— Чего я не могу понять, так это почему.— Не волнуйтесь так на это счет. Давайте лучше поговорим о вас самой. Вы знаете, что у вас обострившаяся депрессия?— Что?— Одинокая симпатичная женщина, одна на базе под Рождество. Ни парня, ни семьи, ни друзей. Звучит депрессивно. Думаете, что хоть кто-нибудь сочтет это странным, когда я расскажу о том, как вам было плохо, и как подавлено вы выглядели? Одинокая, расстроенная из-за Джека? Мы поговорили с вами об оружии, и вы сказали, что собираетесь съездить пострелять из своего PG -90 , а когда я предложил поехать с вами, вы отказались, и теперь я чувствую себя виноватым… ну, вы понимаете, к чему я…— Праздничная депрессия? Что, я возьму и пристрелю себя под Рождество?— Нет, это я вас пристрелю. Вся эта история, лишь прикрытие.— Почему вы делаете все это?Пауза. И затем: — Извините. Я не могу вам этого сказать. Ведите машину.Она умолкла. Она вела машину. Она смотрела за тем, как дорога разматывалась перед нею, подобно широкой черной ленте и гадала, что, черт возьми, ей делать. Ее пугала одна и та же мысль, что зациклившись, все прокручивалась в ее голове — У него пистолет; он забрал мой PG -90; все, что я могу, это вести машину… Они были на том отрезке дороги, что плавной дугой изгибается к югу в сторону Норт Форк Луммума Крик. Ручей был справа от нее, а впереди она видела как дорога заканчивается, утыкаясь в другую, идущую с юга на север.— Все, что я могу, это вести машину… Осторожно, она скосила глаза направо. Ручей был покрыт льдом, берега резко обрывались вниз, образуя что-то вроде трубы, общей шириной где-то метров десять и не очень-то глубоко. Ей было еще полкилометра, по ее прикидкам, прежде чем дорога сменит направление.— Все, что я могу, это… ВЕСТИ машину… — Прямо вперед, до конца, а затем направо, — сообщил Пауэрс.— Угу, — отозвалась она. И затем, прежде даже, чем она смогла уговорить себя на подобное безумство, она рванула руль вправо, врезав ногой по педали газа.Много чего произошло менее чем за одну секунду. Визг шин, стирающихся об асфальт и затем скрежет гравия, когда машина слетела с дороги. Голова ее закружилась от резкого заноса, синее небо и коричневая трава пронеслись перед стеклом, ремень безопасности врезался ей в грудь и живот. Неожиданный рывок снес Пауэрса влево, он успел испуганно вскрикнуть, и Кэролайн, кажется увидала, как руки его мотнулись, лазер рванулся вправо. Коробка-футляр PG -90 , врезалась об его колени, рухнула под ноги и раскрылась. Пальцы Кэролайн аж зачесались от желания схватить пистолет, но она не отпускала педали газа, и вот уже и ручей, и черный пролом, и затем передние колеса машины оказались в воздухе, их словно катапультировало вперед; падение, удар — машина скрежещет, тараня лед и мерзлую землю. Она почувствовала как ее рвануло вперед, когда машина резко остановилась; с хлопком спасательный мешок водительского сиденья вылетел наружу. Привязной ремень зажало в упряжи, он так туго врезался в нее, что синяки, скорее всего останутся как минимум месяц, Лицо ее врезалось в мешок, а затем отскочило, как шайба от бортика в резком ударе. Удар ошеломил ее, звездочки летали вокруг, шея трещала, но она боролась, яростно, сражаясь со своим телом, жаждая крови. Пауэрс также был расплющен мешком, и он потерял свой лазерный пистолет, улетевший на заднее сиденье.Мешки только принялись сдуваться, а она уже была готова к этому. Отстегнув ремень, она ринулась вперед, отпихнула полусдувшийся пассажирский мешок вбок и потянулась к PG -90. Но он уже был там, его колени пихали ее вниз и вперед. Ее руки были зажаты ими, она была припечатана к бардачку, рычаг коробки передач вдавливался ей в живот. Он не мог одновременно держать ее и хватать пистолет, но и она не могла ухватить его. Так что она крутнулась вбок, увидала прямо перед собой обтянутую нейлоном ногу и укусила ее, сильно.Вкус мокрого нейлона и соленой крови заполнил ее рот, когда зубы ее прорвали его кожу. Заорав от боли, Пауэрс дернулся в сторону, и пальцы ее коснулись холодного металла, PG -90 , был в ее левой руке и она дернулась назад, зная, что ей нужно выбраться из этого тесного пространства как можно быстрее, или он обберет у нее пистолет…Перекинув пистолет из левой руки в правую, она одновременно принялась искать ручку двери. Но пальцы ее лишь напрасно скользнули по пластику, а затем было слишком поздно, поскольку лицо Пауэрса исказила ярость, и он ринулся к ней.Так что она застрелила его.
Каньон Смерти 24 декабря 2438 года 16:30 Солнце скатывалось вниз прямо перед нею, и желтые лучи его красили скалы в бронзу, непереносимо яркую. И силы и время ее были на исходе. Она была близка к цели, каньон был прямо перед нею. И что тогда? Голова ее кружилась, ее морозило. Угловатый ее учебный лазер бился о правое бедро. Левая ее нога была одним, цельным, сгустком боли, ударами посылая боль, да к тому же, со всей этой ходьбой, продолжала кровоточить. Вся левая ее штанина была черной, и пахла не самым лучшим образом, она чувствовала, как кровь пропитывает ее носок. Ботинок ее уже хлюпал.Он ее гнал. Она знала это, осознала, когда попыталась сделать петлю, чтобы спрятаться где-нибудь в окрестностях озера Фелпс. У нее имелось полу оформившееся желание прошмыгнуть назад к палаткам поискового отряда, порыться в их рационах, позаимствовать скатку, может быть, найти рацию. Но каждый раз, когда она отклонялась в сторону, раздавался хлопок винтовки, и кусок коры отлетал с ближайшего дерева под визг пули. Тот факт, что время между ними все сокращалось, означал, что он подбирается все ближе, что было не так уж и трудно, поскольку у Кинкейда были две здоровых ноги.— Но как он смог протащить винтовку? Он хорош, но не настолько…- Она думала насчет того, чтобы бросит ему вызов, заставить Кинкейда показаться ей. Он не был готов ее убить, еще нет. Чем больше она об этом думала, тем больше ей казалось, что он хотел оставить ее в живых. Но почему? Ее мозг бился над этой задачей, потому что что-то в этом всем было не так. Кинкейд, с чего бы Кинкейду… Озарение полыхнуло в ее голове — солдаты, усаженные в линию, спиной к их палатке, с шеями, украшенными кровавыми горжетками… Что-то здесь было не то, но что? Нет, не пулевые отверстия. И не одежда. Их шеи, да; что-то с ними не то… Она глянула на свой нож, и ответ сам прыгнул ей в голову.— Ну конечно же, конечно. Это единственное объяснение. Крутнувшись назад, она глянула вдаль по проходу, и засекла его — черное пятнышко, становящееся все крупнее. Она попыталась использовать свой прицел, но ее слишком трясло от усталости и кровопотери, картинка просто расплывалась в окуляре, и она сдалась. Вместо этого она принялась ждать, не уверенная, что же будет делать, когда он доберется до нее. Но она с этим справится.Потому что теперь она кое-что знала. Кое-что. * * * Когда она перестала двигаться, полковник тут же оказался в затруднении. Новое беспокойство — новая морщинка, а ему не нравились морщинки. Это было очень важно — чтобы она добралась до края каньона. Было важно, чтобы она не пропустила снег, потому как он не думал, что у них будет так уж много времени. Но когда она остановилась, он прильнул к прицелу своего «Баррета», увидел ее волосы, прилипшие к взмокшему лицу, и темные тени под провалами этих глаз.Увидел ее движения ее губ, складывающиеся в слова, Иди-ка сюда сам, говнюк. Ну-ну. Когда он подошел к ней метра на три, он был здорово разочарован, не увидав на ее лице ни шока, и ужаса. Ужас он бы еще понял. Фактически ужас он бы и предпочел. Но она лишь кивнула, торжествующе, словно выиграв какой-то спор сама у себя.Затем она заметила, — Вам стоит получше выполнять свои домашние задания… полковник? Или же санг-шао ?Превосходный психологический прием — Оставь первое слово за собой, огорошь вопросом, прояви превосходство. Превосходный тренаж — вызов, решимость. Упорство даже в безнадежной ситуации. — Полковник вполне подойдет, хотя акцент довольно небольшой.— Я присутствовала на ряде пост-брифингов после Тибальта. — глаза ее обшарили его с головы до пят, и он ощутил, как он вновь впился, жгучий как луч лазера, на растянутом, лоснящемся шраме, изгибавшимся подобно скимитару от левой его брови до правой челюсти, прежде чем нырнуть вниз по шее под воротник его парки. Лишь он знал, что шрам продолжается и дальше, вплоть до сердца, разбегаясь во все стороны, подобно паутине. Он отказался от пластической хирургии. Пускай тело его само будет свидетельством.Так что он знал, что она видит — рубец, розовый словно кожица новорожденной крысы, и оттягивавший левый уголок его рта, так, что губы его всегда были чуть разошедшимися с этой стороны, со струйкой слюны, вечно текшей оттуда. Ожоги стерли его левую бровь и поры кожи, а нос его был обрезан так, что ноздри его напоминали две черные дыры, выделяясь словно норы песчаной гадюки. Левый его глаз сварился не хуже яйца, и орбита взорвалась. Он не видел необходимости в наглазной повязке, так что левая глазница представляла собой иссохший розовый кратер.Затем она заметила. — Вы определенно компенсировали утрату левого глаза. В стрельбе, я имею в виду.— Похоже. Оценка дистанции была немного проблематичной, но я наловчился. Все равно для стрельбы нужен лишь один хороший глаз. — чуть склонив голову набок, он принялся изучать выражение ее лица. — Так ты все поняла. Как?— Вначале нет. Но потом я припомнила тех солдат. — Она мотнула головой в сторону «Баррета», свисавшего на ремне с его правого плеча. — Кинкейд левша. Левша не резал бы им глотки от левого уха, но вы резали их сразу же после того, как рассадили, и стояли сзади. Разрез глубже под левым ухом и сходит на нет справа. Левша в жизни бы подобного не смог. Но вы смутили меня на некоторое время. Так что… — сделала она паузу, — …где Кинкейд? Вы убили его, не так ли?Он ответил ей взмахом винтовки, впрочем, оставаясь подальше от пределов ее досягаемости. Может она и была ранена, да, он знал, что силы почти оставили ее, но она была достойным противником, более чем доказавшим свою отвагу в бою. — Там, наверху, над Каньоном Смерти.— Я задала вам вопрос.— А я не готов на него отвечать, и ты не в том положении, чтобы спорить.В ответ она поизучала его взглядом, немного, после чего опустилась на землю, неловко благодаря раненой ноге. — Я никуда не пойду. И не думаю, что вы пристрелите меня здесь. Я нужна вам живо и наверху. Интересно с чего бы? Это что, месть?Он ухмыльнулся, неловко, благодаря своему шраму. По своему опыту он знал, эффект был упыриный. — Ты — соус. Э-э… как бы это сказать? Моя награда? Жду не дождусь этого. На тебя у меня особые планы. Но ты не рождественская индюшка.— Тогда кто индюшка? — поинтересовалась она, не меняя выражения, хотя он заметил как уголки глаз ее сузились, и знал, разумеется, что она знала, но не могла этого сказать, поскольку прототип боевой машины должен был быть секретным. С чего же еще убивать ее пилотов?Он уже собирался ответить ей, как вдруг услышал… что-то не то. Взрывы. Нет. Гром? Он видел, что и она услыхала это, и тогда он повернулся налево, прямо на север. Звук это донесся до него вновь, более четким, и в это раз он узнал его, низкий, ритмичный чоп-чоп-чоп вертолета, большого, судя по звуку, возможно «Дезерт Кобра» или «Редхок» огневой поддержки, войск Гегемонии.— Что-то они рано. Как? Кто их предупредил? Но все равно, слишком далеко, чтобы представлять угрозу. Он напрягся, желая увидать, направится ли он прямо к ним, или купится на приманки, расположенные им по пути. Ждем. ждем… и он выдохнул, расслабившись, когда звук утих. Но он знал, что тот еще вернется.Глянув вниз, он увидал изумрудно-зеленые глаза лучащиеся триумфом. — Похоже, времени у вас осталось немного.— Нет, — сказал полковник. Он крутнулся, нога его в ботинке описала полукруг в развороте, впечатавшись ей в правый висок. Жестоко, но эффективно. Голова ее отлетела влево, и она повалилась навзничь, не издав ни звука. Он подождал немного, встав на колени, проверяя пальцами пульс на ее шее — нитевидный, но стабильный. Так близко, касаясь ее… соблазн мучил его. Но вместо этого он закинул винтовку за спину, наклонился, схватил ее за обмякшие запястья, после чего закинул на свое левое плечо. Ее учебный лазер сполз набок, лямка застряла между его спиной и ее грудью. Он была легче, чем он ожидал. Это было хорошо, поскольку ему оставалось еще не меньше километра, а то и двух.Вертолет — это было не хорошо. Он появился слишком рано, и это означало, что что-то… пошло не так. Бросив взгляд влево, на расширяющийся выступ, ведший вверх в нескольких сотнях метров, он убыстрил шаг. Ему не хотелось чтобы вертолет нашел их до того, как он закончит — с ними обоими.И с Амандой и с Кинкейдом. * * * Кинкейд побывал в передрягах. Истребитель в плоском штопоре, он, с капелланцем, в драке на ножах, причем в тесной телефонной будке, — все это было хреново. Битва за Тибальт — гораздо хреновей. Но ситуация, в которой он пребывал сейчас, была хуже чем просто хреновой. Сама ситуация — капелланцы в Гегемонии, капелланцы, просочившиеся на Терру, да еще и на одну из наиболее секретных баз Терры — черт, да это было, считай, на грани катастрофы.У Кинкейда было четыре дня наслаждения капелланским гостеприимством на то, чтобы оценить, и даже переоценить, ситуацию. Три дня назад, когда они подстрелили его, и затем он очнулся в тот момент, как грубые руки неловко расстегнули его парку и сорвали жетоны с его шеи, он из первых рук получил возможность оценить, насколько действительно, нет, действительно , плоха была сложившаяся ситуация. Они могли убить его, да и должны были. Но он понял, — в тот же момент, как увидал полковника и розовую путаницу шрамов вместо левого глаза, — что они держат его в живых по очень особому поводу.— Я позволю тебе жить, пока, — прошипел полковник, так близко, что Кинкейд почувствовал капельки его брызгавшей слюны у себя на лице. Лицо его было багровым от ярости, губы кривились, полковник держал его, стиснув в кулаке ворот его футболки, выкрутив ее до тех пор, пока Кинкейд не начал хватать ртом воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10