Ты уж предупреди ее, а то сильно удивится, узнав, что потеряла земное гражданство. Если что, пока есть время все переиграть.
— Нам с ней в одном Поле находиться нельзя. Мы Поле кривим.
— Все кривят. Оно, знаешь ли, кривое от природы, — насмешливо сказал Стрельцов. — Давай, ты ограничишься сказками про дельфийца, который с нулевыми вероятностями работает, а? Не надо мне только про Поле рассказывать, я в нем с десяти лет кукую.
— Спасибо, — сказал Илья.
— За что?
— За то, что сказал насчет Поля. И за то, что Олю на Венеру забираешь.
Стрельцов затих. Потом недовольно сказал:
— Илья, забрать ее на Венеру должен был ты, а не я. И я удивляюсь, почему тебе отец не объяснил столь очевидных вещей.
— Мой отец ее терпеть не может. Но я учел твое мнение.
— Вот и молодец.
Ну вот, подумал Илья, освободив телефонную линию, проблема решилась сама собой. Он совершенно не задумывался, как без Оли станет работать Робка. В конце концов, Стрельцов знает, что делает. И это просто прекрасно, что нашелся кто-то, кто принял за Илью самое важное решение.
Быстро покидал в сумку барахла на два дня, в дверях столкнулся с отцом.
— Ты куда? — спросил отец.
— В “Ступино”.
Отец недоверчиво оглядел его скромный багаж:
— У тебя рейс вроде как ночной? И почему без вещей?
— Потом объясню, — сказал Илья и прыгнул в лифт.

* * *
02 августа 2084 года, среда
Московье
Оле было плохо. Когда схлынула первая волна возбуждения, она поняла, что натворила. Она не могла выполнить ни одно из своих обещаний. Ну как, спрашивается, она будет с Филькой разбираться?! Что она может Фильке предъявить, кроме слов Цыганкова? А Цыганков мог и наврать. Про катастрофу и говорить нечего. Ей стало так стыдно, что захотелось провалиться сквозь землю. Или умереть на месте.
Походила по квартире. Хорошо, что родители с братиками уехали отдыхать, а то бы пришлось объяснять, с чего Оля разнервничалась. Села на подоконник в кухне. И оттуда увидела Илью, спешным шагом выходившего из подъезда. Наверное, торопился в стратопорт — рейс на Венеру завтра, но ему ж еще до космодрома добраться надо.
В первую секунду она чуть не крикнула в распахнутое окно: “Подожди!” Ей внезапно показалось, что еще есть шанс все исправить. Но пока она думала, он успел дойти до посадочной площадки, тут же подали маршрутку, и он исчез. Навсегда. Оля закрыла глаза, не сдерживая катившиеся слезы. Вот и все. Больше никогда она его не увидит.
И только тут ее накрыло понимание. Минувший день встал перед глазами в ужасающей яркости. Оля застонала, зажмурившись и стиснув зубы до хруста.
Идиотка!!!
Она так привыкла бояться разоблачения, так боялась слов “телефонная дружба в любовь не переходит”, что попросту не увидела очевидного!
Эта песня. Она примеряла ее на себя, а того не поняла, что Илья не смог сказать сам, потому и выбрал такой способ — и намеком, и двояко истолковать невозможно. Это не от ее имени было, а от его. Он же не мог знать, что у нее крыша на боку. Двояко б не истолковал никто — кроме нее. Господи, что же она наделала, дура, козлища позорная… Все правильно, он же уезжал на Венеру, вот и попрощался. Там же так все ясно — “я знаю, расстаемся мы напрасно…” Ничего себе она прощание ему устроила.
Оля заметалась по кухне. Что же делать, что же делать… Ладно, сказала она самой себе, если сейчас не получится его вернуть, можно поехать на Венеру. Она хорошо себя знала, хватит упрямства разыскать. И все объяснить. Он должен понять, должен, она просто тормознула, она всегда так волнуется, когда его видит, что совершенно ничего не соображает. “Фиг с ней, с этой Землей, да и с Академией тоже, если все будет нормально, останусь на Венере”, — думала Оля. Но пока в резерве оставались и другие способы. Илья очень хороший телепат, он просто обязан ее услышать. Она закрыла глаза, сосредоточилась, вызывая его образ, вложила все силы в этот обращенный к нему призыв…
…Нужно хотеть по-настоящему. Нужно, чтоб желание шло из солнечного сплетения, так, чтоб мышцы пресса подводило. До ощущения, что или ты крикнешь во все горло, или задохнешься. Чтоб крик рвался, поняла?
— А на что это похоже?
— На оргазм, но ты все равно не знаешь, что это такое…
…Оля сразу поняла, что это оно. Именно то, что ей в больнице рассказывал Цыганков. Ей стало жутко, она долго сидела неподвижно, широко распахнув глаза. Голова кружилась, а сердце выскакивало из ушей. Цыганков тогда еще сказал, что кричать нельзя, надо перетерпеть, лучше вообще не двигаться, терпеть, пока в глазах не потемнеет. Потом будет привычка, этот прорыв будет происходить за доли секунды, но первые попытки — они всегда такие.
Значит, она может.

* * *
02 августа 2084 года, среда
Московье
Поезд простоял в туннеле почти сорок пять минут. Авария. Илья нервничал, до ближайшего рейса оставалось в запасе не так много времени.
И тут его волной накрыло болью. Чужой. Ему не по себе стало: даже сильный телепат неуверенно работает в метро. Слишком много железа. Кто-то проломил все энергетические и резонансные кольца. Нехило. И уже в следующий миг Илья понял: боль — женская. Закрыл глаза, сосредоточился, постарался создать ощущение комфорта — не для себя. “Я не брошу тебя одну”, — мог бы сказать он, вот только телепатия слов не знает, ей подавай образы.
В стратопорт он опоздал. Стратолет стартовал буквально на его глазах. В небо с тяжким хлопком взметнулся клуб белого плотного дыма, и через несколько секунд высоко над головой искрой сверкнула капсула стратолета. Илья выругался и пошел к кассам, брать билет на следующий рейс.

* * *
03 августа 2084 года, четверг
Селенград
Чтоб не так хотелось спать, Илья наглотался фрискала. Вообще-то он не для этих целей, но от сонливости помогает лучше, чем кофе. Цыганков, увидев его в дверях своей палаты, потерял дар речи. Илья уселся на стул и деловито спросил:
— Что ты ей рассказал?
Цыганков наконец продышался:
— Много. Но не все. Я надеялся, что ты сам придешь.
— Я пришел. И что?
Цыганков закрыл глаза, глубоко вдохнул:
— Илюха, я тебе тогда наврал.
Илья даже не сразу понял, о чем речь. А когда понял, то едва сдержался, чтобы не свернуть Цыганкову шею.
— Илюха, только дослушай. Ничего у Оли не было — ни с Яшкой, ни со мной, ни с Робкой. Точно знаю. Яшка сам мне жаловался, как она его кинула. Я к ней руки тянул, хочешь, по морде мне дай. Но вообще-то она сама справилась. Она мне башку железным прутом проломила.
Илья не смог сдержаться, расхохотался. Смеялся долго, до слез, чувствуя, как с каждым судорожным толчком диафрагмы выходит из него горечь безнадежности. Господи, это же действительно не девушка, а стихийное бедствие!
— Не веришь?! — изумился Цыганков. — Ты вот волосы мне на лбу подними — там шрам! Восемь швов наложили. Хорошо, под волосами не видно было. И рожу она мне расцарапала. А с Робкой у нее тоже ничего не было, вот сам у него спроси. Я и ей тогда про тебя наплел. В тот же день. Только она мне ни фига не поверила.
— У нее телепатия какая-то избирательная, когда слышит, когда нет, — пробормотал Илья. Злости на Цыганкова он уже не испытывал ни в малейшей степени. — Так я не понял — ты ей за свою голову отомстил, что ли?
— Хуже, Илюха. Просто Оля нужна Фильке. Потому я вас и поссорил. Иначе он бы тебя убил. Он договор такой с Полем заключил.
— Разберусь. Ты мне сначала про суд расскажи.
— Суд? Да не будет его. Это уж я Олю напугал слегка, подумал, если она не будет биться в истерике, ты ж ей не поверишь, что это важно.
Цыганков своего добился, этого Илья отрицать не мог. А потому внимательно его выслушал.
То, что Цыганков рассказал, Илью нисколько не удивило. Удивление было раньше — когда он ездил по Евросоюзу и в каждом городе натыкался на огромные рекламные щиты, транспаранты, световые и лазерные установки. И везде было одно и то же: упитанные американские дети убегали от злобных русских корректировщиков. А ближе к первому августа начали появляться и другие плакаты: с изображением закованного в металл викинга в рогатом шлеме и змеей вокруг бедра. Вот это Илью уже сильно ударило. “Вещий Олег, проваливай в свою Россию”. “Укушенный змеей сумасшедший Олег”. “Службу покусали змеи, и теперь им повсюду Вещий Олег мерещится!”
Теперь Илья понимал, как была организована эта кампания по “разоблачению” Службы и кому это было надо. И даже не верилось, что за всем этим стоит мелочное желание одного-единственного антикорректора утереть нос одному-единственному пост-корректировщику. Впрочем, с антикорректорами всегда так. Как бы ни были велики способности, цели их всегда смехотворны.
Просто Фильке расхотелось оставаться человеком, только и всего.
Наверное, “Игорь” растолковал ему, какие возможности открываются перед обладателем четвертой ступени антирежима. Через год президентские выборы. Филька молод, да, но! У него четверка антирежима. Он выиграет выборы. А пока начинает гнуть свою линию.
Расчет прост. Катастрофы действительно не будет. Филька же прекрасно понимает, что никто не допустит гибели Земли. А потому можно совершенно спокойно утверждать, что конец света попросту выдуман русской Службой для повышения своего рейтинга. Ход беспроигрышный, потому что Служба не может отказаться от выполнения своего долга ради того, чтоб не позволить Фильке тешить свои амбиции.
В западные СМИ вброшены огромные средства — Партией, в которой Филькин отец занимает одно из первых трех мест. Рекламные слоганы звучны и рассчитаны на убогий менталитет американцев. Служба — тормоз на пути прогресса, Служба пугает людей языческими богами, Служба темнит и греет руки на панике. Служба распускает слухи о грядущем глобальном землетрясении, чтоб захватить власть на планете. Но умные люди в Партии разоблачают Службу: никакого землетрясения не будет! И Вещего Олега Служба выдумала для того, чтобы он якобы предотвратил землетрясение, — им же надо объяснить отсутствие жертв. Долой мистификации и суеверия, даешь свободный разум!
А все для чего? Для того, чтоб Служба потеряла влияние и не посмела Фильке напомнить, что с его ступенью он обречен в лучшем случае на постоянное присутствие блокатора. В лучшем. В худшем — на ошейник. Блокатора он убьет в инициации, а ошейник… Вот когда к нему приступят, он поднимет хай. И тут-то “свободное человечество” встанет на его защиту, потому что Служба уже, считай, опростоволосилась. Вот так антикорректоры и восходят на трон.
Впрочем, тщеславные планы Фильки, равно как и методы, которыми Службе придется восстанавливать свой авторитет, Илью не слишком волновали. Куда сильней интересовали последствия Филькиной агитации. И вот тут он схватился за голову.
Эвакуация населения из опасной зоны не проводилась нигде. Ни в Японии, ни в Союзе, ни в Корее. Оскомышин, к счастью, распорядился хоть заморозить АЭС на территории от Находки до среднего течения Амура. Остальные работают. Не остановлено ни одно предприятие.
Но хуже всего — на японском берегу в этой же зоне находится американская якобы не военная база. По некоторым данным, на ее территории размещены ракеты с ядерными боеголовками. Если базу эвакуировать, то факт размещения ракет всплывет, а это — нарушение договора по Внешней Безопасности между Союзом и Америкой. Скандал американцам не нужен, поэтому они приказали: верить Партии, которая не верит в предсказания Службы. Американцы в действительности хитрые, они при любом раскладе в выигрыше. Если права Партия, то никакого землетрясения не будет вообще, а значит, никакой угрозы. Если права Служба, то она найдет способ предотвратить катастрофу, а значит, волноваться не стоит тем более. В общем, пока Служба и их собственные корректировщики сходят с ума в ожидании катастрофы, американские и русские бонзы торопятся сделать свой “политик”. Суки, руки греют на мировом костре.
— Вот база-то и рванет первым делом, — обреченно сказал Илья.
— А знаешь, что мне давно покоя не дает? С самого начала не давало? Уж больно ставки велики. А игроки — мелочь. Ну кто в главных ролях? Не Оскомышин, не Стрельцов. Эти в стороне держатся. А на переднем плане — ты, Оля, Филька. Ну, еще я, может быть. Даже не Робка. Почему Поле прицепилось именно к нам? Почему оно сделало ставку на Фильку? Четверка антирежима, конечно, это сильно, но не настолько, чтоб весь земной шар взбаламутить. Тут что-то иное, — убежденно сказал Цыганков.
Илья не возражал. Ставки действительно высоки. Если б не так, Стрельцов не стал бы напрягаться. А если даже Стрельцов насторожился…
— Илюх, а ведь это — конец света, — тихо сказал Цыганков.
— А?
— Звиздец планете, говорю. И не только Земле. Звиздец людишкам в принципе. Поле просто набрало достаточно сил, чтоб от нас отделаться. Мы ему уже не нужны, но пока мы есть, оно не может уйти. Этот Игорь делает все, чтоб человечество исчезло. Потому что, прикинь сам: если землетрясение будет, то ракеты рванут. В зоне разлома. А за ракетами рванут наши АЭС. Это уже не континент пополам, это планета. Земли не будет, Луну сметет. А той энергии, которая высвободится, вполне достаточно, чтоб Поле зажило своей жизнью. Это тот же принцип, что с Мертвым шквалом. Когда плотность мертвых потоков превышает критическую величину… А тут будут только “мертвяки”.
— Может быть. Только это ничего не объясняет.
— Думаешь? А если ты — единственный человек, который может этому помешать? Вот черт знает… — Цыганков хихикнул: — Действительно — черт-то знает. Вдруг у тебя не просто дар, а дар с фенечкой? Раньше она не проявлялась, потому что нужна только на случай конца света. Олю Игорь использует как приманку, Филька ему нужен, чтоб сподручней тебя давить было…
— Игорь охотится не за мной, а за Вещим Олегом.
— Илюх, а тебе не приходило в голову, что ты и есть Вещий Олег? Не Робка с Олей, а ты?
Илья некоторое время сидел молча, обалдело хлопая глазами. Вот это был бы номер… “Если б я имел коня, это был бы номер”, вспомнилось некстати. “Примешь ты смерть от любимого коня”, всплыло вовсе уж ни к чему.
— Поеду я дальше. Ты, вот что… Может Оля появиться, мы с ней в стратопорту разминулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66