Высокий, сантиметров на десять выше нее, черты некрасивые, но притягательные, чуть посеребренные виски, здоровый цвет лица, как у человека, много времени проводящего на открытом воздухе. Она бы не удивилась, если бы увидела его сухощавую фигуру за штурвалом яхты. Ко всему прочему, он остроумен, общителен и умеет заразительно улыбаться.
Втроем они вышли из кабинета. Обратный путь стал для Морин незабываемым зрелищем. Бледно-зеленый кафель больницы «Святой веры» показался ей мозаиками Пьяцца-Армерины; солнце, встретившее ее на улице, ничем не уступало светилу Мальдивских островов, а водитель лимузина оказался ничем не примечательным, кроме странноватого русского акцента, человеком средних лет.
Она сердечно расцеловалась с отцом, который теперь мог с легким сердцем вернуться в Рим. Путь до Парк-авеню стал настоящей экскурсией. Мэри Энн Левалье хранила молчание, видя, как жадно впитывает дочь все краски, формы, жесты вновь обретенным зрением. Морин казалось, что она видит шум уличного движения и запахи Бауэри; электронные часы на Юнион-сквер представились ей шедевром искусства, а вовсе не данью времени, Центральный вокзал с поездами, отходящими неведомо куда, – вместилищем магических обрядов.
В квартире их со слезами радости на глазах встретила Эстрелла и принялась ходить по пятам, словно Морин до сих пор был нужен поводырь. Наконец, она попросила горничную опустить жалюзи и оставить ее одну.
Она не разделяла вкусов матери в отношении обстановки, но теперь полутемная комната поразила ее своим великолепием. Напряжение отпустило, и она почувствовала страшную усталость. Еле нашла в себе силы опуститься на кровать и сбросить туфли. Потом прилегла и решила на минуту-другую отступить от предписаний после долгого слушания безликих голосов по радио.
Взяв пульт телевизора, она включила канал новостей.
– Продолжается следствие по делу об убийстве единственной наследницы стальных магнатов Шандели Стюарт, чей труп был обнаружен два дня назад в ее аттике Стюарт-Билдинг на Сентрал-Парк-Уэст…
На экране появилось размытое изображение темноволосой женщины с заостренными чертами лица. В жестких контурах рта угадывалось нечто плотоядное.
– Несмотря на сдержанные высказывания властей, нам из достоверных источников стало известно, что это преступление тесно связано с гибелью Джеральда Марсалиса, больше известного как Джерри Хо, художника и сына мэра, который был убит в своей студии три недели назад. В ходе пресс-конференции…
Слова диктора потонули в лимбе, откуда только что вынырнула Морин. Возникшее на экране лицо мгновенно стерло все приятные ощущения, дарованные последним часом.
Это лицо было ей знакомо.
Именно этот человек внушил ей неестественное чувство обладания мужскими гениталиями; именно эту жестокую ухмылку кровавого демона показало ей потустороннее зеркало ванной во время утренней галлюцинации.
27
Такси остановилось в глубине парка Карла Шурца, напротив Грейси-Мэншн. Заплатив по счету водителю в тюрбане, который, похоже, в жизни не ел ничего, кроме чеснока, Морин со вздохом облегчения вышла из машины и двинулась по асфальтированной аллейке, что вела к официальной резиденции мэра Нью-Йорка. Справа доносились крики детишек, игравших в небольшом парке. Вот эту площадку со скульптурой Питера Пэна в центре она сотни раз видела в кино. Ей подумалось, что, по сути дела, весь Нью-Йорк – гигантская съемочная площадка; его достопримечательности столько раз виданы на экране, что вживую на них и смотреть уже не хочется.
С этими мыслями Морин дошла до скамейки и села, сознавая, что кто-то насильно втягивает ее в безумную историю, хотя со стороны она кажется девушкой, присевшей отдохнуть перед началом второй половины дня.
Именно этого Морин сейчас и хотелось: быть нормальным человеком, жить нормальной жизнью, освободиться от воспоминаний, и своих, и главным образом чужих. Сделанное вчера открытие сперва ошеломило ее. На нее обрушились дикие образы, принесенные в виде посланий из неизвестности, а противнее всего то, что в этой неизвестности было совершено убийство.
И опять она жертва.
Опять и все еще…
Сначала она все видела собственными глазами, потом – глазами другого человека, которые теперь достались ей.
Морин сняла очки и положила их на скамейку рядом с собой, чтобы слезы беспрепятственно лились в надежное пристанище прижатых к лицу ладоней. Когда она увидела по телевизору лицо убитого парня и узнала, как это произошло, ей понадобилось несколько минут, чтоб выйти из столбняка. Затем на помощь пришел рассудок, за который она ухватилась, как за спасательный канат над пропастью.
Она взяла телефон и набрала номер профессора Роско в больнице «Святой веры». Его низкий голос внушил ей уверенность, как рука друга в беде.
– Здравствуйте, Морин. Случилось что-нибудь? Вам плохо?
Искренняя тревога в его голосе также добавила ей уверенности.
– Нет, все хорошо. Физически я чувствую себя нормально. Я бы только хотела спросить, если можно.
– Слушаю вас.
– Вы знаете, кто был моим донором? Кому принадлежала пересаженная мне роговица?
Морин не сумела истолковать смысл секундной паузы в трубке. То ли скажет, что не знает, то ли знает, но не скажет.
– Нет. Нам сообщают только о наличии органов и о генотипе донора. Их личности нам неизвестны. Выемку производят в другом месте и никаких подробностей, по вполне понятным соображениям, не раскрывают.
Морин была озадачена. Наверняка ему, как врачу, уже задавали подобные вопросы. Пациенты, желавшие знать имя донора, иногда родственники, нажившиеся на смерти сына, мужа, брата, интересовались, в ком осталась жива хотя бы часть их близких.
– Морин, мне понятны ваши чувства. Это вполне объяснимо, и особенно в вашем случае, ведь вам довелось пережить такое тяжкое потрясение. Но вы напрасно изводите себя. Вам сейчас надо думать только о себе и больше ни о ком. Воспоминания порой становятся тяжким бременем. Но время все лечит, и вам надо научиться день за днем обуздывать их.
Морин снова захотелось поделиться с ним своей галлюцинацией. Возможно, он помог бы ей избавиться от гнетущего чувства, но она подозревала, что таким образом только сменит клетку, и на этот раз ключ от клетки будет не у нее в руках, а у тех, кто сочтет ее умалишенной.
Нет, уж лучше она справится со своими бедами сама.
– Пожалуй, вы правы.
– Разумеется , прав. Не сочтите, что это мания величия, просто у меня опыт. Надо принять то, что уготовила вам жизнь, и если это вам не по душе, найти в себе силы изменить положение.
Она попрощалась с человеком, который, сам того не ведая, избавил ее от одного кошмара и навязал другой, и повесила трубку. Затем обвела взглядом комнату и спросила себя, чьими глазами ее видит. Похоже, она очутилась в той же ситуации, как и накануне, когда не знала, обретет ли вновь зрение.
С одной лишь разницей.
Теперь ей виден постепенный переход от тьмы к свету, и сны ее больше не тревожат, потому что в эту ночь она вообще не сомкнула глаз. Все время блуждала в непроходимом лесу своих мыслей, то и дело ей казалось, будто выход из него найден, и всякий раз ее ожидало горькое разочарование возврата к началу пути.
Но наконец иррациональные блуждания привели ее к остаткам рационального. Ведь как-никак она полицейский, и ее дело – раскрывать преступления. Каким образом – она пока не знала. С чей помощью – тоже не знала.
Страх перед тем, как к ней отнесутся, до конца не прошел, и все же стоит рискнуть. Это единственный путь. То есть единственный, на котором взаправду не сойдешь с ума. Потому она сейчас и сидит на скамейке зеленого парка перед Грейси-Мэншн. Она знала, что мэр Марсалис хорошо знаком с ее матерью; в конце концов, он может запросить сведения о ее службе в Италии. Возможно, и то и другое придадут в его глазах достоверность тому, что она собирается ему сообщить.
Но когда настал момент переходить к намеченному, она все никак не могла решиться войти в здание со своими откровениями.
Интересно, преступник, являющийся с повинной, испытывает те же чувства? Она взяла очки и надела их, чтобы обеспечить себе хотя бы фиктивное прикрытие. Потом встала и направилась к воротам и к зияющей бездне, что открывалась за ними.
28
– Неужели в такой огромной куче дерьма вы не нашли ни единой улики?
Кристофер Марсалис встал из-за стола и замер, словно не зная, какой эпилог подобрать для своего нервного срыва. Он был в одной рубашке с закатанными рукавами, обнажавшими мощные предплечья, и расстегнутым воротом. Цветовое пятно галстука выделялось на темном пиджаке, небрежно брошенном на спинку стула.
Он запустил пятерню в седые волосы, переводя взгляд с одного на другого из двоих сидевших перед ним мужчин. Затем с поникшим видом вновь опустился на стул.
– Простите, не сдержался.
Джордан ничего не сказал. Он впервые слышал, чтобы его брат за что-то извинялся. И в данный момент его извинения значили немало.
Детектив Джеймс Буррони счел нужным ответить:
– Господин мэр, поверьте: мы тщательно проработали все версии. С тех пор, как Джордана посетило озарение относительно Шандели Стюарт, дело сдвинулось с мертвой точки. Группа агентов занята опросом преподавателей, которые в те времена служили в Вассар-колледже. Мы ведем розыск и в «Юнайтед фичер» – издательстве, что публикует «Мелюзгу». Через него мы вышли на наследников Чарльза Шульца – быть может, в его архивах обнаружится какой-либо след.
Кристофер чуть отодвинулся от стола, чтобы удобней было сидеть. Глядя в его обведенные темными кругами глаза, Джордан подумал, что с начала этой истории часы его сна можно пересчитать по пальцам.
– Я не сомневаюсь, детектив, что вы делаете все возможное. Но меня бесит то, что вы наизнанку выворачиваетесь, а тем временем проклятый маньяк готовит новое убийство.
Джордан, поднимаясь со стула, услышал свой голос:
– Это одна из возможных версий, но мне она не кажется убедительной. Маньяк подсознательно стремится к огласке, к общественному воздаянию за свои подвиги. В нашем случае я не вижу и намека на то, чтобы раскрыть тайну, которой он окутывает свои преступления.
– Может, и так, но я не могу подобрать иного слова для того, кто ходит по городу и убивает людей, вдохновляясь комиксами, выдуманными для развлечения.
– В них, я думаю, и есть ключ к разгадке. Только мне пока не удается его ухватить.
Он не случайно сказал «мне», а не «нам», и Буррони был благодарен ему за это. Детектив чувствовал себя скованно в этом кабинете. Не всякий день простого полицейского допускают в святая святых. Его допустили, а ему нечего предъявить мэру.
Джордан принялся расхаживать по комнате, рассуждая вслух. Буррони уже привык к этой манере, признал ее и молча слушал сухой анализ фактов, как будто убитый не был племянником Джордана, а напротив сидит не его брат. Детектив чутьем понимал высокую цену такой способности сосредоточиться, абстрагироваться от всего.
– Давайте подумаем. Человек совершает преступления по модели комиксов. Первая жертва – лицо довольно значительное. Известный художник и в то же время сын мэра Нью-Йорка. Это могла быть месть отцу, но динамика преступлений это исключает. За ним следует вторая жертва. На сей раз женщина, тоже из весьма высокопоставленного семейства. Новое убийство обставлено, как и предыдущее: популярные во всем мире комиксы, которые печатаются в этой стране по меньшей мере ста пятьюдесятью ежедневными и воскресными газетами, – «Мелюзга».
Джордан сделал паузу, как будто пытался поймать мысль, молнией мелькнувшую в мозгу и тут же погасшую.
– Всякий раз мы имеем указание на персонаж, который стоит на очереди, и всякий раз эти указания разные, их ничто не связывает. Первое убийство замаскировано под Линуса – типаж нервный, закомплексованный, с вечно приклеенным к уху одеялом. Именно так убийца расположил тело. Вблизи от места преступления был замечен человек в спортивном костюме, немного припадающий на правую ногу. Второй жертвой стала Люси, сестра Линуса, влюбленная в гениального музыканта Шредера. В этом случае тело заставили принять ее характерную позу. И опять-таки в подъезде жертвы замечен тот же человек. Как выяснилось, оба убитых учились в одном колледже, и, вероятно, оба знали своего убийцу. Возникает вопрос: не учился ли в Вассаре человек, которого убийца обозначил как Снупи, и не знаком ли этому Снупи тип в спортивном костюме, прихрамывающий на правую ногу и оставивший нам – не будем об этом забывать – важную улику. По воле случая и небрежности убийцы, у нас имеется образец его ДНК.
Джордан поглядел на Буррони и Кристофера, как будто лишь теперь заметил их присутствие.
– А главное – не будем забывать о том, что у нас имеется еще одно преимущество перед убийцей. Хоть и небольшое, но преимущество.
Кристофер позволил себе вбить в это жесткое построение клин надежды:
– Какое?
– Мы знаем имя. Пиг Пен. Еще один персонаж «Мелюзги», не такой популярный, как остальные. А человек, которого мы выслеживаем, не знает, что нам оно известно. Повторяю: это совсем небольшой просвет, но, по сравнению с прежней кромешной тьмой, все же просвет.
На мгновение наступила пауза, во время которой Кристофер и Буррони пытались усвоить все сказанное Джорданом.
Буррони очнулся первым и встал со стула.
– Господин мэр, позвольте мне съездить в Управление узнать, нет ли новостей от моих людей, занимающихся колледжем, или еще чего-нибудь нового.
Кристофер протянул ему руку.
– Благодарю вас, детектив. Несмотря на тяжелое положение, я знаю, что вы работаете на совесть, и это вам зачтется в свое время.
Пока Буррони пожимал руку Кристоферу, Джордан отвернулся к окну, чтобы не выдать своей инстинктивной реакции на эти слова. Ему ли не знать, как коротка память у его брата. Однако у Буррони имеется один козырь: есть кому напомнить брату о данном обещании.
– Пока, Джордан, до встречи.
– Да. Держи меня в курсе.
Детектив вышел из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47