Пока она дождалась темноты, у нее уже не осталось никакого терпения, лицо Кэрол сморщилось в недовольной гримасе, и в гневе и напряжении она сжала свои маленькие кулачки. Телефоны не работали, и она чувствовала себя отрезанной от всего мира. Ей было страшно, но она уже не чувствовала себя маленькой девочкой, как все эти годы.
Пройдет несколько недель, прежде чем ее кожа заживет окончательно и она сможет выступать перед аудиторией, и Макс наверняка рассердится на нее за то, что она не смогла как следует позаботиться о себе. В этом она была уверена.
Солнце садилось, и Кэрол надеялась, что бабочки заснут или, во всяком случае, оставят ее в покое, что позволит ей уехать наконец из этого места. Она не могла только вспомнить, где оставила ключи. Они были где-то там, наверху. А где она оставила кошелек? Наверное, он лежит там же, вместе с кредитными карточками и деньгами. Через час будет уже достаточно темно, и тогда она попробует их найти. Кэрол не собирается сидеть здесь вечно, как напуганная девочка, под властью этих ненормальных насекомых. Она не позволит им вмешиваться в ее жизнь и разрушать то, ради чего она столько работала. Слишком уж многим ей пришлось пожертвовать, пробираясь наверх, к славе. Они что, не понимают, кто она такая? Или не соображают, что им не положено есть людей? Что она — шерстяной свитер в конце концов?
Кэрол засмеялась, подумав об этом, и почувствовала себя в большой безопасности, ощутив новый прилив надежды. Пусть бабочки узнают, кто здесь настоящий хозяин. Им придется выпустить ее. И что они от нее хотят, кстати?
Темнота снаружи сгущалась, и маленькие окошки под потолком постепенно покрывались телами бабочек. Она видела их омерзительные лохматые ножки, коричневые тельца, находящиеся в постоянном движении, ползающие по стеклам и наползающие друг на друга. Ее затошнило — мало того, что они злили ее, они еще и вызывали тошноту.
Почему они не полетели в какое-нибудь другое место, в другой город? Ведь южнее, в часе езды отсюда был еще один город! Они легко могли туда перелететь — им бы это не составило труда. Что их так привлекло в поместье Стоул? Что здесь такого вкусного, чего нет в других местах?
Кэрол встала и зашагала кругами, высоко подняв голову и все еще сжимая кулаки. Она стиснула зубы, вспомнив о том, что говорил ей Макс: «Не живи в деревне, — говорил он. Живи в городе, как тебе и полагается. В деревне для тебя нет ничего, — повторял Макс. — Ничего».
Теперь она начинала ему верить. Если ей удастся выбраться отсюда живой, а ей это обязательно удастся, она снимет себе чудесную квартиру в Манхэттене, прямо на крыше небоскр°ба, и прекратит это наивное подражание «одной из тех самых», кто имеет простые вкусы и ни в чем не нуждается. Хватит, уже попробовала.
— Хватит, попробовала, — закричала она изо всех сил. Вы это слышали, бабочки? Оставьте меня в покое!
Кэрол тяжело дышала, наконец-то ее злоба и гнев вылились куда-то, хоть таким образом. Какая же это была глупая затея — жить в этой идиотской глуши и быть полностью отрезанной от настоящего мира, изолировавшись в искусственной местности, которая сама себя всем обеспечивает. Успокоительные таблетки лежали наверху в ванной комнате, или в кошельке, или еще где-нибудь. Но где бы они ни были, их не было рядом, а сейчас они пришлись бы очень кстати. Кэрол вздохнула.
Снаружи становилось все темнее, и ей показалось, что сейчас уже можно сделать попытку выбраться наверх, пока еще остались силы. Она знала, что если будет продолжать ходить так взад-вперед, волнуясь и сердясь, ходить и опять садиться, вскакивать и кричать, то через несколько часов она уже будет настолько измучена, что у нее не останется сил ни на какие действия, кроме как просто взять и выйти наружу к этим ужасным тварям.
Нет, она совсем не боялась потерять голову. Она жила в напряжении многие годы: слава всегда находит тех, кто может выдерживать напряжение, отворачивается от тех, кто не может. Что значили несколько бабочек по сравнению с озверевшей толпой в Карнеги Холл? Или по сравнению с выступлениями, для верхушки общества? Совсем ничего. Вот именно!
Тихо и осторожно Кэрол поднялась по лестнице. Не было смысла безрассудно рисковать. Она открыла дверь из подвала и выглянула наружу, проверяя коридоры. Все казалось спокойным. Бабочки отдыхали на стенах. Наверное, у них был дикий праздник: они пожирали обои — семьдесят пять долларов за рулон! «Ладно, пусть жрут, что хотят, — подумала она. С этим домом я уже все решила. Если я его продам, то, возможно, новым владельцам и не понравятся эти обои. Так что пусть хоть кто-то ими насладится».
Она заметила кошелек на журнальном столике у входной двери. Он был весь покрыт бабочками. Оглянувшись вокруг, она увидела, что не только кошелек, но и все остальные вещи покрыты ими. Как же она достанет ключи, не дотрагиваясь до кошелька? Никак. Ей придется схватить кошелек, отбиваясь от кусающихся противных тварей, и вынуть оттуда ключи. Потом ей надо будет открыть входную дверь (Боже мой! Она тоже была полностью облеплена ими) и бежать к машине.
А вдруг она оставила окна машины открытыми? «Нет, подумала она. — Прекрати. Прекрати немедленно! Ты закрыла окна в машине, когда увидела, что собирается дождь. Ты их закрыла. С машиной все в порядке».
Кэрол сделала глубокий вдох, успокаивая себя как только Можно перед тем, как совершить невероятное. Она закрыла окна в машине. Она была уверена в этом. Но ведь можно безо всякого вреда для себя выглянуть в окно и проверить, правда ли? «Лучше убедиться лишний раз и не рисковать, — подумала она. — Не надо риска, когда в этом нет необходимости».
Но через свободное место в окне, откуда была видна машина, она не смогла разобрать, были ли стекла подняты или опущены. Она напрягла зрение, но было уже слишком темно, и машина стояла под таким углом к окну, что разглядеть было трудно. Кэрол с трудом сглотнула, чувствуя в горле горький привкус желчи. Она шагнула в фойе и остановилась в футе от кошелька. А что, если ключи не в нем? Тогда что? Придется отбиваться от бабочек и искать их в каждом углу? Тогда уже будет слишком поздно!
Она чувствовала, что больше не может оставаться в этом доме. У нее просто не выдержат нервы, а ее шанс заключается в том, чтобы попасть в машину и выехать из поместья. Она протянула руку к кошельку. Рука дрожала.
Стоп! Она может защитить руку, надев на нее пару перчаток. Нет необходимости хватать кошелек голой рукой. Она отвела руку в сторону и отступила на несколько шагов назад. Перчатки были наверху в спальне, в одном из ящиков в шкафу. А что, если шкаф тоже покрыт бабочками? Что тогда? Неизбежное все равно произойдет, можно только оттянуть это.
И тут по какому-то наитию она схватила кошелек.
Бабочки взметнулись в воздух и окружили ее густым роем, летая вокруг груди и головы. Вскрикивая, она отмахивалась от них свободной рукой, а другой рукой открывала кошелек. Ключи были на месте. Теперь нельзя терять времени. Кэрол повернулась, сделала два быстрых шага к двери, рывком открыла ее и выскочила наружу. Машина стояла во дворе.
Она бежала и чувствовала знакомую боль, ту самую, которую испытывала по пути к подвалу. Бабочки протыкали ее нежную кожу, делая ей больно, она вздрагивала, и с ее губ слетали проклятья. Казалось, что чем быстрее она бежит, тем сильнее они жалят ее. Тогда Кэрол рванула по лестнице вниз, перепрыгивая сразу через две ступеньки, и тут же пожалела о своей ошибке. Она споткнулась и упала на колени. Боль от удара о бетонную дорожку была ерундой по сравнению с пульсирующей, невыносимой болью во всем теле.
— Нет! — закричала она, вскакивая и бросаясь к машине.
Ей было уже трудно видеть, так как бабочки летали плотным облаком у самого ее лица. Машина — где же она? «Теперь налево, — говорила она себе. — Соберись с силами, не впадай в панику. Не паникуй!»
Наконец Кэрол нащупала стальную ручку дверцы и рванула ее на себя. В машине зажегся свет, и сквозь рой бабочек она увидела, что машина была переполнена ими. Они сидели на дверцах, на сиденьях и даже на руле. Она отпрянула, и споткнулась.
Через секунду боль стала невыносимой и захватила ее полностью. Кэрол упала на землю и потеряла сознание.
8
Они смертельно устали, тела их ныли от боли, кожа была изуродована и покрыта болячками — будто на ней происходило какое-то сражение. Гарри подумал, что они выглядят так, словно переболели каким-то ужасным видом оспы в очень тяжелой форме. Они молча сидели на полу, прижавшись спинами к кухонным стойкам и шкафам и ожидали кого-нибудь или чего-нибудь, любого ответа или сигнала, который, как они понимали, никогда не придет. Нависший страх был почти осязаем: он, как электрический ток, проходил через воздух от одного к другому, увеличиваясь и разрастаясь.
Гарри знал, что им нужно что-то предпринимать, что нельзя делать то, что предложил Фред — просто сидеть и ждать. Ведь совершенно невозможно сказать, сколько еще времени кухня будет оставаться безопасным местом, и неизвестно, сколько еще будет продолжаться это нападение бабочек. Было бы неплохо узнать, что происходит снаружи или, по крайней мере, в остальной части здания. Но они заплатили своей безопасностью за невозможность узнать это — в кухне не было окон, а открывать двойные стальные двери было слишком рискованно.
— Привет, мистер Мейер, — сказала Филлие, нежно трогая его за руку и улыбаясь.
Гарри улыбнулся в ответ.
— Привет, миссис Мейер.
— Как это остроумно! — съязвила Лиз. — Надо же, молодые возлюбленные! Или к вам вернулось детство?
Гарри мельком взглянул на Лиз. Единственной причиной ее высказывания было то, что она сама была несчастлива, ее отношения с Фредом складывались непросто. А Гарри был рад, что женился на Филлие, она всегда думала о нем так же, как и он часто думал о ней, и часто говорил ей об этом.
— Перестань, Лиз. Не надо так говорить, — прошептал Фред.
— Я ждала, что ты сам скажешь что-нибудь подобное, ответила Лиз. — Но твои действия подтверждают твои слова.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Фред, и его глаза сузились в две жесткие коричневые щелочки.
— Эй, вы двое, кончайте! — перебил его Гарри. — Дела у нас и без того неважные.
— Не твоя забота, толстяк, — огрызнулась Лиз.
Гарри сжал кулаки и стиснул зубы.
— Хватит, Лиз. Мы это выясним с тобой потом, — сказал Фред.
— Если это «потом» когда-нибудь настанет.
— Оно настанет, — уверенно сказал Гарри. — Я вам обещаю. Только давайте не раздражать друг друга. В этом нет необходимости. У нас большая беда, и уже поэтому мы должны быть вместе.
Лиз с усмешкой поклонилась:
— Как прикажете, великий вождь.
Филлие крепко сжала его руку, и Гарри не сказал ничего, о чем мог бы впоследствии пожалеть. Да, он на самом деле взял на себя роль вождя, но это не было запланировано. Просто когда они ворвались в комнату, чтобы помочь женщинам справиться с насекомыми, он первым сообразил, что нужно делать. Лиз же выставила все так, будто это он устроил нападение бабочек, чтобы иметь возможность командовать всеми.
— Ты можешь что-нибудь придумать? — спросил Джим у Гарри.
Гарри покачал головой.
— Пока нет. У меня недостаточно информации, чтобы продумать какой-то лучший способ действий.
— Нужно выйти на разведку, — предложил Джим.
— Нет, не думаю, — ответил Гарри.
— А почему нет? Ведь мы не знаем, что нам делать, потому что нам не известно, с чем мы там можем столкнуться.
— Нет, это слишком опасно. Забудь об этом.
— Мы не можем позволить себе забыть об этом, Гарри. Один из нас должен выйти туда и посмотреть, что там творится.
— Правильно, — поддержал его Фред. — И пойду я. — Он тяжело поднялся, отряхивая одежду руками.
Гарри посмотрел на него, заглянул ему в глаза, но не увидел там ничего, что могло бы заставить его отговорить Фреда от этого мероприятия. У Фреда был решительный взгляд.
— Хорошо, Фред. Но, ради Бога, будь осторожен.
Лиз забеспокоилась.
— Подожди минутку. Почему пойдешь ты? Пусть идут Гарри или Джим.
Фред отрицательно покачал головой и пошел к дверям.
— Фред! Будь осторожен, дорогой. Я люблю тебя, сказала Лиз ему вслед.
Фред повернулся к ним, его лицо уже не было таким жестоким, глаза наполнились любовью и жизнью.
— Я тоже люблю тебя. Не волнуйся. Я не герой.
«Да, если нам только удастся выжить...» — подумал Гарри. Может быть, чтобы сблизиться, именно этого им всегда и не хватало.
Фред нагнулся и начал вытаскивать тряпки из-под дверей. Не успел он освободить пару дюймов щели от тряпок и полотенец, как бабочки начали роем залетать в кухню. Не обращая внимания на боль, на укусы в голову, лицо и спину, он спокойно заткнул щель опять, а потом уже принялся давить на себе жалящих насекомых.
Когда он вернулся к товарищам, кровь капала у него из свежих ран, выступая алым бисером на лбу и щеках. Казалось, что кто-то метал в него стрелы.
— Ну, этот путь пока отпадает, — спокойно сказал он. Теперь я проверю черный ход. А вы все пока что отойдите отсюда. Я посмотрю, что там творится с этой стороны.
— Женщины пусть идут в этот угол, — сказал Гарри. Джим, ты пойдешь со мной. Если там есть бабочки, и они начнут проникать в щель, мы поможем Фреду справиться с ними.
— Нет, — сказала Филлис. — Мы тоже можем помочь, так же, как и ты с Джимом. Гарри кивнул.
— Хорошо. Ты согласен? — спросил он Фреда.
Фред не возражал.
— Почему нет? Пошли, — сказал он нагибаясь и помогая Лиз встать.
Гарри с удовольствием наблюдал, как они улыбаются друг другу. Все пятеро двинулись к стальным дверям. Гарри схватился за ручку и приготовился толкнуть дверь.
— Скажи, когда открывать, — обернулся он к Фреду.
— Ладно, — ответил Фред. — Приготовились? Давай!
Дверь распахнулась на фут, Фред высунул голову в образовавшийся проем и тут же в ужасе закричал. Джим схватил его за рукав, резко втащил назад, и оба они свалились на пол. Гарри захлопнул дверь, а женщины бросились к Фреду, хлопая по его лицу, будто оно было объято пламенем. Лиз плакала, звала его по имени и винила себя за то, что позволила мужу пойти на этот безумный поступок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24