Она упала на пол в тот момент, когда Ксения бросилась на ее защиту, и теперь закрывала голову руками, уворачиваясь от болезненных ударов. У нее не осталось никаких мыслей, только желание отключиться, чтобы не чувствовать больше ничего, ничего и никогда. Вера Васильевна до крови закусила губу. Она не хотела издать ни единого звука в ответ на жуткую боль в голове и брюшной полости. Боль была настолько сильной, что Вера Васильевна находилась в состоянии, близком к обмороку. Она не хотела открывать глаза. Не осталось ни желания жить, ни стремления к смерти. Полная отрешенность к происходящему, словно бы ее это вовсе не касалось. Ее «я» раздвоилось, одно наблюдало за разрушающей яростью мужа, другое не могло поверить, что это реальность, а не дурной сон, и ни в одном не осталось никаких человеческих чувств: ни ненависти, ни любви, ни страха, ничего.— Оставь ее, сволочь! Скотина! Ненавижу! — Ксения не ожидала, что ярость сделает ее настолько сильной. Она испытывала ненависть, делающую ее сильнее, бесстрашнее.Широков на время оставил корчившуюся от боли жену и теперь старался сбросить с себя намертво вцепившуюся в него дочь. Но ее тонкие руки не поддавались, и тогда Широков изо всех сил припечатал Ксению спиной к стене.В тот же миг ее руки разжались, а она сама медленно опустилась по стене на пол. Рядом раздался звук бьющегося стекла — Ксения зацепила рукой вазу.— Получай, защитница! Получай! — Широков переключился на дочь.Он выглядел ужасно, с каждой секундой теряя человеческий облик. Он уже не мог остановиться. Ярость застила его разум. Широков хотел только одного — бить, приносить страдания, видеть, как извиваются, корчатся от боли две неблагодарные сучки. Здравые мысли покинули его, не выдержав натиска безумной ярости. Насилие приносило ему колоссальное удовольствие, а думать о последствиях он сейчас был не в состоянии. Будущее уже не имело смысла. Оно потеряло его и больше не интересовало Андрея Александровича. Широков выливал всю многолетнюю обиду, вкладывая ее в удары, которые безответно принимала Ксения. Она была в состоянии обморока и не пыталась защищаться. Это еще больше распаляло Широкова. Кто знает, сколько бы он еще избивал ее почти безжизненное тело, но в какой-то момент он потерял способность видеть. Все окружающее пространство на миг взорвалось и засветилось яркой, ослепляющей вспышкой. Потом размытые предметы погрузились в темноту и, медленно выплывая из нее, становились красными. Затылок раскалывался от резкой боли, а по лицу со лба потекло что-то теплое. Широков дотронулся ладонью до щеки и увидел, как пальцы окрасились в красный цвет. На ощупь это была теплая, липкая жидкость. Широков не сразу понял, что это его собственная кровь. Ее созерцание мгновенно отозвалось в организме тошнотой. Она быстрой волной поднялась изнутри, и Широкову стоило немалых усилий побороть ее. Оглянувшись, он увидел едва стоявшую на ногах жену. Пошатываясь, она держала в руках что-то вроде палки, присматриваться он не мог. Широков попытался что-то сказать, но ему это не удалось. Губы отказывались разжиматься. Проведя по ним языком, он тяжело задышал. К боли в голове снова добавилось неприятное ощущение дурноты.— Сука, — прошептал Широков, стараясь не потерять равновесие.— Сделай только шаг, и я убью тебя, — едва слышно ответила Вера Васильевна.— Сумасшедшая, вызывай «скорую». Я истекаю кровью, — вид собственной крови пугал его.— Нет, не вызову, — пошатываясь, Вера Васильевна прищурилась: сейчас ее больше заботила Ксения. Она лежала без движения на полу, раскинув руки. В уголке ее полуоткрытого рта запеклась кровь. Вера Васильевна с ненавистью взглянула на мужа. Комнаты больше не существовало — ни стен, ни потолка, ни пола. Кусок пространства, в нем мать видела перед собой человека, который принес боль ее ребенку. Это был враг, ненавистное создание, и его жизнь не значила для Веры Васильевны ничего. Она должна остановить его раз и навсегда. Все зашло в тупик. Хотя выход есть. Она сделает последний шаг навстречу освобождению и навсегда забудет ощущение страха, с которым прожила столько лет. Она готова.Широков сжимал виски руками, наблюдая за женой. Он вдруг понял, что натворил. Никто не станет скрывать то, что произошло в этой квартире. Эти две сучки с удовольствием избавятся от него, опозорив на весь город. Этого нельзя допустить. Широков обрел способность мыслить и, едва превозмогая боль, произнес:— Все, квиты. Давай остановимся на этом.— Нет, — усмехнулась Вера Васильевна. Ее губы застыли в кривой улыбке, а в глазах — решимость. Она тоже почувствовала изменение в настроении мужа и презрительно плюнула ему в лицо.— Ты что?! — снова взревел он, но боль в голове становилась все более невыносимой и делала его неспособным ни нападать, ни защищаться.— Я решила изменить свою жизнь. Я освобожу себя и дочь от тебя раз и навсегда. Только так, только так.— Верка!— Молчи, — прохрипела она и крепче сжала в руках скалку, которую взяла на кухне, увидев, как Широков избивает Ксению. Она не знала, откуда взялись силы дойти до кухни и обратно. А потом оставшиеся она вложила в удар. Широков едва держался на ногах. Теперь они были на равных.Вера Васильевна закусила губу и стала примеряться, чтобы нанести последний удар. От него это животное не должно было оправиться, а там будь что будет. Широков видел, как над его головой снова что-то взметнулось вверх, и в этот момент воздух разрезал крик Ксении:— Не-ет! Мама, не надо!Вера Васильевна медленно перевела взгляд на дочь. Она ужаснулась ее бледности и выражению страха, застывшего в ее глазах. Этот крик дочери отнял у обезумевшей женщины последние силы. Вера Васильевна виновато улыбнулась, выронила скалку и, как подкошенная, рухнула на пол. Рядом присел Широков, продолжая сжимать виски руками. Он то и дело смотрел на свои окровавленные руки и снова прижимал их к разрывающейся от боли голове.Ксения медленно поднялась и, держась за стену, стала пробираться к коридору. Голова кружилась, открывая глазам невероятную картину перемещения пола, потолка. Они вдруг поменялись местами, и, кажется, стены собирались обрушиться на нее всей своей тяжестью. Ксения закрыла глаза и на ощупь пробиралась дальше. Там стоял телефон, и к тому же кто-то уже два раза позвонил в дверь.— Ксения, не открывай, — раскачиваясь от боли, произнес Широков. — Не открывай, слышишь. Я больше никого не трону. Никогда, клянусь…Но она не собиралась слушать его и молила Бога, чтобы тот, кто звонил, не отошел от двери. Дрожащими руками она открыла ее и увидела на пороге застывшего от ужаса Гошу.— Ксеня! Что случилось? — Он подхватил падающее тело и, наклонив голову к ее губам, услышал:— Он едва не убил нас. Вызови «скорую», вызови ми… — Голова Ксении безжизненно повисла.Осторожно опустив Ксению на пол в коридоре, Гоша схватил телефонную трубку и непослушными пальцами набрал «03». Пока шли гудки, он заглянул в комнату: разбросанные вещи и осколки стекла — все это было мелочью по сравнению с лежавшей на полу без движения Верой Васильевной и отцом Ксении, ползущим по полу куда-то в глубь комнаты. Он оставлял за собой кровавый след, и это на мгновение лишило Гошу речи. Он зажмурился и пришел в себя, когда диспетчер, вероятно не в первый раз, поинтересовался целью звонка.Гоша быстро назвал адрес, сказал о тяжелых увечьях, о трех нуждающихся в помощи пострадавших. Приняв вызов, диспетчер попросила ждать, а Гоша стал набирать номер милиции.— Не спеши, жених, — услышал он глухой голос Широкова.Андрей Александрович медленно поднялся, открыл дверь балкона и бросил полный ненависти взгляд на неподвижно лежавшую на полу жену. Потом тяжело повел глазами, словно хотел что-то найти, махнул окровавленной рукой и, пошатываясь, вышел на балкон.— Я не дам им наказать меня за собственную глупость. И добро и зло всегда наказуемы, слышишь? — Глядя на замершего с трубкой в руках Гошу, зловеще проговорил Широков. Потом повернулся, сделал два шага и, медленно перевалив свое тело через перила, бросился вниз. Еще мгновение, и на улице кто-то истошно закричал.— Алло! Кто на линии!— Алло, — сдавленным голосом отозвался Гоша. Он чувствовал, как комок дурноты мешает ему говорить, и быстро-быстро задышал, борясь с тошнотой.— Алло, вас слушают! Служба «02», говорите!— Приезжайте, — тихо сказал Гоша.— Что у вас стряслось?— Трое пострадавших. Один труп, — едва выговорил Гоша, почувствовав, как слезы потекли по щекам.— Ваша фамилия?— Виноградов. Моя фамилия Виноградов.— Адрес, назовите адрес!Он машинально повторил название улицы, номер дома и квартиры. И, не услышав ничего в ответ, положил трубку. Он прикрыл входную дверь и беспомощно заметался между Ксенией и Верой Васильевной. Ни одна, ни другая не приходили в сознание. Это было ужасно — созерцать двух избитых женщин, лица которых до неузнаваемости изменили отеки и синяки.Гоша почувствовал, что не может находиться с ними в квартире, и быстро выбежал на лестничную площадку. Внизу слышался нарастающий шум. Кто-то поднимался по ступенькам, взволнованно переговариваясь. Для Гоши все сливалось в хаотический шум, из которого он выделял отдельные слова. Он знал, что они касаются происшедшего. Прижимаясь к крашеной панели, Гоша не ощущал прохлады стены. Ему было страшно. Он вдруг подумал, что никогда не сможет забыть увиденного, и это каким-то образом совершенно изменит его жизнь, планы.— Молодой человек, вы из какой квартиры? — Он очнулся от собственных мыслей, когда вокруг него собралось несколько человек. Все выжидающе смотрели на него, едва сдерживая любопытство, заглядывали в коридор.— Туда нельзя, — прошептал Гоша. Он решил, что не пустит в квартиру никого, кроме милиции и врачей. — Зевакам здесь нечего делать.Его слова вызвали бурю возмущения, но, вероятно, вид у него был решительный. Никто не посмел даже попробовать сдвинуть его хоть на сантиметр. Гоша не видел лиц окруживших его и шумевших рядом людей. У него перед глазами стояла другая картина: Андрей Александрович медленно перегибается через перила… Ксения, Вера Васильевна…В жизни Гоши не было подобного испытания. Все, что случалось раньше, казалось такой безделицей, мелочами, не заслуживающими внимания. Гоша повзрослел за несколько минут. Он понял, что в жизни происходят события, которые нужно просто пережить. Никому из смертных не дано до конца понять задумки высших сил, но если они посылают испытание, значит, в этом есть свой неотвратимый смысл. Нужно перешагнуть через кошмар. Чтобы идти дальше, нужно просто переступить — забыть прошлое. Гоша решил, что для него это единственный выход: забыть и начать все заново. Иначе он не сможет быть тем, кем обещал стать для Ксении. Он не имеет права обманывать ее. Она и без того получила за свою недолгую жизнь слишком много плохого. Он обещал отогреть ее. Теперь это будет сделать еще сложнее, но он не отступится. Время залечивает любые раны. Нужно только уметь ждать. Гоша прогнал из своего сознания страх, смирившись с неизбежным. Он надеялся, что в награду за перенесенные потрясения разум поможет ему найти верное решение, выбрать свой путь. Они пойдут по нему вместе с Ксенией.Гоша проглотил мешающий дышать комок — волнение все еще сказывалось. А он обязан быть рассудительным и бесстрашным. С этого момента он должен взять на себя ответственность за судьбу трех женщин: его матери, Ксении, Веры Васильевны. Соизмерима ли эта ноша с его силами, покажет время. А пока Гоша почувствовал облегчение, услышав нарастающий шум — по лестнице поднимались люди. Увидев белые халаты, он посторонился, но сам в квартиру заходить не стал. Он знал, что его все равно позовут, и оттягивал неприятный, но неизбежный момент.Шум в подъезде нарастал, а ему так хотелось, чтобы все замолчали. Неужели они не понимают, что мешают? Кто-то тронул его за плечо — молодой санитар внимательно смотрел на него:— Вы сделали вызов?— Да, — Гоша почувствовал, что сейчас он должен будет войти.— Давайте войдем в комнату, — посторонившись, санитар жестом подтвердил свою просьбу.— Да, да, конечно.Гоша вошел в коридор, сразу ощутив запах нашатырного спирта, лекарств. Вслед за ним зашли два сотрудника милиции.— Кто здесь Виноградов? — спросил один из них.— Я, — Гоша понял, что пришло время отвечать на вопросы, ответы на которые будет найти не так-то и просто. — Я Виноградов.— Мы должны задать вам несколько вопросов.— Я готов, — увидев, что Ксения пришла в себя и сейчас ей оказывают помощь, Гоша воодушевился. Потом он перевел взгляд на Веру Васильевну. В этот момент ее укладывали на носилки. — Я могу на минутку подойти к девушке?— Нет, сначала ответьте на вопросы, — настойчиво повторил один из сотрудников милиции.Гоша кивнул и последовал за ним на кухню. Он шел, как в бреду, едва ли отдавая себе отчет в том, что все происходящее ему не снится. Это было так не похоже на реальность. Нужно было пережить все, что казалось дурным сном. И самое плохое имеет свойство когда-нибудь заканчиваться. Почему-то именно это было для Гоши главным и придавало ему силы.Несколько дней каждую ночь ей снилась квартира, залитая кровью. Алая, вязкая волна поднималась и настигала ее. От нее никак не получалось укрыться — стены, двери не спасали. Ксения захлебывалась, пытаясь плыть куда-то. Она то поднималась над алой поверхностью, то снова погружалась, барахтаясь из последних сил. Соленый привкус, сладкий, приторный запах крови убийственно действовал на Ксению, но освободиться от всепоглощающей, мощной, сметающей все на своем пути пучины не было возможности. В конце концов, обессилев, со сбившимся дыханием она каждый раз оказывалась на балконе, и в этот момент волна отступала. Вытирая кровавые потоки с лица, Ксения с облегчением вздыхала, но в этот момент перила, на которые она опиралась, с хрустом отламывались. Удержать равновесие было невозможно, Ксения с криком падала в бездну и в ужасе просыпалась. Все тело болело, голова раскалывалась. Тяжело было открывать глаза, потому что свет вызывал неприятную резь, от которой непроизвольно бежали слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39