Затаив дыхание, она подняла взгляд и увидела в его глазах знакомый огонек. Он едва заметно улыбнулся.
Теперь она точно знала, что будет, когда они окажутся наедине.
С Евой на руках Джордан переступил порог.
Как положено поблагодарив Нэнси и Мэтта и пожелав им спокойной ночи, он понес Еву наверх в их комнату.
Нэнси с Мэттом, верно, шли следом, но Ева их не замечала. Она совсем о них позабыла и чувствовала лишь сильные руки Джордана, стук его сердца — Ева могла поклясться, что слышала его сквозь двойную броню пальто; и еще ей запомнилось, как у порога встретились их взгляды, и, конечно же, предвкушение сладостной близости.
Ничего не изменилось, ничего не решилось, невнятно твердил ей внутренний голос. Но Ева не желала его слушать. Бог с ним! Пусть все остается как есть, она навсегда запомнит их последнюю прекрасную ночь.
Войдя в комнату, Джордан захлопнул дверь ногой точно так, как только что дверцу машины.
Он донес Еву до постели и опустил в изножье. Ее ноги совсем онемели. Она нащупала носками пол, и тут ее качнуло.
Джордан усмехнулся и поддержал ее, вдруг оказавшись сзади, и, когда его руки легли ей на плечи, она прижалась к его сильному, мускулистому телу.
— Перебрала шампанского? — тихо спросил он.
Она покачала головой. Если между ними и оставалась какая-то неопределенность, она исчезла в то мгновение, когда они задержались на пороге дома.
— Ну и хорошо, — мягко сказал он, прильнув губами к ее шее.
С легким стоном она откинула назад голову, чуть изогнувшись: пусть целует и ласкает вволю.
От воротника пальто его губы поднялись к мочке уха, потом тот же путь проделала его рука в перчатке. Вся затрепетав, Ева прильнула к нему спиной — еще, еще, словно молила она.
Но Джордан не торопился. Он расстегнул и стал медленно снимать с нее пальто. Без пальто Еву слегка зазнобило, хотя в комнате было довольно тепло.
Джордан повесил пальто в стенной шкаф рядом со своим, снял перчатки. А она ждала, ощущая, как часто и гулко бьется сердце, ждала того, что неминуемо должно было случиться.
Вернувшись к кровати, он зажег ночник, и по комнате разлился мягкий свет. На нее смотрели темные бездонные глаза Джордана, она стояла, ожидая, что он скажет, что сделает.
— Как, крошка, еще принимаешь таблетки?
— Принимаю. — Она улыбнулась какой-то своей мысли. — Я всегда была оптимисткой. И даже на всякий случай прихватила с собой черную комбинацию.
Он тоже улыбнулся.
— Помню ее, но вряд ли она сегодня понадобится.
— Не понадобится?
— Нет.
Наступила тишина, они оба затаили дыхание.
Не отрываясь он смотрел на нее, освещенную мягким светом ночника. Двигаясь точно во сне, она отвела назад свои густые волосы, сняла бриллиантовые серьги, потом направилась к туалетному столику, спиной чувствуя устремленный на нее взгляд Джордана. Ева положила серьги, они звякнули о фарфор, и этот мелодичный звук эхом отдался в напряженной тишине.
Она ждала, застыв на месте. Ждала и слышала: он приближается. И снова он оказался у нее за спиной, в своем вечернем костюме, широкоплечий, высокий, сильный. Рядом с ней, хрупкой женщиной, стоял настоящий мужчина, и, чувствуя это, она вся затрепетала.
Его пальцы, едва касаясь, пробежали от ее запястья до плеча. И эта нежная, но и страстная ласка огнем обожгла ее кожу. Руки Джордана сомкнулись у нее на спине, как раз на «молнии» ее черного платья.
Потом левая стала ласкать ей шею, пробуждая желание и в то же время как будто успокаивая, правая же нащупала и расстегнула «молнию».
В сладостном возбуждении Ева не удержалась от восклицания. Нежной кожей спины, а потом и плеч, и живота ощутила свою наготу. Платье опустилось до талии, и Ева прерывисто задышала, когда увидела в зеркале полоску своего тела между лифчиком и нижней юбкой. Сердце билось, как попавшийся в ловушку и рвущийся наружу зверек.
При мысли о скорой близости на нее вдруг напал страх.
— Джордан, — прошептала она.
— Что, милая? Не волнуйся. Здесь только ты и я, ты и я. Мы с тобой. Одни.
— О, Джордан…
— Нам хорошо вместе. И всегда было, начиная с первой ночи. Помнишь?
В зеркале она встретила его взгляд. Конечно, она помнила. Разве могла она забыть? Такую ночь женщина запоминает на всю жизнь.
Для Евы она была первой — первой с Джорданом и первой с тех пор, как у нее появилась Лиза, Она испытывала робость перед этим потрясающим мужчиной, испытывала робость, зная, что ее тело уже не так свежо и безупречно, и боялась" что не сможет доставить ему наслаждение.
Но боялась она, как вскоре выяснилось, напрасно. Он осыпал поцелуями ее тело, медленно и страстно, его глаза горели таким желанием, что она позабыла все свои страхи и отвечала на его ласки.
Это была незабываемая ночь, и такими же были все остальные.
Не сводя с Евы глаз, он коснулся ее живота. У нее перехватило дыхание, и Джордан поддержал ее за талию.
Потом его руки поднялись вверх и накрыли ладонями ее грудь. У Евы вырвался стон. Пальцы Джордана постепенно проникали внутрь лифчика, пока не нащупали соски, и они в ответ сладостно заныли и набухли, полнясь желанием.
И в этот момент у нее мелькнула мысль, и она улыбнулась чисто по-женски, — мысль, что ее скованность исчезает, подобно росе под горячими поцелуями солнца. Отбросив еще остававшуюся стыдливость и не обращая больше внимания на вызывающее отражение в зеркале, она отдалась его ласкам. Закрыв глаза, откинула голову ему на грудь, и зеркало перестало для нее существовать.
— Мне этого так не хватало, — шептал он ей на ухо. — Все эти проклятые ночи с тех пор, как ты ушла. Я так хотел ощущать твое тело, любить тебя снова и снова…
И у нее опять вырвался стон, в мозгу отдавалось: «Да, Джордан, да», но произнести она не могла ни слова.
Он стал ласкать ее стройные бедра, скользя ладонями вверх к тонкой талии и снова вниз. Он называл Еву красавицей, и она ему верила, потому что видела себя его глазами и не находила ни единого изъяна в своих упругих и нежных грудях, ни единой складочки на теле, напоминавшей о том, что она уже дважды рожала.
Он называл ее красавицей, и она знала, что красива по-своему, своей особой красотой. Пусть ее тело уже не было телом девушки, но зрелой женщины, лоно которой выносило двоих детей, но ведь в этом-то и заключалась его особая прелесть.
Легкие, как дыхание, ласки постепенно разжигали Еву, приводя ее в неописуемый восторг. Он гладил ей плечи, грудь, рука его спускалась ниже, ниже, пока не коснулась сокровеннейшего уголка ее тела, и это было такое наслаждение, что Еве казалось, она не вынесет, она умрет.
Охваченная этим сладостным ощущением, она бессильно откинула голову ему на грудь и уже не искала его губы. Изогнувшись, она слегка подалась вперед, и, уткнувшись в ее спутанные волосы, Джордан нашептывал ей страстные признания.
Как долго его пальцы совершали свое волшебство, она не помнила. Помнила только, что ее тело растворилось в океане блаженства, а потом прилив упоительного наслаждения вновь прибил ее к берегу.
Ева прижалась к нему, обмякшая, но еще не насытившаяся. Он держал ее в своих объятиях, и прикосновение его вечернего костюма к ее нежной коже действовало возбуждающе.
— Мне бы хотелось лечь, — чуть слышно прошептала она.
Он поднял ее на руки, прижав к груди, и так же, как прежде из машины, отнес на кровать, освещенную ночником чуть ярче остальной части комнаты.
Глубоко вздохнув, она закинула руки за голову и потянулась. Джордан любовался ею, он стал раздеваться, но так спокойно, что это совсем не вязалось с огнем, горевшим в его глазах. Ева смотрела, как он развязывает галстук, снимает пиджак, запонки, сорочку, носки, туфли, вечерние брюки — все, все.
Теперь он стоял перед ней совсем нагой, как и она. Свет ночника падал на его большое, сильное и мускулистое тело. Он был великолепен — мужчина, которого она любила и страстно желала.
Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, протянув к нему руки. Он лег рядом с ней и стал снова ласкать ее.
Теперь она отвечала на каждую ласку, возвращала каждый поцелуй.
Он склонился над ней, и она приподнялась к нему навстречу, испустив вздох наслаждения. Губы их слились в поцелуе, а его рука вновь опустилась к сокровенному тайнику ее тела, все поплыло у нее перед глазами, она была готова принять его.
Обвив его руками, она прижалась к нему всем телом и ощутила его восставшую плоть. Она гладила его, а он ловил ее руку, губы Джордана прокладывали тропку от ее шеи к грудям, и он целовал их, целовал, целовал, а она в упоении обхватила его голову, желая, чтобы эти страстные, эти нежные, эти неземные поцелуи длились вечно.
Все выше и выше парили они на крыльях любви. Медленный, чувственный ритм сменился быстрыми и жадными движениями. Двигаясь в согласии с Джорданом, Ева с протяжным стоном вновь и вновь возносилась в мир неземного блаженства.
И снова ей вспомнилась карусель, которую этой волшебной ночью чья-то гигантская рука привела в движение и продолжала вращать до тех пор, пока все вокруг не завертелось в испепеляющем вихре страсти.
— Ева! — крикнул он.
— Да, — выдохнула она.
И он вновь глубоко вошел в нее. А она ощущала, как совершалось невероятное чудо — чудо слияния двоих в одно целое. Их тела сплелись в тесном объятии.
Как одно существо, страстное и неустрашимое, они неслись куда-то на край света. Вместе.
Надолго. Навсегда.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Уставившись в темноту, Джордан про себя отметил, что произошло невероятное: они занимались любовью. А ведь он знал, чем все кончится, едва он к ней прикоснется. Вот и кончилось.
Но он был не в силах от нее уйти. Она стала его частью. Покинуть ее означало отсечь от себя половину.
— Джордан? — начала она ласково и немного неуверенно.
— Да?
— Что с тобой?
Он отвернулся к стене. Проклятье! Всегда она знает, всегда догадывается.
— Джордан?
— Все в порядке.
Какое-то время Ева, тихо вздыхая, молча лежала, прижавшись к нему своим мягким роскошным телом. Но он знал: на этом она не успокоится.
А почему бы ему не сделать шаг ей навстречу?
Все равно от разговора не уйти. Какой резон тянуть время?
Он погладил ее по волосам и слегка прикоснулся губами к виску.
— Ладно, милая. Выкладывай, что тебе не дает покоя.
— О, Джордан, — выдохнула она.
Опершись на локоть, Ева приподнялась, чтобы, насколько возможно, разглядеть его в темноте.
— Я знаю, мы решили до завтрашнего вечера ни о чем не говорить.
— Но?
— Но после того, что случилось, я бы хотела знать…
Пауза так затянулась, что стала уже невыносимой, Джордану было не по себе. Может, хватит держать ее на крючке?
— Не волнуйся. Мы поженимся.
Он слышал, как у нее перехватило дыхание.
— Правда?
Ева низко наклонилась к нему, точно хотела удостовериться, не ослышалась ли.
Он усмехнулся.
— Ты же говорила, что хочешь.
— Да, конечно, я-то хочу, а вот ты…
— Что я?
— Ты сказал, что решил подождать, и отложил разговор до воскресенья.
— Кое-что изменилось. Сама же сказала. Мы поженимся, как только все подготовим. Идет?
— Идет.
Она чмокнула его в нос и снова легла рядом.
Он знал, что ее гложет. Она хотела большего. Хотела услышать нежные признания в вечной любви. Хотела вновь услышать те обещания, что он давал ей там, на берегу, когда делал предложение в первый раз.
Но за это время кое-что изменилось. До того признания на берегу она его не предавала; мысль о том, что он может ее потерять, даже не приходила ему в голову. Теперь же ему необходимо примириться с тем, что он может ее потерять. И действительно потерял. На время.
Наступила опасная тишина.
— А как быть с твоей семьей? — наконец спросила Ева.
— Что ты имеешь в виду?
— Может, расскажем им?
— Что?
— Что мы еще не совсем женаты, но очень скоро обязательно поженимся.
— Зачем?
— Затем, что я к ним привязалась. Очень привязалась. И не хочу лгать людям, которых люблю.
— Черт побери, Ева, — пробормотал он и заворочался. За каких-то четыре дня она умудрилась наладить отношения с его семьей куда более близкие, чем он за всю жизнь.
— Пожалуйста, Джордан, давай им все расскажем.
Он немного подумал, но согласиться на это не мог. Стоит рассказать правду, и посыплются тысячи вопросов, и от озабоченных взглядов нигде не спасешься. Болтливые кузины, вроде Луизы, с утра до вечера станут обсуждать новость.
— Нет, — сказал он, — по-моему, разумнее будет оставить все как есть. Расскажем после свадьбы, тогда они не смогут рассуждать, поженимся ли мы в конце концов или нет.
Выдержав паузу, Ева согласилась:
— Ладно.
— Вот и хорошо.
Но разговор был еще не закончен.
— Меня беспокоит кое-что еще.
— Что же?
— Уэсли. Ты собирался поговорить с ним, узнать, почему в твоем присутствии он так дурно себя ведет. Вчера утром я попыталась с ним потолковать, но безуспешно. Он был неприступен как скала. Я убеждена, он должен знать, что ты его не бросишь, как его отец.
Внутри у Джордана что-то екнуло. Вряд ли ему удастся найти общий язык с четырехлетним ребенком. В решающий момент почти наверняка он отступит, но в глубине души Джордан понимал, что разговор неизбежен.
— Ладно. Я поговорю с ним.
— Спасибо. — По голосу Евы он понял, что она успокоилась.
Ева лежала, уставившись на минутную стрелку часов. Неужели она движется, ведь кажется, что стоит на месте. Только сейчас Ева почувствовала, что немного взволнована.
Осторожно, чтобы не потревожить сон человека, уютно примостившегося подле нее, она освободилась из его теплых объятий и встала с кровати. Пробормотав что-то невнятное, Джордан вновь погрузился в глубокий сон, а Ева заботливо поправила на нем одеяло.
Потом, отыскав чистое белье, она на цыпочках отправилась в ванную, где приняла душ и оделась. Вернувшись в комнату, она стала собирать разбросанную с вечера одежду. И как раз вешала платье в шкаф, когда услышала голос Джордана.
— Доброе утро! — сказал он тихо.
Ева повернулась к нему и с улыбкой ответила:
— Доброе утро! — О боже, как он хорош, даже сейчас — сонный и взъерошенный. Хоть опять забирайся к нему в постель.
Очевидно, он прочел ее мысли.
— Почему бы тебе не вернуться ко мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12