Острая боль обожгла его, когда клинок вонзился в тело, дробя ребра, разрывая кожу и мускулы. Невольно вскрикнув, Джеймс мертвой хваткой вцепился в руку Фашара и рванул на себя. Громадная масса, помноженная на инерцию движения килрача, сделала свое: споткнувшись об выставленную ногу юноши, он потерял равновесие, и Джеймс швырнул его через себя…
…прямиком в объятия силового поля, удерживающего Жанну.
Адский вой Фашара, разобравшегося в происходящем, слился с пронзительной трелью контрольного прибора на его поясе. Силовое поле потемнело, когда он в него влетел в него, и (Джеймс едва поверил своим глазам) вытолкнуло девушку прочь. Вместо нее в центре поля находился килрач, а Жанна неподвижно распласталась в нескольких метрах от них.
Огненный ореол охватил Фашара, сквозь который смазались черты его тела. Время адского устройства кончилось, и с каждой секундой внутри поля росла температура, неумолимо стремясь к отметке в пять тысяч градусов. С ужасом Джеймс смотрел, как вспыхнула одежда, а вслед за ней чернела и свивалась в извивающиеся жгуты шерсть, обнажая кожу, лопающуюся и исторгающую струи пара. Закипевшие глазные яблоки разорвались в клочья, кожа с головы килрача лохмотьями слезла, открыв покрывающийся трещинами череп; то же самое происходило с телом, окутанным клубами пара. На мгновение Джеймс ощутил сострадание к неимоверным мукам Фашара, но тут же вспомнил, что еще чуть-чуть — и на месте заместителя командора Тагар Дусит умирала бы Жанна.
С громким треском полуразрушенное тело килрача лопнуло на тысячи кусков, под свист нашедшего свободу перегретого воздуха. Отвернувшись от ужасного зрелища, юноша неверной поступью пошел прочь. Куда и зачем он не думал: один порыв завладел разумом, подавив остальные мысли и желания. Спать, лечь и заснуть, дать отдых усталым мышцам и разуму, избавиться от кружащегося мира в глазах и жгучей боли в раненых руках и груди…
— Я выдержу, — чьи-то руки обхватили его, помогая опуститься на землю, покрытую мягкой травой; кто-то шептал ему в уши бессвязные фразы, преисполненные благодарности и любви. — Я выдержу…
Он отключился!
Пространство над Изольдой, боевая база «Гетман Хмельницкий», капитанский мостик. Через сорок семь минут.
Джонсон, баюкая сломанную руку, лежал на холодном полу мостика. Вокруг все было черным и красным: черным — из-за вонючего дыма от тактического дисплея и панели радистов, а красным — из-за крови, что заливала ему глаза. А он почему-то не чувствовал боли: ни в руке, которую сломал, кубарем катясь по лестнице после попадания в базу антиматерии; ни в груди, через которую прошел электрический разряд, когда его швырнуло на разрушенный пульт радиста; даже голова не болела, хоть он давно потерял счет ударам по ней.
На него упала чья-то тень, потом до мелочей знакомый голос прозвучал где-то над ухом:
— Ну что, старик, держишься? Держись, скоро врачи придут… — Фарбах в разодранной рубашке и без кителя, плюнул на все и уселся просто на пол рядом со своим заместителем. Сначала Джонсон воспринял это спокойно, а потом задумался: как же так, командор сидит, а я лежу перед ним? А за ней появилась вторая мысль: база! Я должен доложить командору про базу…
— Нет, Блэйк, лежи! — Фарбах заметил его потуги подняться и с тревогой склонился над ним. — Все в порядке, все в порядке! — он повторял это раз за разом, вытирая лоб рукавом рубашки, которая когда-то была белой, а теперь стала красно-черно-серой.
— База… — прошептал Джонсон.
— С базой все в порядке… в основном, — настойчиво сказал командор. — Мы победили, дружище, слышишь меня? Победили!
«Победили…» Джонсон пару минут обдумывал слова Фарбаха и решил, что это хорошо, про что незамедлительно сказал (точнее, прошепелявил) командору.
— Да, да, хорошо… А знаешь что? Разведчики с семнадцатой базы встретили Джеймса с Жанной и теперь везут их домой. С ними тоже все в порядке, разве что Джеймс слегка ранен. А ты отдыхай! — строго добавил командор. — Считай, что твоя смена на сегодня закончилась.
Джонсон усмехнулся настойчивости командора, но промолчал, заинтересованно смотря на огоньки пламени на месте тактического дисплея. Он хотел про что-то спросить у Джона, но никак не мог вспомнить про что именно. «Сейчас я немного отдохну, — подумал он, — и тогда обязательно вспомню».
Вздохнув, Джонсон смежил веки. Вскоре он крепко спал, словно ничего и не было.
Изольда, база Конфедерации номер семнадцать. 2385.1.1, 23:09 (16:39 по местному времени).
С шумом в небо взмывали транспортные корабли, один за другим, увозя с собой людей и оборудование, которое не могли бросить здесь. Десятки летунов барражировали по периметру базы, просматривая джунгли в поисках врага, наземные орудия пристально следили за просеками в лесу, в любую секунду могущие выплюнуть десятки и сотни смертельных снарядов.
Вся семнадцатая база кипела, как растревоженный муравейник. Эвакуация заканчивалась, и от людей требовалось в спешном порядке завершить все, что не сделали раньше. Несколько групп саперов закладывали взрывчатку на различных участках базы, минируя здания, защитные комплексы и оставленное оборудование. Другие перепрограммировали системы наведения с таким расчетом, чтобы они открывали огонь по любой движущейся мишени; устанавливали боевых киборгов на режим автоматического поиска и уничтожения цели. Люди были вынуждены покинуть базу, но собирались максимально навредить килрачам, которые сунутся сюда первыми.
На всей территории оставалось только три или четыре места, где не было сумасшедшей беготни и напряженной работы. И в одном из таких мест, в медицинском отсеке транспортного корабля на взлетном поле, было двое людей, совсем недавно найденных и триумфально доставленных на базу.
Джеймс и Жанна лежали на диагностических койках, крепко пристегнутые к ним. Жанна спала, сладко улыбаясь во сне, а юноша, не шевелясь, смотрел на источающий темно-синий свет потолок.
«Изольда изменила меня!» — думал Джеймс, вспоминая события последних дней. Как это случилось и какими были изменения — пока он не мог сказать: это покажет будущее. И только будущее решит, были ли эти изменения во зло или во благо.
Жанна, очнувшаяся во время гибели Фашара, нашла вскоре его транспортное средство — что-то среднее между грузовой платформой и летуном. Именно на нем Фашар доставил генераторы силового поля и дефлектор, блокировавший работу магнитных полей их оружия. Приложив неимоверные усилия, она погрузила туда бесчувственного юношу, и они полетели к базе, тщательно обойдя сторожевой пост килрачей.
Потом… Потом были встречи, радостные лица, овации, периодически заглушаемые салютами. Жанна по пути рассказывала ему о том, откуда она знала принцип работы силового поля, что в конечном результате и спасло их (еще бы понять, как те килрачи, на Сенай, могли это предвидеть?); рассказывала о долгом пути через джунгли, пока он был без сознания; рассказывала обо всем, что произошло, пока они были оторваны от мира… Она говорила, и, казалось, не могла наговориться, словно еще до конца не веря, что им удалось спастись.
Им рассказали про кровавый бой на орбите Изольды, про мужество и героизм людей, которые ценой ужасных потерь отстояли планету. Кто-то рассказал, что с Дакоты прошло сообщение про несколько мелких поражений килрачей там. В другое время это ничего бы не значило, но, так как Аа'асиай с помощью «Гетман Хмельницкий» прекратил свое существование, у них не осталось опорных баз в секторе и «котячий» флот в полном составе отступил в сектор Оариис-с, окончательно оставив Дакоту. Так же рассказывали, что под Новый год в секторе Ригель началась мелкая заварушка двух соединений, незаметно переросшая затем в громадное сражение восьми дивизий. В ходе этой битвы, захватившей несколько десятков парсеков, были отбиты две звездных системы, и практически весь сектор перешел под контроль сил Конфедерации.
«Мы отступаем здесь, — думал Джеймс, прислушиваясь к гулу двигателей. — Отступаем, а в других местах отступают килрачи. Место боя сейчас в секторе Дакота, а сюда придут другие корабли, пилоты, воины и отобьют эту систему, а за ней и весь сектор. Здесь мы сделали всего лишь один шаг назад, который потом превратится в победную поступь вперед. И он превратиться, — мысленно пообещал самому себе молодой пилот. — Пусть через год, пусть через десятилетие — но превратиться! Мы отобьем у килрачей всю нашу территорию, наши поселения, миры, а уже потом будем думать, где следующее место боя, и нужно ли оно нам…»
Задрожав всем корпусом, транспортный корабль взмыл в высоту, взметнув на стартовой площадке клубы пыли. Четыре «Ворона» пристроились спереди, сзади, по оба бока от него, и эскорт, описав над базой прощальный круг, понесся в небо, где их с нетерпением ждал «Гетман Хмельницкий».
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ.
«Alea jacta est.»

Эпилог.

Боевая база «Гетман Хмельницкий», где-то на границе секторов Фито-12 и Дакота, кабинет командора. Две недели после эвакуации из системы Куросао. 2385.18.1.
Выключив интерком, командор «Гетман Хмельницкий» Джон Фарбах посмотрел на сидящего перед ним Джонсона, и слабая усмешка промелькнула в его глазах: темно-фиолетовые синяки, медленно заживающие ссадины, белые кресты пластыря на щеках и лбу, рука в гипсе — его заместитель выглядел очень колоритно.
— Военный Совет?! — полуутвердительно не то спросил, не то вздохнул Блэйк. Его сообщения приходили чаще всего и успели всем порядком надоесть: командору, который обязан был ответить на каждое, Джонсону, читавшему эти сообщения экипажу, и команде «Гетмана Хмельницкого», выслушивавшей их.
— Военный Совет, — подтвердил Фарбах. — Прислали соболезнования от всей Конфедерации и список наград.
«Соболезнования!». Этого они получили вдоволь: для «Гетмана Хмельницкого» битва над Изольдой закончилась страшными потерями. Погиб Бабай, смертельно раненая Вещунья умерла в госпитале; из ста девяноста космолетов, принявших бой, сто сорок три было сбито. Полуразрушенный «Авангард» протаранил один из вражеских крейсеров и погиб вместе с ним, «Молох» требовал долгого ремонта и неизвестно, можно ли будет вообще восстановить его; самого «Гетмана Хмельницкого» ждала верфь в Оркосе: повреждения боевой базы были слишком серьезны, чтобы идти с ними в зону конфликта. Но ценой таких потерь и жертв людям удалось отстоять Изольду и уничтожить почти весь флот килрачей (хоть, по правде говоря, от флота Конфедерации тоже остались рожки да ножки: из системы, кроме боевой базы и «Молоха», ушло только девять крейсеров).
— А что длиннее: награды или соболезнования? — поинтересовался подполковник, гоня мрачные мысли прочь. — Нам там, случайно, парочка не завалялась?
— Завалялась и даже не парочка, — весело расхохотался Фарбах. Но вот кое-что, что тебе, несомненно, понравиться. Посмотри, — он перебросил через стол лист, — третий с верху.
— Так, третий сверху… — почесывая подбородок, Джонсон провел пальцем по списку. — Ага, Ли Твист: повышение в звании до майора, золотая звезда, орден за мужество и… — он запнулся, присвистнул и уважительно покачал головой. Сам он служил во флоте больше двадцати лет, но даже и не мечтал получить такое — на миг Джонсон почувствовал легкую зависть. Фарбах, внимательно наблюдавший за выражением его лица, с усмешкой кивнул головой:
— Впечатляет, правда? Но я думаю, что он вполне заслужил эту награду, а?
— Более чем заслужил! — с жаром согласился Джонсон. — К слову сказать, как он?
Командор взял свой миникомп и пожал плечами:
— Выздоравливает. Зато на отсутствии внимания ему пожаловаться трудно: Констильон теперь чаще можно встретить в госпитале, чем где-нибудь еще, — в глазах Фарбаха вспыхнули шкодливые огоньки.
— Вы сообщили ему про решение Военного Совета?
— Еще нет. Я думаю — пусть это будет сюрпризом для всех. И тебя прошу не рассказывать никому.
— Пожалуйста. А когда будет церемония награждения — ее-то подготовка полностью лежит на мне?
— Как на счет двадцать второго февраля? — сверился со своим календарем командор. — Это канун дня создания Конфедерации — не плохо бы преподнести всем подарок к празднику.
— Подарок так подарок, — согласился Блэйк. — Мне сообщить про это команде?
— Успеется, — Фарбах вытащил на свет темно-синюю папку. — Теперь вот что: если мне память не изменяет, недавно ты подал заявление на перевод в планетарные войска, если будет возможность. Ты до сих пор желаешь этого?
— Да, Джон, — твердо и без колебаний ответил Джонсон. — Мне нравится служить под твоим командованием на «Гетмане Хмельницком», но я предпочитаю воевать на твердой земле, чем в этой пустоте.
Фарбах на миг прикрыл глаза: естественно, он знал про намерения своего заместителя и знал, что рано или поздно тот покинет боевую базу, но только теперь понял, что очень хочет, чтобы Блэйк остался. Он был прекрасным офицером, смелым и расчетливым командиром, но кроме всего этого он был еще и другом Фарбаха. Вместе с ним рвались незримые нити, и какой-то мерой эта потеря была самой тяжелой для командора. «Как и вся наша жизнь, — подумал Фарбах. — Что-то заканчивается, а что-то — начинается». Он тяжело вздохнул:
— Что ж, Блэйк, мне будет не хватать тебя. Но Военный Совет повышает тебя в звании до полковника и запрашивает моих рекомендаций. Я намерен рекомендовать, чтобы тебя перевели на постоянную службу в сектор Фито-12 — там сейчас нужны толковые и способные командиры.
— Спасибо, Джон! — слегка покраснев, ответил польщенный похвалой Джонсон, и тут ему в голову пришла новая мысль: — А кого ты назначишь на мое место?
— А вы как думаете, подполковник? — с суровой официальностью прищурился командор. — Пока я нашел только одну кандидатуру, вполне подходящую на ваш пост, и вряд ли найду другую.
— Ли Твист? — Джонсон был практически уверен в ответе.
— Ли Твист. Этот юноша произвел на меня впечатление. Конечно, он молод, но, с другой стороны, успел сделать немало.
— Что ж, против этого я ничего не могу возразить, даже если бы и хотел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51