А еще.., мой отец — изменник, а я — трусиха, и боюсь даже собственного отражения в зеркале. Что ж, быть может, мне и повезло, что он отказался от меня.
Тут я задумалась о бессмертии. Песни Этого Мальчишки бессмертны, бессмертны и Строители, в ряды которых я некогда вступила. Они переживут нас обоих. Что же, бессмертие смеется над нами?
Харлек жив, это я вижу. Мой город выживет. И вместе с тем он мертв — так дядя Лири говорил мне о безбожниках. Он говорил, что они живы и мертвы одновременно.
И дело тут не в разбойниках-ютах. Наш город захватывали столько раз, что те, кто рисует карты, могли бы помечать на них Харлек не чернилами, а мелом!
Я никогда не понимала этого, покуда жила здесь. Этому меня научил Камланн. Меровий, Артус, Этот Мальчишка и даже Ланселот показали мне, как много мы потеряли. Правда, им всякая потеря представляется приобретением. Но я-то знаю точно, что это значит.
Когда-то мы были воинами, теперь стали солдатами. Когда-то у нас был Королевский Совет, теперь остался никчемный сенат. Когда-то греки, евреи, друиды, даже женщины и принцессы, бывало, вели философские споры на ступенях Древних Палат. «Говорите по очереди, слушайте правду!» А теперь мы гнем спины перед Гормантом, который предал Dux Bellorum. А почему бы и нет? Всякое почитание относительно, а он даже собственных детей не узнает! Вот дед мой правил, а отец просто управляет.
Как там говорится в ритуальном стихотворении Строителей?
Одно поколенье сменяет другое,
Земля же вращается вечно.
Неожиданно я услышала голос иного поколения. Он звучал потаенно, украдкой, словно то говорила шлюха, не рискующая войти в двери храма: «Ты же знаешь, что это не так, — вещала соблазненная соблазнительница. — Разве ты не ощущала собственную душу так, как ощущают острые камешки, что царапают твои босые ноги?» О, мне хорошо была знакома та, чей голос я слышала. Это она возносила меня на вершины и опускала в бездны. Она всегда была готова пришпорить меня, как пришпоривают пони, заупрямившегося перед преградой и не желающего перепрыгивать через нее.
«Ты можешь погибнуть, но можешь остаться в живых, как Бог Меровия. Ибо она здесь — твоя душа, ты касалась ее! Ты видела ее, чувствовала, ты вынула ее из шкатулки и вертела, рассматривая при свете солнца! Вот что такое — быть Строителем!» — Истинный дар Меровия, — произнесла я вслух, — это то, что строит Строитель. Вот дар моей любви тебе, Корс Кант Эвин, — если только ты когда-нибудь примешь его.
Чьи-то шаги. Хруст вывороченных из земли булыжников растрескавшейся мостовой. Я быстро вскочила. Но страх мой был напрасен. Это был всего лишь он, Этот Мальчишка-римлянин. Его волосы растрепались, словно конская грива на ветру. Рассвет окрасил их в огненные тона.
Я отвернулась. Пусть щеки мои были сухими, но в глазах наверняка отразился страх. Бояться на самом деле было нечего. Никакие внутренности из меня не вываливались, даже кровь не текла. И все же мне казалось, словно что-то умерло у меня внутри. «Хорошо, что он не ждет от меня любви, — подумала я, — ибо сегодня он ее ни капельки не получит».
Но если честно, я бы не возражала, если бы он сам предложил мне только любовь. Больше от него ничего не требовалось. Скажи он мне сейчас о любви, я бы бросилась к его ногам, и пусть бы он делал со мной все, что пожелает! Но будь я проклята, если бы я предалась животной похоти, подобострастию или «цивилизованности». Не о такой любви я мечтала!
— Здорова ли ты.., госпожа моя? — спросил он, глядя при этом сквозь меня так пристально, что я едва не обернулась, чтобы посмотреть, не стоит ли кто-нибудь у меня за спиной. От звука его голоса меня зазнобило. Порой он знает больше, чем следовало бы! Слишком мудры, слишком пытливы его глаза, глаза барда! Но он питал ко мне искреннее сочувствие, а я сейчас как раз в сочувствии больше всего и нуждалась, чувствуя себя проклятой, словно обитательница Гадеса, которая мучается жаждой, но которой вместо воды подносят очередной камень, и этот камень она должна вновь катить вниз по склону.
— Харлек, — выговорила я и запнулась. Я не знала, что сказать. Я чувствовала себя так, словно очнулась после чудесного сна, где мне привиделись цветы и радужные рыбки, и обнаружила, что мир сер, а сапоги немилосердно жмут.
И еще.., я дала клятву Ланселоту. «Святая Равноапостольная Мария, помоги мне! Укрепи меня! Пусть голос мой будет тверд! Пусть всякие чувства оставят меня, невзирая на то, что Этот Мальчишка живет на свете!» Наверное, он и сам в этот миг ощутил прикосновение смерти.
А я не имела права плакать. Харлек умер давным-давно, еще до того, как мне минуло десять лет от роду — тогда, когда последний корабль с фигуркой дракона на носу отплыл в Кардифф, и было объявлено, что Харлек принадлежит Риму. Про это еще наши бабушки детишкам рассказывали сказку.
Я услышала какой-то странный звук, обернулась и увидела, что Корс Кант стоит передо мной на коленях.
Глупый мальчишка! Это еще что за новости?
— Полагаю, тебе лучше встать на ноги, Корс Кант Эвин, как подобает истинному барду — если, конечно, тебе еще не дика мысль о том, чтобы завоевать меня.
Я подтолкнула его туда, где нас ждали Ланселот и Кей, а в конце пути — Меровий и корабль, на котором мы могли уплыть домой. О Господи! Как же я жаждала поскорее вновь увидеть Камланн и забыть о том, что есть на свете это место, где у меня больше нет дома!
И тут раздался глухой стук, заставивший меня вздрогнуть. Мы все, выпучив глаза, уставились на Ланселота, а он рухнул, как подкошенный. Я бросилась к нему со всех ног, но Кей опередил меня.
— Государь! — в страхе воскликнул он. Он, похоже, не на шутку испугался. Стало быть, они все же что-то значили друг для друга, невзирая на все распри. Принц корчился на земле, словно змея, и сжимал руками виски.
— О, как больно! — выдавил он еле слышно.
Корс Кант схватил меня за руку, а я в ответ изо всех сил сжала его пальцы.
«Тупица! Почему бы тебе вместо этого не сжать меня в объятиях!» А несчастный Ланселот кричал от боли, словно душу его кромсал невидимый нож.
Глава 28
«О Иисус, Митра, помогите!» — Корс Кант приподнял голову Ланселота, потрогал шею — сердце героя не билось. Бард прижал ухо к губам Ланселота, но дыхания не ощутил.
— Он мертв, — изумленно проговорил юноша. Корс Кант поднял голову, посмотрел на Анлодду, Кея, Бедивира. Все трое замерли, лица у них стали как каменные. Наконец сенешаль шагнул к Ланселоту, отбросил руку Корса Канта и сам потрогал шею полководца.
— Мальчишка прав, — изрек он. Отважилась приблизиться и Анлодда, прижалась ухом к груди принца.
— Да что такое происходит?! — воскликнул бард. — Собрание лекарей? Разве вы все мне не верите? Я могу прослушать сердце не хуже любого другого!
Между тем никто не рыдал от горя, не сожалел о гибели героя. Кей бросил многозначительный взгляд на брата. Анлодда растерянно потерла пальцами лоб.
— Ну хорошо, но скажите, во имя Махи, что нам делать с его телом? — спросил Корс Кант.
— Оставим его здесь, — предложил Кей.
Бедивир что-то согласно пробурчал.
Анлодда покачала головой.
— Нет, мы должны унести его отсюда. Уж этого-то он заслуживает, хотя у каждого из нас он мог вызывать какие угодно чувства. Он пал на поле боя, исполняя свой долг и сражаясь за Dux Bellorum.
— Это верно, — не слишком охотно согласился сенешаль.
— Артус взбесился бы, если бы узнал, что мы бросили его, — добавил Бедивир.
— И это верно, — отрешенно проговорил Кей.
— Корс Кант попятился. Шагнул в сторону, ступая по вывороченным из мостовой булыжникам. Сердце его сковало страхом. «О боги, он упал замертво у нас на глазах, а никому и дела нет!». Тут бард понял, что дух его снова покинул тело, взлетел ввысь и наблюдает за случившимся с высоты. Он видел это раньше? Не это ли привиделось ему тогда, на борту «Бладевведд»? Мертвое тело человека, убитого теми, кого он любил больше всего на свете.
«Неужели принц умер из-за того, что дурацкое видение сбылось в такое неподходящее время?»
— Нет, — прошептал Корс Кант. — Это не он. Это не может быть он.
Его отделившийся от тела дух, неловко управляя непослушным телом, повел юношу вперед. Движения выходили неуклюжие, дерганые. Кей обернулся и отошел от Ланселота — казалось, он интуитивно ощутил, что тело Корса Канта пусто, безжизненно, и это не на шутку напугало его. Анлодда смотрела на барда с открытым ртом, но не убежала. Взгляд ее был устремлен поверх головы барда — в то место, где и он сам ощущал пребывание своего духа. Анлодда прищурилась.
Корс Кант растопырил пальцы и стал следить за тем, как его руки вытягиваются, касаются груди Ланселота, затем лба. Бард вдруг увидел, что изо рта принца тянется тончайшая серебряная нить, но другого ее конца юноша разглядеть не мог, как ни старался. Казалось, тень его ушла куда-то в другой мир.
Нить была тонка и затянута до предела.
Силуэты спутников Корса Канта расплылись, потеряли четкие очертания. Забыв о них, юноша потянулся, уцепился за нить и стал взбираться по ней. Нить души Ланселота увела барда в туннель, который чем выше, тем становился уже. «Как дымоход», — подумал бард.
Твои друзья отныне — мы!
Бард взбирался все дальше, крепко держась за нить души Ланселота. Но вот наконец настало мгновение — как тогда, в подземелье, — когда что-то остановило Корса Канта. Это потрясло юношу — ведь вверху, над ним, в заоблачные выси уводила нить души Ланселота, и ни конца ей не было видно, ни края.
«Что делать? Что же делать?» Корс Кант в страхе искал решения, но не знал, каково оно может быть. «Нет! Я не могу! Я всего лишь мальчишка!» — Нет, — сказал чей-то голос. — У тебя — все четыре масти Таро. Ты мужчина, а такое решение под силу мужчине.
И тут Корс Кант понял, что слышит свой собственный голос.
Корс Кант поборол сковавший его страх силой разума и сжал в правой руке меч рассудка.
— Ты можешь уйти либо вверх, либо вниз, мой принц, — сказал он.
— Не знаю, что ты изберешь, но пока тебе не судьба умирать. Ты должен исполнить свой долг, у меня нет в том сомнений, но и свой долг я должен исполнить также.
Ты нам еще нужен, принц. Вернись же вниз вместе со мной.
С этими словами Корс Кант вытянул руку с мечом, как только мог высоко, и перерубил серебряную нить.
А потом бард упал, потеряв и меч, и нить, и даже чувство верха и низа. С болезненным ощущением он приземлился внутрь собственного тела. Он лежал, распластавшись, на теле Ланселота.
В глазах еще туманилось, голова кружилась, но юноша приподнялся и встал на колени. Принц судорожно вдохнул, повернул голову и, тяжело закашлявшись, сплюнул большой ком мокроты. Щеки его порозовели, а затем побагровели.
Корс Кант снова потрогал грудь принца, чтобы послушать, как бьется сердце Ланселота, но легат решительно отшвырнул руку барда.
— Я.., похоже, вы вернулись в мир живых, государь, — пробормотал юноша.
Кей, Бедивир и даже Анлодда в ужасе смотрели на Корса Канта.
За это время к месту происшествия успела сбежаться толпа зевак. Когда юноша выпрямился и встал, толпа отступила на несколько шагов. Трое спутников Корса Канта с места не тронулись, однако бард понимал, что и они не прочь присоединиться к зевакам.
— Вот тебе и раз, — обескуражено вымолвил Бедивир. — Этот треклятый бард, оказывается, умеет исцелять!
— Sang raal! — прошептал Кей.
— Королевская кровь, — перевела Анлодда.
— О чем это вы лепечете? — возмущенно проворчал Ланселот. — Что со мной такое стряслось? Пошли отсюда, пора выбираться! — Он зыркнул на Кея, оглянулся на Корса Канта. — Да в чем дело-то? Почему вы все пялитесь на меня?
Анлодда заговорила так тихо и спокойно, что стала до смешного не похожа на себя.
— Послушайте, если вы не желаете, чтобы юты нынче ужинали отбивными из бриттов, нам следует внять увещеваниям Ланселота и убраться отсюда.
Кей и Бедивир помогли Ланселоту встать на ноги — сделали они это не без опаски. Было видно, что прикасаться к воскресшему принцу им страшновато. Затем все четверо поспешили к городской стене.
Глава 29
С четвертой попытки Марк Бланделл наконец признался Меровию в том, что выдал Куге стратегический план.
Король принял эту новость стоически. Марк и не ожидал, что весть о его предательстве будет воспринята Меровием столь спокойно.
— Ты сделал это не нарочно, Медраут, — сказал он. — И наверняка старался поступить как лучше.
От улыбки Меровия, похожей на ухмылку Чеширского Кота, Марку стало не по себе. Он бы предпочел какое угодно наказание. «Я снова подвел его. Я подвел всех моих собратьев». Марк ушел в тень, отбрасываемую густой кроной дерева, закрыл лицо руками в ожидании удара ножа или стрелы, которые завершили бы его никчемную жизнь в этом времени.
Но этого не произошло. Король мягко коснулся его плеча.
— Пора, Медраут. Готовь своих людей к атаке. Прикосновение Меровия успокоило Марка. Он поднял глаза, чувствуя себя щенком, которому сейчас дадут свернутую в трубочку газету. Король потрепал его по волосам и поспешил к сикамбрийцам.
Марк поднялся с колен и позвал младшего командира, Хира Амрена. Он твердо решил впредь больше не подводить Меровия.
— Тебе ведом план? — спросил он. Хир Амрен резко кивнул.
— Давай соберем отряд.
А через час Марк уже вел диверсионную группу по козьей тропе, которая, как он надеялся, выведет отряд из леса к северо-востоку от харлекских пристаней. Там отряд должен был завязать бой с ютами, отвлечь их от кораблей, которые предстояло захватить отряду Меровия и поджечь все суда, кроме самого большого — здоровенной, довольно неуклюжей германской галеры. Другие корабли представляли собой более хрупкие суденышки римской конструкции и наверняка принадлежали городу до нападения ютов.
«Войско» Меровия насчитывало около пятидесяти человек. Четырнадцать из них король отдал под командование Марка. Сердце Бланделла колотилось быстрее, чем у влюбленного мальчишки, пока он не убедился, что среди его людей будет находиться Хир Амрен. Это в значительной степени ободрило Марка.
Отряд пробирался по туманному холодному лесу, передвигаясь почти бесшумно, насколько это было возможно при полном вооружении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47