! – встряхнула головой Рената и сама не зная зачем – по инерции, наверное – продолжила ломать комедию. Но о каких «чужих вещах» они все ведут речь, черт бы их всех взял?!!
– Где ваш «дипломат»? Или куда там еще вы её затолкнули?
Его рука потянулась к защелке, как вдруг дверь с треском распахнулась и всей плоскостью ударила его. Константин отлетел в центр комнаты, в то место, где секунду назад стояла и откуда опрометью отскочила Рената. В номер вломился Саша с поцарапанной щекой и, не дав господину опомнитья и дотянуться до выпавшего из рук оружия, ребром ладони стукнул его по горлу. Константин, на лице которого было написано неподдельное изумление (казалось, он узнал Сашу), без сознания рухнул на ковер. Телохранитель не стал с ним больше возиться. Он схватил одежду Ренаты, скомкал, швырнул в нее и процедил:
– Пошли!
Рената, прижимая к себе тряпичный комок – больше для того, чтобы не развязалось полотенце, чем от желания сберечь этот хлам – обулась и вылетела вслед за Сашей. Портье пытался остановить их на лестнице криками: «Это гостиничная собственность!» (вероятно, он все-таки имел в виду полотенце, а не Ренату), и телохранитель, стащив пиджак, прямо в вестибюле содрал с подопечной то, что ее прикрывало, заменив это предметом своего собственного гардероба. Потерявший нижнюю челюсть портье долго провожал их взглядом, забыв, что, как сириец, стоит с головой, обмотанной мокрым полотенцем. Впрочем, не один он был таким в данном заведении.
На ступеньках крыльца до их парочки попытались добраться два субъекта, откровенно напоминающие всех ранее встреченных «горилл» и костоломов – как с одного конвейера, не различить – но Саша сбил одного из них ногой, чем обратил на себя пристальное внимание со стороны участкового.
Какое счастье, что у джипа был заляпан грязью задний номерной знак! Пока милиция добиралась к месту стычки, «Чероки» успел скрыться в потоке машин. Судьба гориллообразных молодчиков осталась для Саши с Ренатой тайной, покрытой мраком.
– Я хотела… извиниться перед тобой… – отдышавшись, сообщила девушка.
Телохранитель поджал губы и бросил на нее недоверчивый взгляд. Да, после вчерашней стычки его внешность претерпела изменения в лучшую сторону, несмотря на этот рубец на скуле.
Рената опустила глаза и заметила, что правый лацкан пиджака оттопырился и обнажил ее грудь. Инстинктивно одернув его, девушка снова посмотрела на Сашу.
– Ты… простишь меня? – нерешительно спросила она. – Это было как помрачение какое-то… Я испугалась, нервы на пределе
– и, конечно, сорвалась…
Он вздохнул:
– В голове у тебя полный бардак. Поссорилась ты с разумом, детка…
– Ой, только не детка! – вспомнив Константина, поморщилась Рената.
Саша насмешливо посмотрел на нее, как будто что-то знал…
– Но ведь ты вернулся! Да? Да?!
– Я должен быть рядом с тобой. Просто обязан, – он старательно петлял по дворам и уже не глядел в сторону подопечной.
– Скажи, что ты меня простил!
Наконец Саша покосился на нее и едва заметно, краешком рта, улыбнулся:
– Только ты не жужжи над ухом, хорошо?..
Она победно взвизгнула и обняла его. «Чероки» при этом едва не врезался в мусорный бак, мимо которого проезжал в тот момент. Саша воздел глаза к небу.
– Как ты меня нашел?
– Искал – и нашел. Только ты могла бросить такую побитую машину посреди дороги, да еще и припарковать ее так, что ни объехать, ни проехать…
– Там было предостаточно места и для того, и для другого, между прочим!
– Между прочим? – хмыкнул он, правда, необидно (или Рената уже привыкла к его образу общения?) – Скажи это тем водителям, которые сейчас матерятся и подсчитывают царапины на крыльях. Думаю, они тебя с удовольствием выслушают…
Рената пренебрежительно фыркнула. Теперь, когда он вернулся, ей и море по колено. Затем ей пришло в голову, что неплохо было бы надеть свои вещи взамен его пиджака.
– Будь любезен, отвернись!
– А глаза не зажмурить?
Девушка демонстративно сняла пиджак и стала натягивать джинсы прямо на голое тело. Саша пожал плечами и переключил внимание на дорогу. Прекратив ворочаться в своем кресле, Рената расчесалась.
– Когда ты вошел в номер, в первую секунду я приняла тебя за Артура… Он тоже вечно выносил двери: их для него вообще не существовало, как субстанции…
– Артур на моем месте не потащился бы за тобой…
– Но ты ведь не Артур! И ему до тебя далеко. Впрочем, ты бы его уговорил…
– Я и так уговорил, – не то шутя, не то всерьез сказал телохранитель.
– На, посмотри! – он бросил на ее колени местную газетенку, развернутую на объявлениях о сдаче квартиры. Некоторые были обведены ручкой.
– Что это?
– Выбери, что тебе больше нравится. Пару дней перекантуемся в Новгороде. Неплохо было бы отдохнуть, а в гостиницах нас быстро находят, и мне это надоело. Снять на пару дней комнату – предел моих мечтаний…
– Вот! – Рената указала телефон с объявлением о сдаче комнаты во флигеле частного дома. – Надеюсь, это не будет дороже гостиницы?
Домик был миленький, с садом, и принадлежал пожилой вдове.
Комната во флигеле оказалась тесноватой, но тоже очень уютной. Кроме того, флигель был удален от основной постройки. Здесь был даже гараж, в который вдова разрешила загнать несчастный «Чероки».
Вместо того чтобы отдохнуть, Рената и телохранитель мыли машину. Точнее, мыл ее Саша, а затем девушка из желания похулиганить «вымыла» Сашу, причем из шланга, холодной водой и полностью одетого. Пытаясь уклониться от бьющей в него струи, телохранитель перехватил руки Ренаты. Она, смеясь, изворачивалась, и вода брызгала во все стороны. И только скрутив ее и прижав к себе, Саша смог отобрать у нее шланг. Рената притихла в его объятьях и посмотрела ему в глаза. Саша отпустил ее и отправился закручивать кран.
Вечером Рената долго сооружала из занавески ширму между кушеткой и своей кроватью, а телохранитель безучастно ковырял на столе какую-то автомобильную деталь.
– Все-таки, дело в «дипломате», – первой нарушила молчание она.
Саша покосился на нее.
– Никто и не сомневался… – проворчал он.
– И в какой-то штуковине, которая там лежит. Что там может лежать?
– Ну, если это не зубная щетка, то не знаю…
– Саша! Я серьезно!
– Я тоже абсолютно серьезно.
– Фи! – сказала Рената и задернула «ширму».
С подушки ей было неудобно подглядывать за Сашей, и она слегка отогнула край занавески.
– Саш! – наконец не выдержала девушка. – А этому ты научился благодаря тайцзицуань?
– Чему?
– Ну, всему, что ты умеешь и знаешь?
– Я ничего не умею и мало что знаю.
– Тогда я – еще не родилась.
Телохранитель усмехнулся и кивнул. Рената рассердилась:
– Ах так! Нет, ты мне все расскажешь!
– Зачем маленькой девочке знать то, что она не сможет оценить и понять?
– Ты считаешь меня дурой?!
– Нет, забывчивой маленькой девочкой.
– А почему тебя не устраивает, что я такая, какая есть, а не солидная матрона?!
– Кто тебе сказал, что меня это не устраивает? – беседа с нею не мешала Саше что-то раскручивать и завинчивать под светом настольной лампы.
– С матроной было бы скучно. С другой стороны, в детском саду я тоже еще не работал.
Рената, прижав к себе одеяло, села:
– А ты никогда не завидовал непосредственности и беззаботности детей? Они всегда говорят правду…
– Дважды в одну реку не войдешь, и мадам, которой под сорок и которая повязывает бантики, выглядит, мягко говоря… смешно…
– Если сохранить в душе то же состояние, что и в детстве, никогда не состаришься. Я сознательно не хочу взрослеть!
– Я знаю, – он опустил глаза, но на лице прочиталось окончание фразы: «И в этом-то вся беда…» – По этому поводу в Библии говорится: «Блаженны нищие духом»…
– Пусть там говорится все, что угодно! – Рената пыталась заставить его спорить. – И они действительно блаженны: всё принадлежит им. А что хорошего в том, что я потеряла огромный мир, который был у меня, когда мы с бабушкой гуляли в парке? Куда исчезли те люди, которые его составляли?! И тот старик в инвалидной коляске, что ежедневно ездил по аллеям, коротая последние годы?! Недавно я видела его там, но он ушел куда-то из моей жизни, и я даже не удивилась. Не успела. Мир уменьшается, чем старше мы становимся. Время начинает лететь, как сумасшедшее: вначале не замечаешь, как проскочил день, потом – неделя, месяц… А что дальше? Я не хочу терять мир моего детства… С ним у меня связано множество таинственных воспоминаний, в которых иногда приятно спрятаться от нашей жуткой реальности…
Саша смотрел на нее непонятным взглядом. Наконец он тихо-тихо вымолвил:
– Мы все потеряли больше, гораздо больше… Но ты этого уже не помнишь…
– Почему?
– Потому что сознательно не хочешь этого. В детстве ты это еще помнила, поэтому тебе так приятно прятаться в нем… Но оно ушло, а ты ищешь не там. Ты чего-то боишься и не выпускаешь себя из зачаточного состояния. Иногда у меня ощущение, что я пытаюсь войти в хорошо запертые двери… Стучусь, а мне никто не открывает и даже не отвечает… – то, что не договаривали его гранитные глаза, выдавал тихий голос: Саша не болтал просто так, от нечего делать, чтобы поспорить со своей подопечной; все, о чем он сказал, было выдавлено не с одной каплей крови. Все, что он говорил, цепляло его за живое и доставляло невыносимую боль. Рената это понимала. Не понимала другого – почему.
– Я тоже ненавижу время, – помолчав, добавил он. – Те минуты, что нам удавалось украсть у вечности, холодной, пустой и бессмысленной вечности, время все равно без всякой жалости выдергивало из наших тел, душ, памяти… И не просто так выдергивало, сволочь, а с процентами! – в голосе его послышалась едва сдерживаемая ярость, и Рената удивилась, с чего это уравновешенный и спокойный телохранитель так бесится. Чувствуя, что ему больно, она жалела, что затеяла этот разговор.
– Тогда зачем… всё это?.. – подавленно прошептала девушка. – Если всё равно всё закончится одним и тем же, тогда зачем?..
Глаза Саши потухли, он даже ссутулился, что было ему совсем не свойственно. Съежился, как тряпичная кукла, из которой выдернули ось.
– Ты всегда задаешь этот вопрос… – пробормотал он. – И ответа на него я не знаю. И никто не знает… Я чувствую, догадываюсь, но не знаю!
Мысли роились в голове Ренаты, но она не представляла, как спросить еще. А спросить хотелось многое. Она ощущала, что по касательной задела какую-то тайну. И тайна, видимо, немыслимым способом затрагивала и её судьбу тоже… Но Саша говорит притчами, постоянно оставляя себе пути к отступлению, если вдруг она спросит о чем-то конкретном. Скорее всего, он лишь улыбнется и увильнет от ответа, как стайка мальков в пруду. Может быть, он намекает, чтобы она САМА задумалась и стала задавать вопросы не ему, а СЕБЕ?! Нет, это слишком запутано! В другое время, в спокойной обстановке она, быть может, и поразмыслила бы над этим, но так… О, нет, нет!..
Отвернувшись к стене, Рената натянула одеяло до самого уха.
Саша погасил свет и устроился на своей кушетке. Этот запах – чуть-чуть табака, мяты, хвойного дымка и чего-то древнего и мистического – преследовал её повсюду. Она знала все его оттенки. Она обожала его. Она помнила его во сне. Это было выше Всех ее сил, убеждений и предубеждений. Это было сильнее разума. Это была всепобеждающая Природа, но не та, на уровне инстинктов, а гармоничная, свободная от рабства запрограммированности и узости, протыкающая пространство и время. Она была сильнее самого времени. Она была умнее и благороднее него.
Рената не могла больше бороться с собой. Пусть цыганка была права, пусть ей нет пары на этом свете, пусть она одинока по сути своей… Но ведь это лучше, чем жизнь отшельника. Беда ее в том, что отшельник – да тот же Саша – уединившись от людей, не бывает одинок, она же одна даже в толпе, в переполненном человеческими телами зале, на вечеринках у друзей, души которых, так же, как и её, чего-то искали и теряли. Да, это будет лучше, чем её жизнь и жизнь отшельника. Это будут те самые, украденные у Вечности…
Она присела на пол у кушетки. Саша приподнял голову с подушки.
– Ты сказал, что все мы потеряли гораздо больше, чем наше детство…
– шепнула она ему в губы. – Что ты имел в виду?
Он взял ее за плечи, сел и привлек к себе.
– Мне было бы легче находить тебя каждый раз, моя золотая жрица…
И снова – эта ноющая, невыносимо сладостная боль… Рената подняла к нему лицо, запустила пальцы в его излишне отросшие, приятные на ощупь волосы, пригнула голову телохранителя к себе.
– Ты уверена? – тихо спросил он, и его дыхание защекотало ее щеку, шевельнуло волосы над ухом.
Рената молча опустилась на подушку и потянула его за собой.
– Ты уверена? – повторил он; явно, это что-то значило для него, нужен был ответ. – Если нет – еще не поздно…
– Поздно! – его же словами ответила Рената, предостерегающе приложив к его рту указательный палец. – И я уверена.
– Если бы ты знала… – Саша не договорил: он слишком долго сдерживал в себе бурю.
Его сухие горячие губы вначале царапнули кожу её губ, а после, захватив, подчинили их своей воле – ненадолго, точно взаймы… Она не знала, что способна от одного только поцелуя забыть обо всем на свете. Единое дыхание, единый пульс, единый и мощный в своей направленности поток эмоций…
Рената заглянула в его лицо. Склонясь к ней, Саша гладил ее по щеке. Дыхание его было прерывистым:
– Если ты хочешь, – едва слышно сказал он, – я покажу тебе то, что имел в виду, говоря, что все мы потеряли гораздо больше, чем детство…
– Как? – Рената чувствовала, что еще немного – и она умрет в его объятьях, обязательно умрет от этой сжигающей, не находящей выхода истомы во всем теле.
– Ты хочешь? – повторил Саша. – Хочешь увидеть?
– Конечно…
Он легко, словно ветер дунул, провел ладонью по её лицу. И ветер этот принес его запах её любимый запах. Внезапно нежные и в то же время бесконечно сильные руки унесли её далеко-далеко из убогого домишки на берег широкой изумрудной реки, на берег из желтого песка, мягкого, как шелк. И там они были только вдвоем, словно царь и царица, подвластные лишь Природе, столкнувшиеся в вечной борьбе мужчины и женщины, где нет и не должно быть побежденного…
– Это – здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33