https://wodolei.ru/catalog/mebel/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Сьюзен засмеялась.
— На Манхэттене сейчас такое движение, что мы успели бы как раз к закрытию ресторанов, если бы вы сначала заехали за мной в Гринвич-Виллидж.
Она огляделась кругом. Бар был полон посетителей. С обеих сторон от подковообразной стойки стояли столики, причем все они были заняты. Великолепная, выдержанная в основном в красных тонах фреска с изображением знаменитых конных скачек в Палио покрывала все четыре стены двухэтажного зала. Свет был приглушенный, атмосфера казалась одновременно уютной и изысканной.
— Я никогда здесь раньше не была. Тут очень мило, — сказала она.
— Я тоже никогда здесь раньше не был, но это место считается весьма престижным. Обеденный зал на втором этаже. — Ричардс назвал свое имя молодой женщине за столиком дежурного администратора. — Заказ подтвержден. Мы можем воспользоваться лифтом, — сказал он Сьюзен.
Она исподтишка изучала Дональда Ричардса, стараясь не показать, насколько велик ее интерес. У него были темно-каштановые, чуть рыжеватые волосы — бабушка Сьюзи называла это «цветом осенней листвы». Он носил широкие очки в простой стальной оправе. Линзы подчеркивали глубину его ясных серо-голубых глаз.
Сьюзен не сомневалась, что он переоделся к ужину. Накануне и в понедельник, когда он приходил в радиостудию, на нем были спортивные брюки и клубный пиджак. Он производил впечатление небрежно одетого профессора. Сегодня он выглядел совершенно иначе: на нем был явно дорогой темно-синий костюм и серебристо-синий галстук.
Лифт пришел. Они вошли в кабину, и, когда двери закрылись, Ричардс сказал:
— Позвольте заметить, вы сегодня прекрасно выглядите. Вам очень идет этот костюм.
— Боюсь, он недостаточно щеголеват для вас, — честно призналась Сьюзен. — В отличие от меня, вы сегодня «ходите щеголем», как сказала бы моя бабушка.
— Уверяю, меня ваш костюм вполне устраивает.
«Вот уже второй раз за пять минут я вспоминаю бабушку Сыози, — подумала Сьюзен. — Что бы это значило?»
Они вышли на втором этаже, где метрдотель приветствовал их и проводил к столику. Когда он спросил, что они будут пить, Сьюзен выбрала шардонне, а Дональд Ричардс заказал сухой мартини.
— Обычно я не начинаю вечер с крепких напитков, — пояснил он, — но сегодня выдался тяжелый день.
«Это из-за того, что пришлось пообедать с матерью?» — мысленно спросила Сьюзен, но тут же напомнила себе, что нельзя проявлять любопытство. Он же психиатр! Моментально заметит любую попытку прощупать его, сколь угодно деликатную.
Ее обуревали десятки вопросов, и она не знала, удастся ли найти «безопасный» способ их задать. Например, почему он так болезненно отреагировал, когда позвонившая в передачу женщина спросила о смерти его жены? И разве не естественно было бы с его стороны признать, что он хорошо знаком с круизными теплоходами, когда Сьюзен заговорила об исчезновении Регины Клаузен во время круиза? И, кстати, согласно биографической справке, Ричардс предпочитал всем другим судам «Габриэль» — тот самый теплоход, на котором плыла Регина. Надо заставить его рассказать об этом.
Наилучший способ направить разговор в нужное русло — обезоружить собеседника, напомнила она себе, заставить его почувствовать себя свободным. Сьюзен тепло улыбнулась ему через стол.
— Сегодня позвонила одна слушательница и сказала, что после вашего выступления она купила вашу книгу и теперь читает ее запоем.
Ричардс улыбнулся в ответ.
— Я ее слышал. У этой женщины, безусловно, хороший вкус.
«Слышал? — удивилась Сьюзен. — Занятые работой психиатры обычно не слушают утренние передачи для домохозяек».
Им подали напитки. Ричардс поднял свой бокал, салютуя ей.
— Спасибо за приятную компанию.
Сьюзен прекрасно знала, что такие вещи люди обычно говорят друг другу за коктейлем. И все же ей показалось, что за обычным комплиментом кроется нечто большее: он вложил в свои слова слишком много пыла, при этом глаза прищурились, будто он изучал ее под микроскопом.
— Доктор Сьюзен, — начал он, — я собираюсь сделать признание. Я читал о вас в Интернете.
«Значит, нас уже двое, — подумала Сьюзен. — Что ж, признание — это, по крайней мере, честно».
— Вы выросли в Уэстчестере? — спросил он.
— Да. В Ларчмонте, а потом в Рэе. Но моя бабушка всю жизнь прожила в Гринвич-Виллидж, и в детстве я часто ездила к ней на выходные. Мне там ужасно нравилось. В отличие от сестры я никогда не увлекалась светской жизнью и загородным клубом.
— А родители?
— Развелись три года назад. К сожалению, это не было «расставанием по взаимному согласию». Отец познакомился с другой женщиной и влюбился без памяти. Мать была в отчаянии и прошла через все стадии — от разбитого сердца до жажды мести, озлобленности и самобичевания. Если я что-то упустила, заполните пробелы сами.
— А что вы чувствовали?
— Мне было грустно. Мы были дружной, счастливой семьей... во всяком случае, мне так казалось. Нам было весело вместе. Мы любили друг друга. После развода все изменилось... все. Иногда кажется, что мы были пассажирами корабля, налетевшего на риф. Все спаслись, но каждый оказался в отдельной шлюпке.
Она вдруг осознала, что сказала куда больше, чем собиралась, и с облегчением перевела дух, когда он переменил тему.
— Мне давно хотелось спросить, — продолжал он, — что заставило вас бросить работу заместителя окружного прокурора и вернуться в университет для получения докторской степени по психологии? Этот вопрос показался Сьюзен легким.
— Ну... я вдруг почувствовала, что чего-то не хватает. Некоторые люди — закоренелые преступники, и я получала истинное удовлетворение, сажая их за решетку. Но был случай, когда я выступала в суде по делу женщины, убившей своего мужа, потому что он собирался ее бросить. Ей дали пятнадцать лет. Никогда не забуду ее лица. Она была ошеломлена, когда услышала приговор, она никак не могла поверить. А я подумала, что если бы ее остановили вовремя, если бы кто-то помог ей освободиться от гнева, пока он не уничтожил ее...
— Сильное горе может вызвать страшный гнев, — тихо заметил Ричардс. — Теперь я понимаю: позже вы видели свою мать в точно такой же ситуации и поняли, что она тоже могла оказаться на скамье подсудимых.
Сьюзен кивнула.
— В первое время после развода моя мать представляла опасность и для себя, и для окружающих, во всяком случае для отца, судя по тому, как она о нем говорила. Я сделала все возможное, чтобы помочь ей. Иногда я скучаю по работе в суде, но не сомневаюсь в своем решении. Я сделала правильный выбор. А как насчет вас? Что заставило вас избрать это поле деятельности?
— Я всегда хотел стать врачом. В медицинском институте я понял, до какой степени особенности работы сознания влияют на физическое здоровье, и выбрал специализацию в психиатрии.
Метрдотель принес им меню. Несколько минут было потрачено на обсуждение сравнительных достоинств различных блюд, потом они сделали заказ.
Сьюзен надеялась использовать перерыв в разговоре, чтобы сделать Ричардса центральной темой обсуждения, но он тотчас же вернулся к ее передаче.
— Моя мать еще кое о чем спросила сегодня, — заговорил он как будто мимоходом. — Карен, та женщина, что звонила в понедельник... Она с вами больше так и не связалась?
— Нет, — ответила Сьюзен.
Дональд Ричардс отломил кусочек булки.
— А ваш продюсер послал Джастину Уэллсу запись той передачи?
Такого вопроса Сьюзен не ожидала.
— А вы знакомы с Джастином Уэллсом? — спросила она, не удержав прорвавшегося в голосе удивления.
— Я с ним знаком.
— Лично или профессионально?
— Профессионально.
— Вы лечили его от навязчивой и опасной ревности к жене?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Потому что если ответ — «да», я считаю, что ваш моральный долг — сообщить все, что о нем известно, полиции. Хотя Карен так и не пришла и больше не звонила, я о ней узнала кое-что еще. Выяснилось, что женщина, назвавшая себя Карен, — жена Джастина Уэллса, ее настоящее имя — Кэролин, и она то ли сама упала, то ли ее толкнули под колеса автофургона через несколько часов после разговора со мной.
Казалось, ее слова не столько поразили Дональда Ричардса, сколько заставили задуматься.
— Боюсь, вы правы: мне действительно стоит пойти в полицию, — мрачно ответил он.
— Расследованием занимается капитан Ши из 19-го участка, — сказала Сьюзен.
«Я была права, — подумала она. — Прослеживается очевидная связь между тем, что случилось с Кэролин Уэллс, и ее звонком ко мне. Это ревность мужа».
Она вспомнила о бирюзовом колечке с сентиментальной надписью. Тот факт, что Тиффани из Йонкерса получила в подарок похожее кольцо, купленное в Гринвич-Виллидж, сам по себе, вероятно, ничего не значил. Как и пластмассовые статуи Свободы, вырезанные из кости Тадж-Махалы или медальоны сердечком, такие кольца были непременной принадлежностью сувенирных лавок.
— Как салат? — осведомился Ричардс.
Было ясно, что он опять хочет сменить тему. «Ну и слава богу, — подумала она. — Профессиональная этика».
— Отличный. Кстати, я вам рассказала о себе, а как же вы? У вас есть братья? Сестры?
— Нет, я единственный. Вырос на Манхэттене. Отец умер десять лет назад, и тогда мать решила навсегда поселиться в Таксидо-парке. Она художница, причем очень хорошая, я бы сказал, отличная. Отец был прирожденным моряком и брал меня с собой на яхте.
Сьюзен мысленно скрестила пальцы на счастье.
— Я с интересом узнала, что вы взяли академический отпуск, когда учились в колледже, и целый год проработали помощником директора круиза. Сказалось влияние вашего отца, я полагаю?
Он весело усмехнулся.
— Мы оба черпаем информацию из Интернета, да? Я хорошо провел тот год. Совершил кругосветный круиз, изучил все основные порты. Потом стал забираться в более отдаленные места, укромные уголки. Словом, облазил весь глобус вдоль и поперек.
— В чем, собственно, заключаются обязанности помощника директора круиза?
— Помощь в организации и координации мероприятий на борту. От составления расписания работы штатных эстрадников, развлекающих публику, обеспечения их всем необходимым для выступления — до проведения игры в бинго и подготовки костюмированных балов. Помощник директора круиза сглаживает возникающие шероховатости. Выявляет одиноких и тоскующих пассажиров, старается вывести их из хандры. В общем, прислуга на все руки.
— В вашей биографической справке я прочла, что вы познакомились со своей женой на «Габриэль». Кроме того, там говорится, что это ваш любимый корабль. С борта именно этого корабля пропала без вести Регина Клаузен.
— Да. Я с ней, конечно, никогда не встречался, но прекрасно понимаю, почему ей рекомендовали для поездки именно «Габриэль». Это прекрасный корабль.
— Если бы вы знали об исчезновении Регины Клаузен, вы включили бы ее случай в вашу книгу? — Она надеялась, что вопрос не покажется ему «наводящим».
— Нет, не думаю.
«Скоро настанет момент, когда он попросит меня прекратить допрос, но пока постараюсь выжать из него все возможное».
— Мне хотелось спросить, — продолжала она, — что навело вас на мысль о написании «Пропавших женщин»?
— Шесть лет назад у меня был пациент, у которого пропала жена. В один злосчастный день она просто не вернулась домой. Он перебрал все мыслимые и немыслимые возможности: что ее похитили и держат где-то в заложниках, что она потеряла память и бродит неизвестно где, что ее убили.
— Ему удалось узнать, что с ней произошло на самом деле?
— Два года назад. Дорога, ведущая к их дому, огибает озеро. Кто-то выбрал это озеро для занятий подводным плаванием и обнаружил машину — как выяснилось, ее машину — на дне. Она была в салоне. Вероятно, не вписалась в поворот.
— И что стало с мужем?
— Его жизнь переменилась. На следующий год он снова женился, и сейчас его просто не узнать. Того человека, что когда-то обратился ко мне за помощью, больше нет. И вот что меня больше всего поразило: когда теряешь того, кого любишь, самое мучительное — не знать, что случилось с ней... или с ним. Вот это и навело меня на мысль об изучении других дел о бесследно пропавших женщинах.
— Как вы отбирали случаи для своей книги?
— Я очень скоро понял, что чаще всего в основе исчезновения лежит преступление. Исходя из этого, я стал смотреть, каким образом женщины попадают в те или иные ситуации, ну а потом предложил несколько советов, как этих ситуаций избежать, чтобы ничего подобного больше ни с кем не случилось.
Во время разговора со стола убрали тарелки из-под закусок и подали горячее. За едой Сьюзен продолжала задавать серьезные вопросы, перемежая их вежливыми замечаниями о поданных блюдах (превосходных) и о других нью-йоркских ресторанах (Нью-Йорк — это праздник для тех, кто любит поесть).
Дон Ричардс доел свою дуврскую камбалу до последнего кусочка и откинулся на спинку стула.
— Мне показалось, что это был вечер вопросов и ответов, причем экзаменуемым был я, — добродушно усмехнулся он. — Я рассказал вам о себе. Давайте для разнообразия поговорим о вас, Сьюзен. Как я уже сказал, я моряк. А вы какой спорт предпочитаете?
— Я много катаюсь на лыжах, — ответила Сьюзен. — Мой отец был первоклассным горнолыжником, он и меня научил. Вы говорите, что ваш отец брал вас с собой в плавание. Так и мой брал меня с собой, когда ездил на лыжные курорты. Мать не выносит холода, и сестра тоже, лыжный спорт ее не интересовал, поэтому у нас с отцом была масса времени друг для друга.
— Вы все еще катаетесь вместе?
— Нет, боюсь, он навсегда забросил лыжи.
— С тех пор, как женился во второй раз?
— Да, примерно в это время.
Сьюзен порадовалась, что как раз в эту минуту к столику подошел официант с десертным меню. Ей хотелось побольше узнать о Дональде Ричардсе, и вот пожалуйста — приходится отвечать на вопросы о себе.
Они единодушно решили отказаться от десерта и заказали кофе. Когда кофе был подан, Ричардс заговорил о Тиффани.
— Грустно было слушать ее сегодня. Она страшно уязвима, вы не находите?
— Я думаю, она отчаянно нуждается в любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42


А-П

П-Я