И они здоровы.
— Нет. Он был жив. Еще недавно. И успел выкинуть почки. Но теперь... — Она снова приложила ладонь к холодной безжизненной коре. — Внутри него не звучит древесная песня. Его дух покинул тело.
— Но ведь и остальные деревья в почках, — продолжал настаивать Эррил.
— Это обман. Что-то забрало себе дух всех этих деревьев, и то, что лежит перед нами — не лес... Это нечто иное.
Елена невольно приблизилась к Эррилу.
— Но кто мог это сделать? — прошептала она с расширившимися от ужаса глазами.
— Не знаю... — Нюмфая осеклась. Конечно, это могло быть лишь игрой ее воображения, но ей показалось вдруг, будто внутри старого дуба что-то вздохнуло, словно ветер прошелестел в ветвях. Надежды почти не было, но через несколько секунд она уже явственно ощутила, как его дух пробирается к ней, выплывая из отравленных глубин.
Старик еще жил! Но боль его была нестерпима.
— Нилен? — прошептала чуткая Елена.
— Тс-с, он просыпается, — Нилен отвернулась и положила на изуродованный ствол уже обе прохладные ладони.
Приди же ко мне, старик, и позволь моей песне влить в тебя силу! — молила она.
И нюмфая запела мелодию без слов, которой была научена с детства. Дух дерева подбирался все ближе, нерешительно, осторожно, с опаской. Нилен раскрылась все шире. Увидь мой свет, не бойся! И скоро его песня слилась с ее, сначала лишь шепотом, но потом все с большей откровенной горячностью. Старый дуб уже давно не соприкасался с другими душами, и песня его обняла нюмфаю, словно руки давно потерянного друга. В этом когда-то могучем гиганте еще оставалась сила, но и она, прошедшая многие годы зимних холодов и летней жары, постепенно затухала с каждой нотой. Старик тратил последние силы, чтобы добраться до Нилен.
Надо было помочь ему достичь желаемого.
И тогда нюмфая запела сама, стараясь попасть в тон этой песне потерь и мук.
Скажи мне, что случилось со всеми, старик. Ты должен это знать, — умоляла она.
Старик пытался что-то ответить, но силы его таяли с каждой секундой.
До слуха нюмфаи донеслось лишь одно слово — Орда .
Что это могло означать?
Смущенная, она попробовала попросить разъяснений, но их не последовало. Голос умолк и, возможно, навсегда. Она еще пыталась петь ему песни выздоровления и надежды, но тщетно. Дух старого дуба умер у самого ее сердца.
Нилен прижала лоб к старым корням.
«Да хранит тебя, Сладчайшая Матерь», — подумала она вслед уходящей жизни в последней своей молитве, и тут последний ясный шепот уходящего в небытие старца проник в ее сознание.
Вздрогнув, нюмфая даже отдернула руки от древнего ствола. Нет! Только не это! Слезы заструились у нее по лицу.
— Что случилось? — закричала Елена.
Нилен изо всех старалась вернуть себе дар простой человеческой речи, которая всегда казалась ей столь бедной по сравнению с глубокими сложными оттенками древесных песен. Она встряхнула головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.
— Мы должны...
— Назад! — вдруг крикнул Эррил и рывком оттащил нюмфаю от дерева.
Едва не потеряв равновесия, Нилен все-таки успела обернуться, чтобы посмотреть, что так напугало старого воина — и ее рука невольно метнулась ко рту, сдерживая возглас отвращения. Со смертью дерева желтые наросты зашевелились, и оттуда послышалось тошнотворное отвратительное жужжание, резавшее ее слух.
— Назад, назад, — торопил Эррил.
Все трое поспешно отступили.
Неожиданно наросты лопнули, как перезрелые плоды, и оттуда вырвалась туча крошечных красных паучков, мгновенно разбежавшихся по стволу и ветвям. От дерева пошел тяжкий зловонный дух гниющего мяса. Паучки тут же оплели все дерево миллионами невидимых нитей, слабо раскачивавшихся на вечернем ветерке.
— Что за ужас? — выругался Эррил.
— Орда, — только и ответила Нилен.
Пауки продолжали окутывать дерево смертельной пеленой, сами при этом быстро увеличиваясь в размерах. Их тела набухали, черные ножки вытягивались и толстели. С каждой секундой они явно становились все ядовитее и опаснее.
— Что же... что нам делать? — прошептала Елена. — Нам не пройти через этот лес!
— Но мы пройдем, — вдруг твердо ответила Нилен, вспомнив последние слова старого дуба. То, о чем он просил ее, поначалу показалось нюмфае богохульством, насилием над ее собственным духом — но теперь она вдруг отчетливо поняла эту его последнюю просьбу.
— Как? — удивился Эррил. — Что ты задумала?
Нилен прикрыла глаза, вызывая видение, переданное смертью старого дерева. Огонь лижет стволы и листья. И голос нюмфаи окреп от предвкушения грядущей мести.
— Мы выжжем себе путь.
Елена прикусила губы и расслабила правую руку, чей пурпур светился даже в ранних сумерках. Солнце уже село за гряду Зубов, оставив на опушке гиблого леса лишь дрожащие сумерки.
Никто не мешал ей, стоявшей за повозкой, ибо все были слишком заняты обсуждением завтрашнего дня. На данный момент было единогласно принято только одно решение — вечером через лес отправляться не стоит. Вместо этого решили разбить лагерь подальше от леса и выставить на ночь двух часовых.
Все продолжали спорить дальше, и рядом с Еленой стояла только Мист, глубоко погрузившая голову в торбу с овсом. Елена лениво расчесывала спутавшуюся за день гриву, но делала это почти машинально, поглощенная разглядыванием магических переливов на правой руке.
Вспомнив инструкции Эррила, она сосредоточилась на алой точке в середине. Надо только показать магию, но никак не выпускать ее. Елена задержала дыхание, сердце ее почти остановилось. Надо научиться держать магию в узде — может быть, завтра она вновь понадобится ей и всем остальным. Полуприкрыв глаза, девочка дала кончикам пальцев потеплеть, ногти постепенно стали наливаться розоватым жаром.
Теперь еще немножко.
Елена напрягла всю волю, уже чувствуя зуд своей магии, ее соблазнительный дикий призыв. Она слушала эту песню сирен и с радостью чувствовала, что может контролировать ее после стольких занятий с Эррилом.
Разумеется — и девочка не могла отрицать этого — какая-то ее часть, принадлежавшая ведьме, была соблазнена шепотами силы, но вместо того, чтобы отринуть эти притязания, она должна попытаться извлечь из них пользу. Довольно давно Эррил открыл ей, что, сопротивляясь зову, она только увеличивает силу ведьмы в себе, не давая ей победить просто женщину.
Позволять этого нельзя!
Она не только ведьма, она в первую очередь Елена Моринсталь. Кроме того, уже слишком многие умерли, соблазненные этой песней. Больше она не поддастся сладострастию магии.
Елена раскрыла руку шире. Кончики пальцев уже горели белым жаром, цвет выгорел. Она позволила себе удовлетворенно улыбнуться. Если сейчас проколоть палец, дикая магия вырвется на свободу и войдет, неукрощенная, в мир. Но когда она позволит себе сделать это, она будет уже не ведьмой, но женщиной, женщиной, умеющей подчинять силу своей воле.
Она стиснула руку в кулак, чувствуя, как энергия бушует и рвется наружу, и медленно раскрыла ладонь. Магия вспыхнула на ней ярким пламенем и ушла обратно в руку.
— Что это ты делаешь? — неожиданно раздался голос сзади.
Елена на мгновение расслабилась, и огонь на ладони вспыхнул ярче, словно в него подбросили дров. Девочке удалось загнать его обратно, но лишь после того, как пламя едва не лизнуло ей глаза, словно укоряя за то, что его не выпускают. Потом девушка быстро превратила его в ничто, обернулась и тут же покрасневшими от жара глазами увидела перед собой гибкую фигуру оборотня.
— Могвид? — Елена сунула остывшую руку в перчатку.
— Чистишь оружие, я так понимаю? — с легкой улыбкой произнес Могвид.
— Извини?
Он указал на ее руку в перчатке.
— Убери оружие. Меч, когда он в ножнах, выглядит вполне невинно, даже привлекательно. Но привлекательно он выглядит лишь до тех пор, пока его лезвие не обнажено и не являет миру свои смертоносные грани. — Глаза Могвида вспыхнули в сумерках янтарем. — Твоя магия — тоже оружие.
— Возможно. Но управлять мечом проще, — застенчиво призналась она. — Он не действует сам по себе.
— Ах, все нуждается в практике, и меч смертелен настолько, насколько опытен его владелец.
— Но даже младенец может убить случайно мечом.
— Правда, чистая правда, — Могвид потянулся к гребню. — Позволь, я помогу тебе. — И он начал расчесывать Мист гораздо прилежней, чем это делала девушка.
— Я и сама умею, — возразила она, но не могла не заметить, что кобыле явно понравились прикосновения оборотня.
— Ах ты, красавица, — приговаривал он. — Мне нравится твоя лошадь. Она тоже заслужила ласку после такого тяжелого дня! — Он посмотрел на Елену своими странными косо поставленными глазами. — Ну, хватит про лошадей. На самом деле я пришел, чтобы узнать, не нужна ли тебе компания — а то ты все одна да одна. Почему ты не вместе с остальными?
— Никого не интересуют мои соображения насчет завтрашнего дня.
— Хм. Дело знакомое, — Могвид робко улыбнулся. — Я тоже держусь особняком. Боюсь, что не совсем понимаю людей, их образ мыслей. Мы, сайлуры, народ обособленный, живем далеко на Западных Равнинах, далеко от людей, если не считать случайных охотников или птицеловов. Мне неловко среди людей... — Он понизил голос, в котором явно прозвучали приближающиеся слезы. — Особенно, когда я так далеко от дома.
Елена взяла у него гребень и стала расчесывать бока лошади.
— Я понимаю, каково тебе, — прошептала она, и тоска сжала ее сердце. От лагерного костра послышалась нежная музыка — это Нилен заиграла на своей лютне. Печальные звуки касались души Елены, словно теплый ветерок, разгоняя не только тоску и ночь, но проникая в самую сокровенную глубину девушки. Эррил когда-то сказал ей, что в лютне нюмфаи живет древний дух потерянного дома всех нюмфай. И вот теперь, слушая ее печальный протяжный голос, Елена поняла, что это правда. Голос пел о потерянном доме и о пропавших друзьях. Девочка снова вспомнила, сколько и скольких она уже потеряла, вспомнила, что единственная ее надежда заключается теперь в брате, похищенном на улицах Винтерфелла темным магом, брате, живущем теперь где-то на просторах Аласии. Втайне Елена надеялась, что во время путешествия она так или иначе повстречает Джоаха вновь.
— Джоах! — простонала она в теплый бок Мист. — Джоах, ты же обещал быть со мной! И ты должен сдержать слово!
— Это ты мне? — оторвался от хвоста кобылы Могвид.
— Нет, прости, — вспыхнула девушка. — Просто вспомнилось...
Оборотень понимающе кивнул.
— В воспоминаниях о доме всегда есть какая-то смесь печали и радости.
— Да-да, есть, — Елена опустила голову еще ниже и украдкой вытерла слезы. А ведь раньше она считала этого оборотня надменным и холодным: всегда один, молчит, изучает всех своими подозрительными миндалевидными глазами. Может быть, только сейчас она начала, наконец, по-настоящему понимать его, может быть, не так уж они с ним и непохожи...
Оба продолжали чистить лошадь, погруженные в свои думы, но Елена не раз видела мелькавшую на губах оборотня улыбку в те мгновения, когда он думал, что она его не видит. Девочка подумала, что он, вероятно, тоже занят печальными и сладкими мыслями о далеком доме. Вскоре шерсть Мист заблестела под лунным светом, как опал.
Оба отодвинулись, чтобы полюбоваться своей работой.
— Так гораздо лучше. Спасибо, — поблагодарила Елена.
— Нет, это тебе спасибо за то, что разрешила помочь. Хорошо поговорить с кем-то, кто разделяет твои взгляды. — Рука Могвида неожиданно метнулась к внутреннему карману куртки и вынула оттуда что-то. — Вот тебе подарок, — прошептал он. — Просто безделушка.
Елена нагнулась, чтобы посмотреть, что лежит на протянутой ладони.
— Это желудь!
— Да, желудь с того большого дуба.
— Но зачем ты... Я имею в виду для чего...
— Я знаю, что это скромный подарок, но я коллекционер, и знаю, что порой вещь оценивается не деньгами. Я слышал историю, рассказанную Нилен. Этот лес мертв. И мне стало грустно, а потом я подумал, что, вот, подниму желудь, а потом все как-нибудь изменится, и можно будет из этого крошечного зародыша дуба вырастить новый лес. — Могвид стал потихоньку убирать руку. — Ты извини, я, конечно, сделал глупость...
— Нет-нет! — Елена потянула Могвида за руку, взяла желудь и стиснула его в кулаке, прижав к сердцу. — Какой нежный и умный поступок! — Спасибо тебе, Могвид! Я сумею оценить твой подарок!
— Я подумал, поскольку мы оба потеряли дом... Может, мы сможем помочь обрести его хотя бы другим... — Голос оборотня дрогнул. — И тогда нам самим легче будет вернуться.
Елена больше не скрывала слез, горячими каплями катившихся по ее щекам. Пусть Могвид видит, как она тронута его подарком и его словами!
Поначалу показалось, что оборотень смутился и низко опустил глаза, забормотав:
— Прости... Я не думал...
— Нет, Могвид, — Елена коснулась его плеча, и тот слегка вздрогнул от ее прикосновения. Но она только стиснула плечо еще крепче.
Прежде, чем девочка успела что-то сказать, за ее спиной раздался голос Эррила.
— Почему ты еще не спишь, Елена? Завтра нас ждет опасный и тяжелый день, и я хочу, чтобы ты отдохнула, как можно лучше.
Девочка убрала руку с плеча оборотня и обернулась.
— Я чистила Мист.
Но Эррил, казалось, ее не слышал.
— А ты, Могвид? Разве первая стража не твоя? Кажется, ты в паре с Кралом.
— Уже иду, — пробормотал Могвид, проскальзывая за девушку.
— И гляди в оба, — напутствовал его вслед Эррил, в чьем голосе было больше укора, чем пожелания.
Елена сурово свела в нитку свои густые брови.
— Не надо с ним так, — прошептала она, — Ведь он не воин, а просто путник и бродяга, как и я.
Эррил тяжело вздохнул.
— Я умею читать в мыслях, Елена. Он ловкач, один из тех, кто ищет легких путей.
Девочка молча сложила щетку и скребок в мешочек и подала кобыле ведро с водой, выплеснув немного влаги на Эррила.
— Да, ты проницателен и умен, Эррил. И понимаешь человеческие чувства, как никто иной.
Она тайком засунула руку в карман, где лежал желудь, напоминавший ей о том, что внешнее может быть очень обманчивым. Желудь был крошечным и слабым, но в нем дремало могучее огромное дерево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11