Кричал и бесновался перед вражеским войском Гер, скинув с себя одежду. Доспехи, доставшиеся ему от короля Дунваллона, Гер носил с гордостью, но сражаться в них так и не привык. Как большинство кельтов, он бился, обнаженный до пояса. Огненная Голова, понося и оскорбляя врага, демонстрировал всем свои мускулы, размахивал дубинкой строил ужасающие рожи. Римляне молчали, стисну зубы.
Наше войско ринулось вперед навстречу врагу вслед за своими предводителями. Я чувствовал, как распалились вокруг меня воины, как во мне самом всколыхнулась волна возмущения, ненависти и жажды мщения. Война, яростная и бешеная, заставляла вскипать кровь настоящих мужчин. Под вой боевых рогов мы мчались во главе воинственной орды, сминая строй врагов. Они бежали перед нами в ужас и кричали:
— Лемуры! Лемуры!
Распаленные боевым огнем, наши воины кинулись вслед беглецам в надежде завязать с ними бой. Некоторые остановились, изумленно уставившись вслед убегающему римском воинству. Бренн хохотал до икоты.
Большинство римлян все же были втянуты в сражение наступающими сенонами. Сын погибшего Апроторикса яростно крушил топором убийц своего отца. Часть римлян, стремясь переправиться через Тибр, прыгали в реку. Большинство из них не добрались до другого берега, ослабев под тяжестью оружия и одежды. Те же из них, кто достиг противоположного берега, разбежались по окрестностям. Остальные римляне были или настигнуты и убиты нашими воинами, или укрылись за стенами Каменного Города.
Я остался подле Бренна, давшего своим людям команду остановиться. Он предоставил молодому вождю сенонов возможность самому отомстить за отца. К нам подъехал так и не спешившийся Гвидион, редко принимавший участие в битвах, подошли еще несколько вождей в ожидании дальнейших решений нашего предводителя.
Воины хохотали, обсуждая бегство врага, хвастались друг перед другом трофеями. Вернулся Тапрокен в сопровождении нескольких сенонов. Осознавая всю важность своей миссии, он, преисполненный гордостью, говорил, подражая Бренну, криво улыбаясь и растягивая слова:
— Мои разведчики донесли, что жители Рима спешно вывозят свое имущество и укрепляют для обороны крепость на холме посередине города. А перед самим городом нет заставы.
Бренн быстро принял решение:
— Мы выступаем. Похоже, нас там еще не ждут.
При меркнущем свете вечернего неба мы подошли к стенам Каменного Города. Его огни были погашены, ворота не оборонялись, и никого не было видно. Мы расположились вокруг огромным лагерем, решив не рисковать. Хотя город и имел заброшенный вид, Бренн опасался засады или ловушки и решил войти в город при свете дня.
Теплая летняя ночь застала нас за разведением костров. Мы выставили усиленную стражу и в надежде на завтрашнюю богатую добычу мирно заснули.
Хмурое утреннее небо было затянуто серыми облаками. Каменный Город, покорный и смиренный, стоял перед нами. Под предводительством Бренна мы вошли в Великий Рим, готовые к любым неожиданностям.
Странный это оказался город. Ему далеко было до изысканной роскоши Города Солнца, до красоты и благородства Эринирского замка. Он не был похож на кельтские города, в которых мне приходилось бывать. Вместо тумана по земле струилась поземка из песка, иногда он поднимался и кружил, засыпал глаза. Рассвет играл мертвенными бликами на каменных дворцах и храмах утопающих в грязи улиц.
Призрачный, пустой город. Мы брели по его каменной мостовой, изумленно оглядываясь. У меня по загривку бегали мурашки, я спиной ощущал Вечность. В этом городе жили боги, чужие боги. Но мне не было разницы, свои или чужие, я верил во всех богов и не поклонялся никому.
Хмурое небо прояснялось. Облака расползались, и в разрывы между ними хлынули розовые полосы утреннего солнца, вспыхнув на крышах, расцветив город, подняв настроение победителям.
Мы вышли на центральную площадь, перед нами открылся величественный вид римских храмов и крепость на холме, который назывался Капитолийским. По виду крепости можно было сразу сделать вывод, что она готова к обороне, то же подтверждали и прежние донесения разведчиков.
Озадаченные странным безлюдьем, мы озирались по сторонам, наблюдая, как ветер метет по каменной площади пустынного города серый песок. Но оказалось, что мы в городе все-таки не одни. Поэннинцы вслед за Бренном вломились в один из великолепных домов-дворцов на центральной площади. Посреди внутреннего чертога стояло кресло из слоновой кости, достойное королей. В нем восседал величественный старец с длинной бородой в великолепных одеждах, украшенный венком и драгоценностями. В его руках был оправленный в золото жезл из слоновой кости. На мгновение мне показалось, что это и есть один из местных богов, так гордо, независимо и смело он держался перед нашей оравой.
Одни бросились грабить дом, другие изумленно и благоговейно столпились перед сидящим человеком. Бренн почтительно заговорил с ним, но старец безмолвствовал, глядя в одну точку. Бренн наклонился к нему, хотел убедиться, что это не статуя, и потрогал его. Старец неожиданно ударил принца жезлом. Разъяренный Бренн размозжил ему голову, ударив плашмя своим мечом. Кельты подняли шум, сдирая со свалившегося с кресла старика украшения. Бренн прихватил жезл убитого и, шатаясь, пошел прочь. Рана на виске кровоточила, окрашивая в красный цвет его волосы.
На улице столпились воины, изумленно рассказывая, что обнаружили старцев и в других домах. Их не решались убивать, боясь, что это колдуны или боги. Бренн хохотнул:
— Человек не в силах убить бога, не так ли, Гвидион? — и показал всем свой окровавленный меч. — Убивайте всех, кого встретите в этом проклятом городе, который трусливо бросает стариков на растерзание врагам.
И, обращаясь к Гвидиону, обиженно добавил:
— Надо же, самую болезненную рану, которую я когда-либо получал, мне нанес дряхлый старик.
Гвидион усадил брата на землю и, промывая рану на виске, сказал:
— Это царапина, а не рана, просто много крови. У старика недостало сил для хорошего удара. Привыкай, Бренн, теперь каждая нанесенная рана может быть опасна, у тебя нет больше прежней неуязвимости.
Бренн зло прошипел:
— Я сожгу этот проклятый город, уничтожу его, сотру с лица земли.
— Этот город невозможно уничтожить! Даже если ты разрушишь его до основания, сожжешь, а пепел развеешь по ветру, этот город будет жить. — Гвидион хотел перевязать брату голову, но Бренн оттолкнул его. Друид сердито продолжил: — Даже если ты уничтожишь всех римлян и всех, кто помнит об этом городе, он возродится из руин и поднимется с прежним величием. Его построили боги, и сделали они это не только на земле, но и на небесах.
Бренн насмешливо посмотрел на брата.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это обитель богов? — спросил он.
Гвидион покачал головой:
— В их храмах жили боги, но римляне помогли им уйти. Сейчас здесь нет никого, но, когда мы уйдем, боги снова вернутся сюда.
— А если мы не уйдем? Мы уйдем, — убежденно заявил Гвидион, — мы уйдем, как мы ушли из Антиллы, заберем добычу и уйдем, потому что на нашей стороне лишь кратковременное везение, а на стороне римлян — Вечность.
— Вечности нет! — заорал Бренн.
Его раздражало, когда брат начинал выражаться неопределенно и туманно. Он покинул Гвидиона и направился к своим людям. Несмотря на собственную жестокость, наши воины были шокированы поступком горожан. Они укрылись в крепости на Капитолийском холме, но, поскольку там было мало места, римляне оставили в незащищенном городе тех, кто уже не мог приносить пользы.
Опасаясь внезапного нападения со стороны крепости, Бренн выставил вокруг нее мощную охрану, позволив остальным людям своих и чужих племен беспрепятственно разорять город.
Вскоре обнаружилось, что здесь остались не только старики. Город был покинут жителями, брошенный нам на растерзание, но, как это обычно бывает, кто-то остался, не поддавшись общей панике, за что и поплатился. Уже слышался визг женщин, которых наши воины умели находить каким-то внутренним чутьем, как жаждущий находит воду в пустыне. Воины, не встретившие достойного сопротивления, не реализовавшие до конца воинственный задор, вымещали пыл на тех, кого удавалось найти, жестоко расправляясь со своими жертвами.
Бренн наблюдал за расправами, одновременно обсуждая с вождями сенонов наши дальнейшие действия. Я стоял за его спиной, когда вдруг почувствовал опасность. Во время приближающегося полнолуния эта способность особенно обостряется. Будоражащее чувство. которого я давно не ощущал: «Опасность!» Оно было таким мимолетным, как взорвавшаяся мысль.
Даже теперь, напрягая память, я не могу полностью восстановить дальнейшие события. Все произошло так быстро. Сначала я почуял близость того, кто угрожал, но не мне, а Бренну. Потом в мой лоб впились ледяные пальцы Морейн. Серой молнией мелькнула тень. Откуда-то выпрыгнул огромный матерый, поваливший своим весом Бренна. Я уже знал кто он, но Гвир не позволял мне ни размышлять, ни анализировать. Уже в мощном прыжке я почувствовал, как блаженной болью разрывают мои десны вырастающие клыки, человеческое тело преображается в звериное. Я вплотную сцепился с врагом, пытаясь пронзить его горло клыками. Мы покатились по пыльной площади, распались, и на мгновенье передо мной мелькнули чайные глаза Шеу, Шеу-мстителя, Шеу, взявшего на себя долг, не выполненный мной.
Говорят, что, когда волк принимает на себя Священную Клятву Мести, он всегда выполняет ее. Это неправда, не всегда. Во всяком случае, Шеу не выполнил. Его труп лежал в пыли посреди чужого города, преображаясь неравномерно, рывками, по мере остывания, в человеческий. Отвратительное зрелище! Даже я, привыкший к своему и чужому перевоплощению, содрогнулся. Мое человеческое обличье тоже вернулось. Я стоял на коленях, растерянно вытирал со своих губ кровь Шеу. Ком, застрявший у меня в горле, не позволял мне ни говорить, ни выть.
Меня обступили, я слышал хор одобрительных возгласов и чувствовал, что за спиной у меня стоит Гвидион. Я хотел только одного, вернуть время на несколько мгновений назад, предупредить Шеу, остановить его. Не знаю, как бы мне это удалось сделать, но я уверен, не будь на мне Гвира, я не убил бы этого ужасного полуволка, лежащего в крови и песке передо мной. Мы вернулись бы вдвоем на Медовый Остров, мы зажили бы там счастливо. На мою совесть не легла бы еще одна печать предательства. Клянусь, я не хотел убивать его и горько каялся в совершенном. Перед глазами все плыло, и то ли слезы, то ли кровь мешали мне видеть, как клочками сходит шерсть с тела Шеу. Сознание, не выдержав того, что я сотворил, покинуло меня.
Очнулся я от знакомого пряного запаха травяного отвара. Весело трещал огонь, пронзительно пахло жареное мясо. Слышался тихий разговор, почти шепот. Это было просто журчание голосов. Потом они смолкли, я почувствовал, как мою голову приподняли, а в губы уперлась шершавая поверхность глиняной кружки. Жидкость была горячая и терпкая, и от нее по моим жилам растеклось тепло и блаженство. На мгновение я поднял веки, увидел прямо над собой добрые глаза Гвидиона и его светлую улыбку. И оттого, что он рядом, я почувствовал такой покой и благодать, что снова погрузился в забытье, теперь радостное и безмятежное.
Проснулся я только спустя несколько дней, прозевав самый интересный момент в грабеже города. Все самое ценное было найдено, все женщины поделены, оружие разобрано. Но я мог не беспокоиться об этом; тому, кто спас жизнь вождю, было оставлено все самое лучшее. Бренн был уверен, что я лежу без сознания не от душевного потрясения, которое он вряд ли бы понял, а от страшных ран, оставленных на моем теле его неудавшимся убийцей. Впрочем, раны тоже были, моя шея и плечо, перевязанные тряпками, тупо болели.
Вокруг меня лежали как попало, очевидно, после вчерашней попойки, мои товарищи. Храп, перегар, запах нота, ставшие для меня теперь привычными, наполняли огромное помещение римского дворца, в котором уютно разместились отряды поэннинцев. Конечно. Бренна с его братьями здесь не было, они спали в каких-нибудь покоях бывших владельцев этого дома. Зато наметанным глазом я быстро отыскал храпящего и посвистывающего на выдохе Харта и громоподобного Гера.
Я поднялся и отправился на исследование того, что мне осталось в городе после молниеносного разрушающего набега сенонов и поэннинцев. Вслед за мной вышел неизвестно откуда взявшийся Гвидион. Он предложил сопровождать его, на что я с радостью согласился. Нашего друида интересовали в основном храмы и всевозможные хранилища знаний. Он рассказал мне о библиотеке, которую ему удалось найти вчера небольшое каменное здание позади круглого храма, где, разложенные по деревянным полкам, хранились свитки и глиняные дощечки. Теперь Гвидион хотел обследовать сам круглый храм из желтого камня, на который вчера ему не хватило времени.
Мы вошли в высокое гулкое помещение странного храма, в центре которого находился потухший очаг. Статуи бога или богини мы не нашли. Гвидион пробирался между развалинами, стараясь заглянуть в каждый угол. От любопытства его глаза горели. Он пробудился от продолжительной спячки, позабыв изображать маску равнодушия. Пока другие грабили и убивали, он, словно вокруг был мир и покой, полностью погрузился в изучение найденного в храме добра.
Спустя некоторое время, когда мой желудок напомнил о себе, я предложил магу позавтракать. Видя, что он и не собирается заниматься едой, я отправился на ее поиски, а вернувшись, развел огонь у крыльца. Сидя на широких ступеньках храма между белых колонн, мы уничтожали добыты мною завтрак и подставляли свои лица теплым лучам утреннего солнца. Наконец я не выдержал:
— Гвидион, где тело Шеу?
Гвидион бросил на меня долгий изучающий взгляд, наверняка пытаясь при этом прочесть мои мысли, Я понимал, что его страшила моя возможная агрессия против Бренна, может быть, он даже успел уловить мои мимолетные мысли во время боя с Шеу или после него, когда я стоял, склонившись над телом друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60