https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Позевывая, подошел к окну и увидел, как возвращается со стороны Кудрявки Упрям. Вот настырный мальчишка, не поверил на слово, поехал-таки справиться о здоровье водяного, заодно и повиниться. Что ж, коли возвращается живым, — извинения приняты. А, судя по встрепанному виду и по тому, как осторожно сидит в седле (точнее, едет, стоя в стременах), избытком отходчивости водяной по-прежнему не страдает.Дальнейшая война с крапивой протекала тише, но зачастую еще яростней. Пытаясь извести ее, Упрям, сам того не замечая, далеко шагнул в чародейском ремесле, расширил познания и обрел многие навыки. Одна беда: против крапивы ничто не помогало. Насквозь пропитавшись магией, сотни раз счастливо избежав кончины, коварная трава приобрела удивительную стойкость и успешно защищала себя от волшбы. Осенью она и не подумала вянуть, подгребла под себя палую листву, утеплилась, а зимой, к ужасу Упряма, деятельно разгребла снег, чтобы не давил на стебли, и даже выстроила из него вокруг себя стену — дабы метели не беспокоили.А к зимнему солнцевороту вообще зацвела.Небольшими такими цветочками — алыми, салатовыми и нежно-голубыми. Очень красиво получилось, но все предпраздничное настроение Упряма было испорчено бесповоротно.После этого война стала перемежаться перемириями — царило оно и сейчас, впрочем, не по личному почину Упряма, а по настоянию чародея, которому требовался помощник во многих делах…
Как и ожидалось, настырный вьюнош сидел на пустой бочке и сверлил взором своего неистребимого противника. Крапива равнодушно покачивала листьями и шуршала сероватыми коробочками, образовавшимися на месте цветов.— Упрям!Ученик подскочил на месте, будто его внезапно разбудили, и встал перед стариком, как лист перед травой.— Э-э… Ветерок уже оседлан. Я тоже… готов.— Ветерок уже заждался, про себя и не говорю, — проворчал чародей, — Почему я должен гоняться за собственным помощником по всему дому? За несносным мальчишкой, которого готовлю себе на замену, за опорой своей? Хороша же опора, которую нужно ловить и уговаривать!— Прости, учитель. Я задумался…— Да уж, заметно! Это случается с тобой не часто, так что сразу бросается в глаза — кипятился чародей, хотя больше для виду: совершенно искреннее раскаяние было написано на лице Упряма. — Ладно, я уже не слишком сердит, можешь не втягивать голову в плечи. Ну-ка, повтори, что ты должен сделать в городе?— Так, — Упрям прикрыл глаза и стал загибать пальцы. — Перво-наперво, на ярмарку не соваться. Второе, значит, гостиный двор стороной обходить. Третье, чтоб не ошибиться, к девкам не приставать, на коня не звать, никуда не катать. Пятое… ну, в смысле, которое четвертое… Нет, что делает, гадина, что делает?!Посох угрожающе качнулся вперед, едва не клюнув Упряма в лоб, но тот еле оторвал взгляд от крапивы.— Учитель, она корни из земли поднимает и на пол-ладони перешагивает!— Не отвлекайся!— Прости, учитель, больше не буду. Шестое, значит… ага, в драки не встревать, вот.— Молодец, все правильно. Но что же ты делать-то в городе станешь?На мгновение чародею показалось, что Упрям сейчас разведет руками: мол, что же остается, поскучаю да назад ворочусь. Но замыслы насчет крапивы не выбили-таки из его головы здравого смысла.— К кузнецу заеду, зелья отдам на руны, что ты начертал, они уже в торбочке лежат. Скажу: зелья на ведро воды развести и до завтра в погреб поставить. Потом, значит, телегу найму и котел заберу.— Все так… Да смотри, не забудь расплатиться, как в тот раз.«Тем разом» был случай четыре года назад, когда Упрям, закупая травы у одного толкового знахаря, запамятовал выложить деньги. Знахарь, давно имевший дело с чародеем, не сказал ни слова, полагая, что плату получит в следующий раз. Поскольку был он очень терпелив, ждать пришлось долго… История едва не закончилась предельной обидой. Упрям же (а день был ярмарочный, как сегодня), сделав все покупки, очень обрадовался, когда обнаружил, что у него остались «лишние деньги». Он рассудил, что это учитель решил порадовать его на праздник, и с легким сердцем прогулял излишек, крутясь подле скоморохов и лотков со сластями (девушки его в тот год еще не слишком интересовали). Понятное дело, чародей ничего не заподозрил и, когда дошли до него слухи о ворчании знахаря, подумал, что травник на старости лет впал в забывчивость. И с самыми лучшими намерениями переслал знахарю чудодейственную настойку от такой напасти. И чуть не приобрел смертельного врага.Впрочем, с шумом, криком и местами с бранью, но дело уладилось. Ни до, ни после Упрям ничего подобного не творил, и по большому счету имя его оставалось незапятнанным, но время от времени Наум считал нужным вернуться к тому случаю, дабы напомнить ученику о пользе внимательности.— Учитель, но это когда было! И то ведь случайно! — взмолился Упрям, которому каждое такое напоминание было, что острый нож по сердцу.— Ну, будет, — вздохнул чародей. — Я ведь старое не со зла поминаю… Говори, что еще делать должен.— Еще снеди прикупить, как обычно, масла побольше. Да, у нас соль кончается, всю на опыты извели, так я возьму мерку-другую?— Возьми. А еще вот что сделай. Заверни в кремль, повидайся с князем и передай ему вот это, — чародей протянул туесок. — Будет занят князь — подожди, только лично в руки ему передай, не доверяй никому больше.Лицо Упряма просветлело, он даже невольно приосанился, благоговейно принимая туесок. Что поделать — молодо-зелено, юнцу только дай пройтись по кремлю с видом занятого человека.— Слушаюсь, учитель! Все исполню, не подведу!
* * *
Упрям сдержал обещание. Он ничего не перепутал, разъясняя кузнецу, что и как надо сделать с чародеевой посылкой, закупил нужных продуктов (и в нужных количествах, не упирая на особо вкусные в ущерб особо питательным), придирчиво осмотрел заказанный у заморского купца котел, прежде чем за него расплатиться. Единственной ошибкой, если это вообще можно назвать ошибкой, было то, что для сбережения времени он все делал по дороге — и в кремль явился, как бродячий барахольщик, с грудой покупок на одолженной телеге, соответственно, пешком ведя недовольного Ветерка в поводу. И чувствуя себя глупее некуда под удивленными взглядами княжеских гридней.Князь был занят, судил да рядил с боярами дела важные, неотложные. Упрям загнал телегу в глухой угол за конюшней, а сам присел в тенечке, озирая двор. Кругом царило возбуждение того особого свойства, которое передается людям неосознанно от близкого присутствия важных особ. Все были преисполнены ощущением важности тех решений, что принимал сейчас князь, но чего именно они касаются — толком не знал никто. Гридни и дружинники, не особо скрывая бесцельность блужданий, слонялись по двору и пытались ненавязчиво расспросить прислугу, суетливо сновавшую между Гостиной палатой и Думным теремом.Какое-то время Упрям любовался статными воинами, ловя себя на нелепой зависти к ним. Он хорошо понимал, что к дружинному делу не слишком пригоден, ибо не обучен; знал, что иные отроки из княжьего детинца, напротив, с завистью смотрят на него самого; понимал, наконец, что его чародейное ремесло не менее важно для родной земли, чем воинское. И все эти соображения были не просто наставлениями Наума, но и собственными выводами. Однако ничего не мог Упрям с собой поделать, и часто окунался в мальчишеские мечты, в которых видел себя облаченным в горящую на солнце кольчугу, опоясанным добрым мечом, окруженным славой великого богатыря. Или, на крайний случай, толкового воеводы.Нет, не слава сама по себе манила, а то неизъяснимое право ходить с гордо поднятой головой и смотреть на людей прямо и открыто — право, которое имеет всякий воин, свято блюдущий свою честь.— Ты, что ли, до батюшки князя просился? — оторвал его от размышлений чей-то голос.— Ну я, — поднялся на ноги Упрям, удивленно оглядывая собеседника.Перед ним стоял отрок, пожалуй, моложе его года на два, с детским еще лицом. Странно, но одет он был по-крестьянски: в чистую, хотя как-то нелепо сидящую на нем рубаху, холщовые штаны на ладонь длиннее, чем нужно и, несмотря на жару, в невероятный, тертый и трепаный малахай, заломленный на затылок. Представить себе этого мальчишку, в какой бы то ни было должности, при княжеском дворе было нелегко, тем не менее, держался он уверенно, глядел чуть ли не с вызовом.— Так иди, чего расселся-то? Не прикажешь ли князю тебя, лентяя, дожидаться?— Ты сам-то кто? — спросил Упрям.— Не тебе спрашивать! Кому надо, тот знает, а всякому другому оно без надобности, — бойко ответил мальчишка. — Ну, так ты своего князя вниманием пожалуешь или как?«Своего князя? Э, да нахал-то, может, прислуга кого из гостей», — догадался Упрям. Гостей у князя завсегда много, а в эти дни, по случаю весенней ярмарки, и подавно: и купцы знатные, и вельможи чужеземные, каждый с обильной свитой.Тут лучше поостеречься и не учить пришельца уму-разуму. Не приведи боги, окажется его хозяин обидчивым и решит, что ученик чародея нарушил закон гостеприимства. Упрям нарочито медленно одернул рубаху и спросил:— Куда идти-то? Чем кричать, лучше дело говори.— Куда-куда… в светлицу, конечно, там укажут, — ответил отрок уже не задиристо, явно думая о чем-то другом.Упрям поднялся по резному крыльцу, отворил дверь и шагнул в терем. В передней дожидались чего-то пять или шесть гридней.— Доброго здоровья, служивые, — обратился к ним ученик чародея.— Добро и тебе, — ответил ближайший, — Чего надобно, малый?— Меня князь ждет.— Тебя? — недоверчиво хмыкнул гридень. — И кто же ты таков?— Это парень чародея Наума. — сказал другой. — Упрямом его кличут.— Вот как… Впустить, что ли?— Конечно, чародей без дела не пошлет. Что, малый, как нынче здоровье Наума?— Не жалуется, — ответил Упрям, слегка подивившись вопросу: кому же и быть здоровым, как не чародею? То есть, конечно, хвори никого не минуют, но для своих девяноста шести Наум был вполне крепок.— Как тебя, малый, Упрям? — переспросил первый гридень. — Ну а я Прыгун. Идем, провожу.Он провел Упряма по всходу наверх, до нужной светлицы, и толкнул тяжелую дубовую дверь:— Князь-батюшка, отрок чародеев, Упрям, к тебе явился.
* * *
Наглый мальчишка оказался еще и обманщиком: князь Упряма не ждал. Разговор в светлице замер на полуслове.Разговор? Да нет, тут уже не разговор, перебранка кипела…Застыли два боярина, готовые вцепиться друг другу в бороды, застыла неприятная усмешка на лице чужеземного вельможи чуть поодаль от них, застыла в воздухе княжья длань, воздетая, надо думать, для наведения порядка. Прыгун, поняв, что вместе с учеником чародея его занесло сюда в наименее подходящий миг, испарился.По всей видимости, накал страстей в светлице достиг уже того предела, за которым человек перестает быть похожим на себя. Появление постороннего резко охладило всех — люди как-то разом смутились, притихли, и, хоть Упрям стоял перед князем красный как рак, у того и мысли не возникло выгнать не вовремя возникшего юнца.— Здрав буди, княже, — выдавил из себя Упрям.— И тебе поздорову, — кивнул тот.— Я вот вроде по делу…— Хм. Это хорошо, что не в бирюльки играть, на бирюльки у меня сейчас времени нету, — улыбнулся быстро взявший себя в руки князь.Своевременная шутка помогла всем расслабиться — за исключением Упряма, готового сквозь пол провалиться от этого неуместного, невесть как и проскочившего на язык словечка «вроде».— Ну, так я тебя вроде слушаю, — продолжал князь.Усмешки вокруг переросли в хихиканье.— Вот, — глядя в пол, Упрям протянул туесок с письмом. — Учитель, того… передать велел.Бояре, ожидавшие новой нелепости, уже готовы были засмеяться в голос, но тут их нездоровое веселье будто ветром сдуло: князь, принимая посылку, нахмурился.— Уезжает, значит, чародей, — вздохнул владыка.Упрям сдержал удивление: ни о чем таком учитель его не говорил.— Может быть, теперь ты не откажешь мне в разговоре наедине, княже? — спросил из дальнего угла сильный голос.Это был Бурезов, ладожский чародей, последние годы приезжавший в Дивный для помощи Науму в проведении Волшебного Надзора. Поднявшись со своего места со смешанным выражением грусти и удовлетворения на лице, он как бы в шутку добавил:— Время вроде пришло…— Я скажу, когда время придет, — ответил ему князь.По лицам бояр Упрям понял, что они понимают из происходящего побольше его самого, но едва ли целиком — вроде бы переглядываться стали с видом самым многозначительным, но чувствовался во взорах и вопрос. Видно, было какое-то особое дело между владыкой и двумя чародеями.— Возвращайся, Упрям, и скажи своему учителю так: я не хочу торопиться с последним словом.— Запомню, княже. — Ученик чародея поклонился и вышел.Гридни в передней ждали его с улыбками.— Управился со своими вроде делами?— Вроде обоз твой на месте стоит!Понравилось словечко…— Да цыц вы! — не слишком строго прикрикнул десятник, давеча узнавший Упряма. — Как вроде дети малые.Ответом ему был взрыв приглушенного хохота. Засиделись гридни, молодая кровь застоялась, хотелось хоть побалагурить, раз уж нет достойного занятия. Но, однако же, и слух у них! Упрям приосанился и, точно право имел, строго наказал:— Вы того, языки-то не распускайте. О чем князь говорит, только его и касается.— Сперва сам выучись, потому людей учи, — посоветовали ему гридни и выставили во двор — без тычков, даже не прикоснувшись, но так, что ясно было: разговор окончен, а если этого кто не понимает, так то его беда.Грохоча поклажей, Упрям вывел телегу со двора. Дело шло к полудню. У подножия увенчанного кремлем холма шумела, гудела ярмарка, известная и в славянских землях, и за их пределами — Дивнинская. Ярмарке было больше ста лет, и теперь уже не все горожане с уверенностью могли сказать, получила ли она имя от города Дивного, или же город был назван в честь великого торга. И, как ни наивно заблуждение, понять его можно — столица Тверди в большей мере от ярмарки мировую славу свою получила.Именно здесь Совет Старцев впервые разрешил торговлю магией. И пусть по земле с тех пор появилось еще несколько подобных ярмарок, Дивнинская так и оставалась самой богатой и почетной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9


А-П

П-Я