АЙМИК?)
…чувствует, что Действо совершается уже над ним самим, внутри него; всплывают знакомые образы, чуждое становится близким и понятным, и наконец…
ВСЕ ВЗРЫВАЕТСЯ ВСПЫШКОЙ ОТЧЕТЛИВОГО ПОНИМАНИЯ И ОСВОБОЖДЕНИЯ. ВЕЛИКИЕ ДУХИ, ОН СНОВА СВОБОДЕН!
Аймик очнулся. Он по-прежнему сидел на медвежьей шкуре, а шкура лежала на том же самом месте, где ее разложил Армер. Сам колдун детей Волка сидел рядом, поглаживая волчью голову, лежащую у него на коленях. Голова его была обнажена, лицо лоснилось от пота, глаза полуприкрыты.
Уже почти совсем рассвело, и птицы вовсю выводили свои утренние трели. Круг погас, и только узкая полоска белой золы обозначала его присутствие.
– Хвала Могучим, мы вернулись! – Колдун детей Волка просветленно смотрел на пришедшего в себя Аймика. – Сознаюсь: думал, уже все кончено. Для обоих. Но… у тебя сильные покровители.
Аймик слушал, ничего толком не понимая. Он прислушивался к себе. Что-то изменилось. Что-то очень важное…
– Ну, теперь последнее. Погребем, как должно, твоего Проводника, — Армер кивком указал на медвежью шкуру, – и домой. Доберемся к ночи; поедим – и спать. А завтра… надеюсь, завтра я услышу о том, что Вестник принес от Могучих?
Аймик вздрогнул.
(В самом деле, как же так? Почему он до сих пор ничего не рассказал Армеру? И ни разу не спросил его о том, ради чего и добирался до детей Волка? Что с ним такое приключилось?.. Заснул он, что ли?!)
– Это Инельга, – сказал он вдруг. – Она нас спасла.
Армер, внимательно смотревший ему в лицо, рассмеялся.
– Вот теперь лечение завершено. Нагу-волчонок снова стал тем, кем должен был стать.
7
Еще не жарко, но Армер первым скинул рубаху. – Давай-ка и ты, – кивнул он Аймику. – Это солнце – самое сильное, а нам обоим нужно набираться сил.
Они сидели на пригорке за стойбищем. Место выбрали с таким расчетом, чтобы никто, даже случайно, не мог им помешать или подслушать разговор. Впрочем, пока что говорил только Аймик. Очень долго говорил…
– Так вот оно что, – задумчиво проговорил Армер, когда история была закончена. – Стало быть, ты нашел наших сородичей… бывших сородичей… И встретился с Эльгой… И даже стал ее мужем. Теперь понимаю…
– С Эльгой? – недоуменно переспросил Аймик.
– Эльга – это было ее земное имя. Теперь она Инельга.
– И как же это произошло?
– Я думал, ты знаешь… Здесь она жила, в этих краях, среди детей Волка. Только родители ее другим Родам принадлежали… Так уж случилось… И жених ее был сыном Волка… сыном одного из Первобратьев, от которых пошел весь наш Род.
– Дрогон? – вырвалось у Аймика.
– Да. Дрогон, или сын Дрого. – Армер внимательно посмотрел на собеседника. – Ну а потом… Вышло так, что… Спасла она нас всех. И не только нас…
Армер замолк, уставившись в одну точку, а потом добавил, как бы сам себе:
– Кто-то своей жизнью жертвует, а она пожертвовала своей смертью.
(А ведь он говорит так, споено видел все это своими глазами. Неужели…)
Аймик со страхом и любопытством всматривался в напряженные черты лица своего друга… Нет конечно же; в отличие от Великого Ворона, он состарился. И все же…
Они молча сидели рядом – два друга, старший и младший, чью разницу в летах должно было уравнять время. Должно… Но Аймик чувствовал: это переменилось, и Армер для него – снова старший, несмотря на то, что он, Аймик, – избранник Могучих, принесший от них Весть…
– Армер, послушай… Ты что, не знал ничего обо мне? Но ведь ты же колдун, ты с духами общаешься. Неужели ни разу за все эти годы не поинтересовался даже, как там Нагу-волчонок? Как Ата?..
Армер приобнял его за плечи, словно ребенка, и негромко рассмеялся:
– Ничего-то ты о колдунах толком не знаешь, хоть и Избранный. Духи… Не о всем они могут поведать, – те, с кем я общаюсь. Бывают ясные ответы, а бывают и очень темные. О тебе я постоянно справлялся, да знал лишь то, что ты идешь по своей Тропе. А такие тропы закрыты от нас, как и Тропы Могучих. Когда у тебя заминки случались, чувствовал, но ничем помочь не мог… О том же, что ты с Атой расстанешься, я знал еще тогда, когда ты отказался моему совету последовать и с нами остаться. С этого отказа и началась твоя Тропа Избранного.
И снова воцарилось молчание. Аймик понимал, что теперь настал его черед задать главный вопрос. Но… он молчал.
(«Могучие! Ну почему Вы не хотите меня отпустить? Даже теперь…») Армер заговорил сам:
– Ты рассказал мне все… что мог рассказать. Теперь мой черед. Знаю: ты хотел бы услышать о том, что стало с твоими друзьями. Но об этом после; у нас еще будет время. В конце концов, ничего особенного; мы, северяне, – и дети Волка, и дети Рыжей Лисицы, – жили спокойно. А вот о своих сородичах ты должен узнать все, что мне известно…
Они пришли к детям Волка якобы за тем, чтобы «дружбу скрепить свадьбами», – отец Аймика, его старший брат и еще пятеро охотников – самое почетное число. И дары принесли. Богатые, ничего не скажешь. Не поскупились ни на шкуры, ни на кремень, ни даже на бивень. А вождю Тилому поднесли даже свои бив-невые наконечники с вклеенными рядами тонких кремневых пластинок да красивые и прочные мотыги, которыми сыновья Тигрольва роют свои земляные кладовые.
Гостей, конечно, приняли честь честью: гостевое жилище построили, самыми лучшими шкурами его укрыли. А на следующий день был пир и ответные дары. Тут бы и о свадьбах сговориться, раз уж пришли за этим, – ан нет. Говорили, конечно, да как-то все мимоходом, как-то неопределенно. Зато выяснилось другое.
Сильный, отец Аймика, принимая из рук Тилома гостевую чашу, сказал:
«Пусть храбрые сыновья Волка знают: ваши сестры, что придут в наше стойбище как жены сыновей Тиг-рольва, не посетуют на свою судьбу. Отважные сыновья Тигрольва любят и берегут своих жен. Мы все хотели бы, чтобы сын мой, которого вы звали Нагу-волчонок, и жена его, Ата, забыли невольную обиду и вернулись к своему очагу!»
Типом, разумеется, ничем не дал понять, что услышанное ему неведомо. Пир был обилен, слова велеречивы, дары богаты, но ни одного свадебного сговора не последовало. Впрочем, сыновья Тигрольва, похоже, ничуть не были этим огорчены или обижены. Расстались не менее дружелюбно, чем встретились.
«Что скажет об этом мудрый колдун детей Волка?» – спросил Тилом, когда гости ушли по обратной тропе.
«Этой ночью, после пира, я расспрашивал духов, – ответил Армер. – Знаю лишь то, что Ате и ее мужу нанесли страшную обиду. Они ушли, но не к нам. Куда-то на юг. Знаю и то, что Духи Жизни разгневаны на детей Тигрольва. Лучше держаться от них подальше». «Что же такое они сотворили?» «Это мне неведомо».
– Да, Аймик, – сказал колдун. – Вот тогда-то я впервые узнал, что ты идешь по Тропе Избранного. Было бы иначе, я бы знал точно, что с вами случилось и где вы находитесь. Может быть, смог бы и помочь. Но Тропы Избранных скрыты от колдунов. Ничего, кроме смутных ощущений беды или удачи… Так что о том, что сотворили с Атой «отважные сыновья Тигрольва» я узнал только следующей весной…
Да, была уже весна, когда в общине Тилома вновь появились сыновья Тигрольва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65