Медленная, мучительная смерть. Нет, дети мои, не будет нам спасения. Маргарет умерла быстро, ее миновали последние мучения, которые мы испытываем теперь. Но даже она не покоится в мире, ибо темные силы, которым поклонялся ваш отец, забрали ее тело, ее душу, приняли ее. О да, я это точно знаю, и теперь мы должны взглянуть судьбе в лицо. Было бы слишком просто броситься со скалы и покончить со всем, но это стало бы лишь началом другой пытки, которая никогда не кончится!Мари опустилась на пол, обессилев после своей вспышки, после попытки рассказать правду Мэри и Идис. Она бы сделала это раньше, если бы не Идис; нельзя рассказывать ребенку о Сатане и о темных силах, но теперь она не могла больше откладывать. И Зок, он был всего лишь слугой лэрда, такой же порочный, как сам Альвер; но его хозяин обрек его на эту жизнь в аду вместе с ними.— Несколько ночей назад я видела сон, — продолжала Мари, когда силы вернулись к ней, она хрипло дышала. — Мне приснилось, будто муж мой тайно вернулся на остров и живет в темной пещере на берегу. Он жив, но в то же время мертв, слуга Люцифера, он поссорился со своим господином и был сослан сюда к нам, смертным. Его мечты о сыне разбились, он захотел вернуть дочерей, которых отвергал при жизни. Но зная, что они теперь отвернутся от него, он ждал их смерти, а затем забрал их тела в свой подземный ад, где сохранил их плоть и кровь и пленил их души. Да, это сон, но сон настолько реальный, что это могло быть правдой. Наш Господин отверг нас, и нас ждет Хозяин тьмы. Поэтому мы не будем издеваться над собой и устраивать христианское погребение. Мы последуем обычаю наших предков. Сожжем ее тело. Если огонь поглотит ее, даже мой муж не сможет заполучить Элизабет. Отдадим ее древним языческим богам!Мэри задохнулись от ужаса. Она схватила мать за руку и крепко сжала ее. Зок громко застонал в страхе. Только Идис не шевельнулась, глядя на пламя, глаза ее ярко светились, на юных губах играла улыбка.— Иди и сложи погребальный костер! — решительно приказала Зоку Мари. — Нам надо спешить. Используй сухой камыш, который служил нам постелями, чтобы разжечь мокрые обломки дерева. Пусть дым от костра подымется до небес, пусть его увидят люди на материке и поймут, что мы победили силы тьмы. Огонь разрушает и очищает; давайте же поступим так с Элизабет и с каждым из нас, когда мы умрем!Зок трудился большую часть дня, складывая огромный погребальный костер — массивное сооружение из кусков дерева. Он складывал его позади дома, из последних сил стараясь выполнить волю своей госпожи. Его мучила мысль о своем вероломстве, о последнем предательстве своего хозяина, он со страхом думал, каково может быть его наказание. Но у него не было выбора.Сумерки перешли в глубокую темноту, когда он закончил свою работу — костер получился восемь футов высотой, он состоял из слоев мокрых обломков кораблей и веток, принесенных на берег приливом. Но ветер был свеж; он разожжет пламя от сухих камышей, и оно охватит все остальное. Наверху он устроил помост, чтобы положить туда труп, и теперь им предстояло перенести мертвую девушку к месту ее последнего успокоения.Они еле затащили наверх труп, окоченевший, вызывающий отвращение; даже в смерти тело Элизабет, казалось, сопротивлялось им. Сооружение опасно покачивалось, когда они тащили и толкали тело Элизабет от одного слоя костра к другому; острые шипы и торчащие гвозди впивались в ее плоть. Однажды она громко застонала, когда внезапно лопнул застрявший воздушный пузырь. Зок задохнулся от ужаса, но женщина, почти превратившаяся г. скелет, тут же обругала его и стала подгонять с неимоверной настойчивостью. Наконец тело было на помосте, оно неподвижно лежало на ложе из веток, уставившись мертвыми глазами в низко нависшее небо, как будто даже Элизабет ощущала присутствие наблюдающей за ними силы.— Разожги огонь! — закричала Мари сквозь усиливающийся ветер. — И пусть древние боги примут мою возлюбленную дочь в свои надежные владения!Пламя затрещало в сухой топке, его желтые и оранжевые языки прыгали и росли, шипя лизали мокрое дерево, но не гасли. Поднялся дым, заклубился и поплыл на восток.Отблеск пламени костра освещал голых людей, стоящих рядом, золотистым светом, согревал их дрожащие тела, затем заставил отойти назад, потому что жар усилился. Костер сдвинулся, переместился в облаке искр, и тело Элизабет шевельнулось, как будто пыталось спастись. Повернувшись на бок, оно смотрело невидящими глазами сквозь густой дым. Языки пламени дотянулись до него, вцепились своими злобными пальцами, обугливая мертвую плоть.Зок упал на колени, опустив голову. Мари и Мэри стояли за ним. Идис была в нескольких ярдах от них, ее силуэт виднелся сквозь дым, она думала свои думы.Столб пламени прорвался сквозь помост, и он наклонился. Труп девушки соскользнул с него ногами вперед и встал в центре этого ада. Тело Элизабет было охвачено пламенем, плоть стала плавиться, капать с костей, от нее пошел острый удушающий запах, запах жареного человеческого мяса. Элизабет стояла как живая, они видели теперь ее лицо, ожившее в пламени; почерневшие губы ее шевелились. Глаза ее были открыты, сияющие и зрячие, они смотрели на присутствующих на сожжении.Она жива! — завопил Зок. — Мертвая ожила!Мари и Мэри закричали, но было ясно, что старый лодочник сказал правду. Может быть, это была просто оптическая иллюзия, созданная пляшущим пламенем, но ведь они слышали крики Элизабет, ее вопли от ужаса и боли, когда огонь начал пожирать ее.— Мама, сестры, что вы сделали со мной? Вы бросили меня в пламя ада!Лицо ее почернело, растаяло, словно сало свечи, пока не превратилось в бесформенную жидкую массу. Труп все еще стоял, извиваясь, издавая мучительные крики, а ветер выл и все сильнее раздувал пламя костра.Зок лежал лицом вниз, он стонал. Мари попыталась броситься к костру, но жар пламени оттолкнул ее.— Дитя мое, дитя мое, прости нас за то, что мы сделали с тобой!— Она жива! — истерически закричала Мэри. — Она не умерла, она только заснула, а мы сожгли ее заживо!Только Идис молчала, отступив от жаркого пламени адского в темноту, безмолвная фигура, для которой это был последний час детства. Она смотрела на происходящее с бесстрастным лицом, она не показывала ни горя, ни ужаса. Ее небольшое тело оставалось прямым, потому что она отрицала покорность и презирала остальных. Она одна понимала и ждала.Наступило утро, снова полил дождь, зашипев на раскаленных угольях; он начал тушить остатки погребального костра. Куча пепла разлетелась по ветру и стала частью природы.Идис смотрела на остальных, они начали шевелиться; Зок украдкой посматривал сквозь пальцы, Мэри отряхивалась, словно собака, только что переплывшая реку. А ее мать была карикатурой на когда-то гордую леди Альвер — она с трудом поднималась на ноги. Тело ее ослабло, но душа еще была сильна и непокорна. Она отбросила назад голову и широко раскинула руки.— Слушайте меня, — прокаркала Мари, обратившись к серым небесам, — ибо это остров смерти, и да будут все те, кто ходит по этой земле, прокляты, как прокляты мы. Никто не покинет этого места, и пусть же они страдают от мук, как мы, обреченные на вечные страдания!Над их головами прогрохотал гром, и темное небо на мгновение разорвал огненный зигзаг молнии. Это был отсвет темных сил, а потом облака вновь поплыли.И даже Идис бросилась на землю и спрятала лицо, дрожа вместе с остальными. * * * Зок опять отправился на охоту — бесполезная затея, потому что он ничего не добудет. Всего лишь предлог, чтобы побыть одному, они это знали, но были рады избавиться от него.Огонь тлел в камине. Стало невозможно как следует высушивать куски дерева на топливо, чтобы получить согревающее пламя. Мари закашлялась, и когда она повернулась к дочерям, они впервые увидели в ее глазах поражение. Их мать больше не в силах была скрыть свое чувство безысходности.— Я была не права, — прошептала она. — Я предала Элизабет огню, но он не очистил, не разрушил — ибо это был огонь ада! Он прибрал ее точно так же, как Сатана прибрал Маргарет. Скоро они возьмут всех нас.— Мы умираем, потому что нам нечего есть! — возразила Идис, и в голосе девушки прозвучала жестокость, заставившая других отпрянуть. — Другой причины нет. Мы не воспользовались пищей, которая поддержала бы в нас жизнь.— О чем ты говоришь, дитя? — Мари уже догадалась и пожалела, что задала этот вопрос Идис.— Элизабет была мертва. Ей ее тело было ни к чему, и все же ты настояла на сожжении, уничтожении его огнем, — упрекнула она мать, презрительно скривив губы. — Но что сделано, то сделано, прах ее приняла природа, — она вздохнула.— Нет, — прошептала Мари. — Мы же не могли...— Мы могли, и мы были должны, — Идис сжала губы, ее глаза злобно сузились. — Мы должны были съесть человеческое мясо, которое мы поджарили, а не сжигать его зря!Мари задохнулась от ужаса; Мэри прикрыла рот ладонью. Широко раскрытыми глазами они смотрели на Идис, друг на друга, затем погрузились в скорбное молчание.Прошло много времени, прежде чем Мари снова заговорила, не в силах встретиться с пытливым, проницательным взглядом своей младшей дочери.— Ты права, Идис. Мы просто отдали Элизабет им, ибо древние боги — это темные силы. Мы обрекли ее на адов огонь, сожгли ее плоть, которая могла бы дать нам силы жить дальше. Она бы сама хотела, чтобы мы съели ее тело, я в этом уверена, точно так же, как я отдам вам все оставшееся мясо, когда умру. Этого недолго ждать.Они посмотрели друг на друга голодными глазами, каждая мысленно бросая жребий, каждая молясь, чтобы она пережила остальных. Трусость соперничала с голодом, их желудки напряглись, сведенные судорогой.— Это необязательно должен быть кто-то и нас, — Идис пошевелила в огне палкой, и слабое пламя стало лизать мокрое дерево.— Что... что ты хочешь сказать, Идис? — голос Мари был еле слышен. И вновь они не хотели, чтобы их подозрения подтвердились — но одной из них пришлось облечь эту ужасную мысль в слова.— Зок, конечно же! — ее смех заставил мать и сестру вздрогнуть от отвращения.— Нет!— Да! — Идис поднялась, и в этот момент Мари смирилась, что она утратила материнскую власть над своими оставшимися в живых дочерьми. Они обе будут слушаться этого ребенка, девочку, повзрослевшую за ночь.— Это должен быть Зок, если мы хотим жить. Он старый и костлявый, но его мясо даст нам жизнь и силу.Они вновь погрузились в молчание и сидели, глядя на дверь, думая, скоро ли возвратится старый лодочник. 22 — Она умрет, да, Фрэнк? — спросила Саманта, желая, чтобы он подтвердил ее наихудшие опасения.Почти рассвело. Ночь ускользала так же быстро, как и тающая жизнь Джанет. Они все по очереди смачивали лоб больной девушки холодной водой и поддерживали огонь в печи. Все, кроме Эллен. Девочка все еще спала.— Да, — ответил Фрэнк Ингрэм. Не было смысла отрицать это. Врач с современными лекарствами мог бы спасти ее. Без лекарств, на отдаленном острове — надежды было мало. — Мы можем лишь надеяться. И молиться.— Я не религиозна! — резко ответила она, и ярость, прозвучавшая в ее тоне, озадачила его. — По крайней мере, скажем так: я не христианка.— Я тоже не христианин, — он подбросил еще одно полено в печь. — Когда-то был, но не после...— Не после смерти вашей жены? — она странно улыбнулась.— Да. Я считал, что это было... так жестоко, так ненужно. Если бы Бог существовал, Он бы, конечно, не стал... — Его голос затих, перед глазами поплыл туман. Он не имел права говорить о своем горе сейчас. Саманта потеряла одну дочь вчера; сегодня она вот-вот лишится второй.— Бога нет, — в ее глазах застыло странное, пугающее выражение. Почти фанатичное. — Я знаю.— Если бы нам только удалось сохранить Джанет живой до прихода парома, — он знал, что надежды не было, — тогда она могла бы получить врачебную помощь через пару часов.— Паром не придет, Фрэнк. Вы знаете это так же хорошо, как и я!От этих холодных слов по его телу побежали мурашки. Ему вдруг захотелось бежать из этого дома, бежать, не разбирая пути, к Котлу, броситься со скалы в море. Как и поступили в свое время Гринвуды! Потому что эта женщина говорила правду; малообъяснимые, но верные слова. Почему же паром не придет? Море довольно спокойное, даже если они отстали от расписания, они нагонят за два дня.Может быть, паромщик занемог. Даже если это так, у него есть замена. Этот старый мерзавец не незаменим. И если предположить, что по какой-то причине паром не может прийти, начальник порта попробовал бы дозвониться до него и обнаружил бы, что телефон не работает. Контакт поддерживается с самыми отдаленными островами в экстренных случаях, и как последнее средство высылают вертолет.— Думаю, что не придет, — ответил он и громко вздохнул. — По логике вещей он должен прийти, но вы говорите, что нет. Почему я вам верю?— Вы не поймете, даже если бы я вам рассказала, — ее глаза казались остекленевшими, а в голосе звучали чуть ли не печаль и сожаление. Мимолетное чувство искреннего сожаления о чем-то, но потом оно исчезло. — Джанет не продержится, — сказала она.Завтрака не было, поэтому Фрэнк отправился к овцам. Он оставил Саманту и Дебби ухаживать за Джанет; Эллен все еще спала.Работа была лекарством от большинства его душевных болей, это он повторял себе тысячу раз в течение последних двенадцати месяцев. Он должен был что-то делать, чтобы держаться. Если он перестанет работать, то сдастся. Может быть, умрет.По крайней мере, у него было много запасено сена в сарае. Людям на острове было нечего есть, не хватало торфа и дров, не у овец достаточно корма и есть крыша над головой. Им повезло.Он не торопился, и подумал было сразу же отправиться по своим делам по острову, не заходя в дом. Нет, ему придется пойти туда; в такое время женщинам нужен мужчина. Даже Саманте; причин на то было больше, чем ему хотелось думать.Он зашел в гостиную. Саманта закладывала прутья в «Рэйбэрн», а Дебби передавала ей их из ведра. Женщины занимались обычными домашними делами с унылой привычностью. Эллен, вероятно, все еще спала, завернувшись в одеяло, ленивая корова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23