В Оскарсхамне я потратил добрых сорок минут на то, чтобы найти магазин телефонных принадлежностей, а когда наконец нашёл, в нём не оказалось зарядного устройства, которое подошло бы для моего телефона. После этого я попытался из телефонной будки заказать разговор за счёт вызываемого, но когда телефонистка спросила у меня вызываемый номер, я понял, что не помню наизусть мобильный телефон Ганса-Улофа: мне никогда не приходилось его набирать, всегда достаточно было нажать одну кнопку короткого набора, на которой его номер был записан! А без батареи в моём аппарате он был недосягаем. Я отступился. Мне оставалось только постараться как можно скорее доехать до Стокгольма. Я собирался устроить Димитрию такую головомойку, после которой ад покажется ему раем, и ехал так быстро, как только позволяли условия, а позволяли они не очень много. Стрелки часов неслись, счётчик километража еле плёлся, солнце клонилось к горизонту. Когда я наконец добрался до Халлонбергена, был уже снова тёмный конец дня, и до начала нобелевского банкета оставалось всего двадцать пять часов.
Я свернул на улицу, где жил Димитрий, и стал высматривать машину Ганса-Улофа. И чуть не проглядел синий фургон с надписью «Полиция».
Двери дома были раскрыты. Мужчины в униформах вытаскивали компьютеры и ящики и грузили их в фургон.
Это не могло быть явью. Я медленно проехал мимо, пялясь на происходящее, как и остальные ротозеи на дороге. Я глянул вверх на окна квартиры… Вот, четвёртый этаж. За стеклом видны силуэты двух мужчин, и ни один из них даже отдалённо не был похож на Димитрия.
Я припарковался где смог, вышел и зашагал, как оглушённый, назад. Остановился где-то, стал смотреть, что происходит, и ничего не мог понять. Всё во мне омертвело перед лицом несправедливости судьбы.
– Мне кажется, я был неправ, – вдруг прошептал кто-то рядом со мной.
Я вздрогнул и обернулся. То был Ганс-Улоф. Вернее, серое измождённое существо, имеющее с ним отдалённое сходство.
– Насчёт надёжности мобильных телефонов против прослушивания, я имел в виду, – продолжил он тихим бесцветным голосом, какой, без преувеличения, мог исходить и с того света. – Я опоздал. Они уже вывели его в наручниках, как раз когда я подъехал. Я думаю, это был он? Этот Димитрий?
Я посмотрел на него и кивнул.
– Да.
Ганс-Улоф издал какой-то судорожный звук, который мог быть попыткой вздоха.
– Я был в доме. Дверь на четвёртом этаже опечатана. А с полчаса назад приехали эти. – Он кашлянул в кулак. – Я ждал тебя.
– Быстрее не получилось, – сказал я.
– Я не знал, как мне войти туда. А вошёл бы – не знал, что и где искать. В компьютерах я не особенно силён…
– Да ладно, – сказал я.
– Я пытался до тебя дозвониться.
– У меня батарея разрядилась.
– Ещё и это.
– Вот именно.
Какое-то время мы молчали. Только смотрели на полицейских, которые выносили из дома один компьютер за другим.
– И что теперь? – еле слышно спросил Ганс-Улоф. Я прислушался к себе, но внутри у меня было пусто.
Никаких планов больше.
– Не знаю, – сказал я. – Это конец всему, я так понимаю.
Находка Димитрия была последним шансом. И ещё неизвестно, была ли она им вообще.
Я потерпел поражение. Это было так. Никаким путём уже нельзя было уйти от этой правды. Я приступил к делу с бешеной уверенностью, но от неё ничего не осталось. Я сунул руки в карманы, ощупал то, что там было, немного подумал.
– Не мог бы ты дать мне денег? – спросил я наконец. Вопрос дня. На сей раз он дался мне не так тяжело.
Ганс-Улоф поднял голову.
– Сколько?
– Сколько не жалко.
Задние дверцы полицейского фургона захлопнулись. Один из служивых закрыл дверь дома и жестом показал зевакам, чтобы расходились. Когда конвой отъезжал, Ганс-Улоф достал свой бумажник.
– Две тысячи крон?
– О'кей.
– Что ты собираешься сделать?
– Намерения мои так же просты, как и вполне адекватны ситуации, – сказал я, пряча банкноты в карман. – Пойду напьюсь.
Он выпучил глаза, и так я его и оставил. Он всё стоял с выпученными глазами, когда я проезжал мимо него, и всё так же походил на привидение.
Я ни за что не сказал бы ему, что я действительно собираюсь делать. Это было исключено. Я сам себе с трудом мог признаться в этом, а тем более Гансу-Улофу.
Глава 48
Двадцать пять часов спустя, в среду, десятого декабря, вскоре после четырёх часов пополудни в замочной скважине дома Андерсонов заскрежетал ключ. Дверь открылась, с топотом вошёл мужчина и, покашливая, начал стягивать ботинки…
И замер, услышав в доме шум. Голоса. Звуки. То был включённый телевизор!
– Эй! – крикнул Ганс-Улоф Андерсон дрожащим голосом. – Кто тут?
Никакого ответа.
Не сняв пальто, быстрым, решительным шагом Ганс-Улоф пересёк прихожую, распахнул дверь гостиной и шумно выдохнул от облегчения, увидев на диване меня.
– Ты! – воскликнул он. Как будто ожидал кого-то другого. – Боже мой, как ты меня напугал.
– С чего это? – Я остался сидеть где сидел, только поднял пульт, чтобы убавить громкость. Прямая трансляция нобелевской церемонии уже началась, камеры показывали торжественно одетых людей из публики и время от времени здание концертного зала снаружи. – Я же обещал составить тебе компанию.
– Ах да. Верно. – Он моргал, разматывая шарф, и остановился на половине. – Но как же ты вошел?
Я закатил глаза.
– Тебе ли об этом спрашивать?
– Ах да, верно… – Калейдоскоп чувств на его лице стоил того, чтобы посмотреть. Невзирая на всю учёность, до него, кажется, только сейчас, через добрых пятнадцать лет после того, как он узнал обо мне и о моём ремесле, дошло, что это, собственно говоря, означает: взломщик.
Наконец он вышел, чтобы повесить в гардероб пальто и шарф. Он был очень аккуратный человек, мой зять. Вернувшись, он уже вполне владел собой. Более того, он казался почти весёлым. Так, будто нас ждал приятный вечерок в кругу семьи. Или в кругу того, что от неё осталось.
– Я сослался на больную голову, – рассказывал он, выкладывая на столик у дивана всевозможную еду. – Вот кому-то повезло; ведь мне в этом году полагалось место на сцене, теперь его займёт кто-то другой. – На экране в этот момент возникла сцена во всём её великолепии. Десятки пожилых господ в смокингах теснились на стульях, поставленных вплотную, женщин среди них были единицы. Репортёр приглушённо объяснял, что это главным образом члены голосующих организаций, но были среди них и некоторые нобелевские лауреаты прежних лет. На переднем плане слева – ряд пустых, обитых красным бархатом кресел для новых лауреатов, справа – широкие, богато украшенные сиденья, на которых займёт свои места королевская семья. Примерно посередине стоял пюпитр для выступающих, а на балконе сверху, за украшенной цветами балюстрадой, теснился Королевский шведский филармонический оркестр. – Хочешь пива?
– Лучше не надо. – ответил я.
Ганс-Улоф метнул в мою сторону быстрый взгляд.
– Ах да, ты же вчера вечером… Но, судя по виду, ты всё хорошо перенес.
Я пожал плечами.
Когда пробило половину пятого, раздалась барабанная дробь, традиционно возвещая о появлении королевской семьи. Все в зале встали. Они вышли на сцену через боковой вход – король Карл XVI Густав, королева Сильвия, кронпринцесса Виктория, принцесса Лилиан, принц Карл Филип и принцесса Мадлен. Когда они подошли к предназначенным для них стульям, барабанная дробь без паузы перешла в национальный гимн.
Следующим пунктом программы был выход нобелевских лауреатов. Они вышли на сцену сзади через средний проход между двумя стоящими полукругом группами, их сопровождали две девушки с повязками через плечо в национальных цветах Швеции.
Камера, казалось, была особенно привязана к Софии Эрнандес Круз, единственной женщине среди лауреатов. На ней было ослепительное чёрное вечернее платье, и она так гордо несла голову, как умеет только испанка, где бы она ни жила, даже в Швейцарии.
Ганс-Улоф рывком подался вперёд, нагрёб пригоршню орехов.
– Как ты думаешь, она догадывается, кому на самом деле обязана своей премией?
– Она это знает, – сказал я.
– Почему ты так уверен?
– Потому что я ей рассказал.
Ганс-Улоф перестал жевать и с полуоткрытым ртом, полным полупережеванных орехов, и исключительно глупым выражением лица посмотрел на меня, потом быстро всё проглотил и спросил:
– Что-что?
– На самом деле я вчера вечером не пьянствовал, – объяснил я. – Я был в Гранд-отеле. Я проник в её номер, дождался её и рассказал ей всю историю. До самых мельчайших подробностей.
Отели – богатое поле деятельности для промышленных шпионов всех видов. Я тоже не раз добывал себе богатый улов в недрах комнат дорогих благородных пристанищ.
Принцип прост. За несколько дней до начала крупной деловой конференции нанимаешься в отель, где она должна состояться, уборщиком, подсобным рабочим или чем-то вроде того. Важно, чтобы эта работа была связана с доступом в комнаты постояльцев, то есть с обладанием генеральным ключом. Как только конференция начинается и все важные менеджеры собираются в конференц-зале, ты быстренько обыскиваешь их комнаты, перерываешь их письменные столы, просматриваешь их бумаги, вскрываешь их кейсы, копируешь данные из их ноутбуков и так далее. И когда тяжесть добычи становится почти непосильной, ты сказываешься больным и уходишь. Лишь через несколько дней администрация отеля спохватывалась, что ты давно не кажешь глаз. А когда они наконец обнаруживали, что в твоём личном деле не все в порядке с документами, тебя уже и след простыл.
Одно-единственное утро в такой ситуации могло оказаться урожайнее, чем два месяца нормальной работы. Не поддаётся описанию, насколько легкомысленно высокооплачиваемые менеджеры обходятся с информацией и документами, от которых зависит благополучие и процветание их фирм. Хорошо, если я находил закрытым один из десяти кейсов с документами в комнате отеля. Во многих случаях секретные меморандумы, проекты важных договоров или внутренние калькуляции валялись просто так, нередко разложенные на кровати, по стульям, или стопками громоздились возле унитаза. Комнатные сейфы – вскрывать которые на самом деле и не было времени, не говоря уже о сопряженных с этим затратах и шумах, – практически никогда не использовались. Справедливости ради следует добавить, что подобные сейфы задуманы для ювелирных украшений и бумажников. Для вещей, заслуживающих сохранности в профессиональной жизни, они в большинстве случаев оказываются маловаты.
Лэптопы, ноутбуки и так далее ещё в несколько раз увеличивают количество информации, обладающей потенциалом добычи, и тем самым доставляют больше радости. Правда, такие компьютеры зачастую оснащены защитными устройствами разного рода – запрашиванием пароля, шифровкой и так далее, – но мало кто этим пользуется. Корпорация IBM в начале девяностых годов продавала даже весьма популярные среди руководящих работников переносные компьютеры с раскладной клавиатурой. Такой компьютер достаточно было приподнять, чтобы одним движением вынуть находящийся внизу жёсткий диск и удобно сунуть его в карман пиджака. Но когда не хочешь оставлять следов, просто подключаешь один из тех приборов, что продаются на чёрном рынке, и за пару минут скачиваешь на него всё содержимое жесткого диска. Пока убираешь ванную – на скорую руку, ведь на работу нанимаешься, в конце концов, не ради будущей рекомендации, а ради того, чтобы действовать, не вызывая подозрений, – можно завладеть всей корреспонденцией, клиентской базой или чем ещё захочешь.
Отраслевые конгрессы, помимо всего прочего, имеют ещё то преимущество, что, как правило, на них собираются самые важные персоны всей отрасли. Таким образом, можно обокрасть их всех и потом каждому из них продать секреты другого: в высшей степени выгодный бизнес, который, правда, приходится осуществлять через посредников, если хочешь и впредь работать в этой отрасли.
Чтобы действовать наверняка, полезно знать, кто забронировал какую комнату, – информация, которую добываешь заблаговременно путём отдельного взлома. Затем при найме на работу, хотя справки в большинстве случаев наводят спустя рукава, необходимо представить бумаги, которые выглядят, как настоящие; это вопрос нужных контактов и хорошего гонорара. Далее рекомендуется притвориться, что ты едва владеешь местным языком, что требует некоторого навыка и тщательно подобранной плохой одежды, зато это даёт тебе то преимущество, что ты становишься почти невидимкой, этаким Никем, в присутствии которого можно не скрываясь вести секретные переговоры на самые животрепещущие темы.
Гранд-отель Стокгольма – самый дорогой и фешенебельный отель Швеции: громоздкое коричневое здание, над зелёной крышей которого постоянно развевается лес флагов всех стран и из лучших комнат которого открывается вид на пристань, Королевский дворец и Старый город, Гамла Стан. С тех пор как существует Нобелевская премия, то есть свыше ста лет, лауреатов размещают здесь, и поначалу в Зеркальном зале этого отеля устраивался и нобелевский банкет, пока из-за тесноты не переместился в 1930 году в ратушу.
То, что Гранд-отель был старинным зданием уже в те времена, когда исполнители завещания Альфреда Нобеля вызвали премию к жизни, не должно никого вводить в заблуждение насчёт уровня его безопасности. Я знал этот отель по нескольким прошлым заданиям, но я до сих пор отчётливо помню о трудностях, связанных с его высоким стандартом безопасности. Никаких дешёвых замков, никаких слабеньких камер наблюдения, всё по последнему слову техники и самое лучшее, что можно купить за деньги. В тюрьме я читал в одной газете, что это здание в девяностые годы было во многих отношениях переоборудовано и обновлено. Кроме того, во время нобелевской недели отель просто кишел силами безопасности. Так что я подошёл к делу с полным уважением.
На удивление маленький парадный вход был всё ещё прежний: дверь-вертушка под балдахином из тёмного потускневшего металла, за дверью узкая лестница, ведущая наверх, в приёмный вестибюль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61