Мне смешно, но я не смеюсь, а вместо этого думаю о Даррене. Я широко улыбаюсь, вспоминая, как он медлил у двери. Мы оба всю неделю пытались выйти на работу. И всю неделю не могли оторваться друг от друга. Иззи замечает мою безмятежность и вскрикивает:
– Тебя это совсем не беспокоит?
Ну что тут сказать? Если она этого не понимает, то мои подозрения были верны: Иззи никогда не… Иззи никогда этого не испытывала. Без толку рассказывать о том, как он согревал мои вечно холодные ступни своими всегда горячими икрами, ягодицами и яйцами. Бессмысленно и даже бесполезно. Самое главное, что после того первого поцелуя у меня голова пошла кругом, зато вся жизнь обрела прочность. Я даже не знала, какой она была непрочной. А теперь знаю, чем пахнут его волосы, знаю, где ему щекотно. Я вылизывала его ноздри. Я занималась сексом, пока мне не становилось больно, но впервые в моей жизни это было только любовью. Мое тело больше не игральная фишка, не инструмент для заключения сделок и не аттракцион. Мир обрел краски.
Это все из-за меня! Из-за моей непрошибаемости, из-за моего стального сердца. Бедная Иззи, да разве она может меня понять? Я куда более восприимчива, моя интуиция острей, а логика ясней, но даже я не понимаю, как все это случилось.
Я иду на кухню, чтобы налить нам побольше джина с тоником. Пока я осторожно лью в стаканы джин, пока добавляю тоник, Иззи внимательно смотрит на меня.
– Безо льда?
– Он в морозилке, – бросаю я небрежно, направляясь к дивану.
– А лимон? – Я не отвечаю. Обычно я настаиваю на точном соблюдении пропорций. Джин нужно вылить на три кубика льда, добавить ломтик лимона и лайма (так я делаю всегда). Джин с тоником я готовлю так тщательно и сосредоточенно, что этих похвальных качеств хватило бы даже на приготовление изысканного обеда из трех блюд. Но сегодня мне не до чепухи. Честно говоря, готовить джин с тоником мне неинтересно. Это же не Даррен.
И я плюхаюсь на диван. Мы сидим, поджав ноги, перед открытым огнем. У меня замечательный газовый камин, он чище и удобнее, чем настоящий. Он, конечно, не дает такого приятного запаха, но невелика разница, и потом ради удобства можно пожертвовать роскошью.
– Он уехал сегодня утром, и я целый день старалась отвлечься, смотрела видео, но мне попадались фильмы только про любовь. Сменила одну за другой четыре разные кассеты, несколько компакт-дисков и прочла первую страницу сборника рассказов, но что бы ни делала, везде натыкалась на одно и то же.
Иззи снова ухмыляется.
– Интересно, откуда у тебя книги и фильмы про любовь?
– В том-то и дело! Пока я не встретила Даррена, это были просто рассказы и фильмы, а теперь это рассказы и фильмы про любовь. Это что-то мистическое. То, что я так считаю, означает…
– Что ты влюбилась.
– Не мели чушь, – огрызаюсь я. Иззи не смотрит на меня, она сосредоточена на джине. – Я не влюбилась. Не влюбилась! Просто это влияние поп-культуры.
Мы молчим, глядя на мерцание языков пламени. Я вспоминаю, как мы с Дарреном катались перед огнем, подражая одной знаменитой звездной паре из мыльной оперы. И плевать, что там думает Иззи.
– Чего ты боишься, Кэс? – Оказывается, она думает обо мне.
– Я влюбилась. – Слова прокатились по комнате. Прогремели, ворвавшись в нашу жизнь. Наконец прозвучали, принеся мне облегчение и одновременно ужасно испугав. – Мы любим друг друга.
– Правда? Правда-правда? – Иззи вскакивает, и на этот раз джин с тоником летит у нее из рук. Я сердито смотрю на нее, встаю, приношу с кухни тряпку и молча вытираю джин.
– Да, – вздыхаю я. Эмоции так и рвутся из меня. Мы обе удивлены и довольны этим признанием. Иззи просто неистовствует. Будто я сообщила ей о выигрыше в лотерею, или будто выиграла она сама.
– Как ты это поняла? Когда ты поняла? О боже, Кэс, это дивно.
Я улыбаюсь, наслаждаясь этим мгновением.
– Поняла, когда мы регистрировались в том отеле. Ужасное место, ковры в цветочек, а стойка завалена приглашениями на соревнования по дартс и выставки народных ремесел. У него была с собой сумка.
Иззи недоумевает, и я продолжаю:
– Он взял презервативы, зубную щетку и чистые трусы. Так что помимо того, что я его безумно хотела, что он интеллигентен, порядочен и интересен мне (все это замечательные качества, но не они меня обычно подкупают), я сообразила, что он дерзкий и ловкий.
– Джекпот, – улыбается она.
– Точно, – соглашаюсь я и, не удержавшись, хлопаю в ладоши.
Я наслаждаюсь воспоминаниями, а Иззи – надеждами.
– Ты знал, что мы окажемся здесь? – спросила я. Он поил меня шампанским (дешевым, но какая разница) из своего рта, заставив меня замолчать.
– Не был уверен. – Вот противный.
– Но ты этого ожидал?
Он оторвался от моих губ и припал к соску, выливая шампанское мне в пупок. Он двигался в озере вина, целуя и лаская мое плечо, ключицу, талию. Он пил шампанское, а я мысленно благодарила моего персонального тренера – не зря я по двести раз в день качала пресс.
– Я не ждал этого. Я надеялся. Я же говорил, что я оптимист, – улыбнулся Даррен. Его губы влажны.
Его смелость и изобретательность стали последней каплей. Неожиданно Даррен оказался опасным. Когда он успел обыграть меня в нашей сексуальной шахматной партии? Он победил? Или я? А может, мы оба?
Это маловероятно.
Холодный стальной обруч страха стискивает мне горло, выдавливая счастье. Сердце, пульсировавшее у горла, вдруг тяжелеет и падает. Что я наделала? Что я наделала?! Это беда, которой я старательно береглась все двадцать шесть лет. И вдруг забыла об осторожности после двух недель знакомства.
Это абсурд.
Я этого не сделаю.
Я не могу себе этого позволить.
Это худшее, что могло случиться. Потому что теперь я верю всему тому, что видела по телевизору, слышала по радио, читала и смотрела в кино. Это правда. Это понимаешь сразу, как только встречаешь Его.
Свое божество, свой смысл жизни.
И жизнь неожиданно становится светлой, сияющей и наполненной смыслом. В фильмах и песнях про любовь все правда, но о том, чем кончается это чувство, рассказывают все те же фильмы и песни.
Болью.
Только болью.
Разве жизнь моей матери не доказательство?
Каждая секунда, проведенная рядом с Дарреном, была счастьем. Я переживаю это время снова, и теперь каждая секунда кажется мукой, а я отравлена мыслями о том, что все получилось не так. Когда он сказал, что любит меня, я была на вершине блаженства, в экстазе, а сейчас я в оцепенении. Когда Даррен был со мной, я в это верила. Во все верила, и в наше счастливое будущее, и в то, что вечная любовь существует.
Но сейчас моя уверенность гаснет.
Нельзя ожидать, что Даррен будет со мной каждый день и каждую минуту, но когда он не со мной, я слишком слаба, чтобы бороться с собственными демонами. В Уитби все было хорошо, потому что мы все время были вместе, и он, конечно, не мог изменить мне или бросить меня. Но сейчас… где он сейчас? Может, он не в Котсуолдс. Может, он с другой женщиной. Ведь вечной любви не бывает, а любить – это означает ждать, что тебе сделают больно, обманут и изменят.
Я словно выскочила голой на мороз. Смотрю на Иззи, но она не чувствует этого холода. Знаю, она думает, что если это со мной случилось, то теперь все будет по-другому. Ну уж нет.
– Конечно, так не может продолжаться. – Эта мысль возникает у меня почти одновременно со словами.
– Что?
Получается, что я выбрасываю счастливый билет. Какая досада.
– Это невозможно. – Мой тон увереннее, чем я сама.
– Но ты сказала, что любишь его, – тараторит Иззи.
– Да, – бросаю я. – Сейчас я люблю его ужасно сильно, безрассудно и банально. Но если буду продолжать в том же духе, то скоро стану называть его дурацкими именами и хотеть от него детей. – Я говорю резко и твердо. Надеюсь, мои слова убедят мое сердце.
– А что в этом ужасного?
Если я не ошибаюсь, у нее слезы на глазах, а может, ей натерли глаза контактные линзы. Бедная Иззи.
– Давай доведем все до логического конца. А что, если он не чувствует того же? Что, если он нравится мне больше, чем я ему?
– Но почему ты говоришь, что он был как пьяный?
– Сначала мужчины всегда такие. – Даже Иззи должна это знать. Особенно Иззи, – а потом, когда девушка влюблена, они перестают ею интересоваться. Преимущество в любом случае на стороне того, кто меньше любит.
– Вот тут ты ошибаешься, если думаешь, что в любви кто-то выигрывает.
– Я не ошибаюсь, Иззи. – Я делаю акцент на местоимении «я». – Этого никогда бы не случилось, если бы я осталась в Лондоне. А Уитби – романтичный город… – ищу правильное слово, – …и необычный.
– Кэс, ты уверена, что дело в окружении, а не в нем самом? Он вроде бы не притворяется.
– Ладно, хорошо, сценарий номер два. Допустим, он чувствует то же, что и я…
– Но ведь это так. Ты ведь это знаешь, – жалобно говорит Иззи.
Я едва осмеливаюсь на это надеяться. Я видела, как он целует мои пальцы, расчесывает мне волосы и рассматривает мои детские фотографии.
– Будем считать, что да. Ну и что?
– Ты могла бы выйти замуж и счастливо с ним жить.
Как будто это действительно так просто. Как же она наивна! Наша долгая дружба ничему не научила Иззи. Я объясняю медленно и четко, но она, кажется, меня не слышит.
– Этого. Не. Может. Быть. Да, мы можем пожениться, но рано или поздно (скорее рано, потому что такие яркие чувства всегда быстро перегорают) он меня бросит. Или я его. И это страшно. Если он может сделать меня такой счастливой, – а я как будто только родилась, когда он в меня погрузился, – представь, как мне будет тяжело, если он исчезнет.
Иззи закрывает ладонями лицо.
– Кого ты хочешь убедить?
– Никого. – Себя, себя. Я хочу убедить себя, но она даже не может представить, как я бы была ей признательна, если она доказала бы, что все это ерунда. Но она не сможет, потому что я права. Я уверена, что права. Пора остановиться, пока это не зашло далеко.
– Кэс, тебе сейчас тридцать три, а не семь лет. И если отношения твоих родителей не сложились, это не значит, что не бывает счастливых браков.
Я смотрю на нее с яростью. Хотя Иззи знает все о разводе моих родителей, у нас есть неписаное правило это не обсуждать. Я не из тех, что жалуется Опре.
– Иззи, двое из трех домохозяев живут одни. Три из четырех пар распадаются. Примерно половина браков оканчивается разводом. Это факты. – Теперь, когда эти «факты» ворвались непрошеными в мое сознание, от них не так-то просто отделаться.
– Но вспомни о Николь Кидман и Томе Крузе. Они давно женаты и счастливы.
– Это редкий случай.
– Еще есть королева и принц Филипп. – Я фыркаю. Нет, Иззи безнадежна.
– Есть мистер и миссис Браун в «Теддинг-тон Кресент».
– Это вымысел.
– Есть мои мама и папа.
– Но твоя мать ненавидит отца.
– Нет. Она только делает вид. А помнишь ту пару из твоего шоу, которых не удалось совратить?
– Это только вопрос времени.
Иззи возводит глаза к потолку.
– О, Кэс, как мне тебя жаль.
О чем она? Я ошиблась, позволив Даррену вскружить мне голову. Но ошибка поправима. Только надо действовать быстро и решительно.
– Иззи, можно я приеду к тебе ночевать?
– Конечно, если хочешь. А зачем?
– Потому что если увижу его, то не смогу ему сказать, а он должен заехать сегодня вечером, когда вернется из Котсуолдс.
– Нет, дождись его, ну пожалуйста.
– Не могу. Я не притворяюсь и не морочу ему голову. Я хочу немедленно разорвать наши отношения. Это не может продолжаться. Не могу быть слабой.
Просто не могу. Не «не хочу», а не могу.
Я ношусь по спальне, швыряя в сумку тряпки и косметику. Не раздумывая долго о том, что взять с собой, я все-таки задерживаюсь, чтобы понюхать простыню и последний раз впустить его в себя. Я создана для него, но об этом он никогда не узнает. Я могу уйти от него сама, но знаю, что была бы безутешна, если бы он меня бросил.
Это вульгарное состояние влюбленности должно быть временным. Чем быстрее я вернусь к своей обычной жизни, тем лучше для меня.
Это только вопрос времени.
И, вероятно, очень недолгого времени.
Вероятно.
И я стягиваю простыни с кровати и заталкиваю их в бельевую корзину.
До Иззи допело, что она не сможет на меня повлиять, и она решает сменить тему. Пока я запихиваю в сумку щетку для волос и трусы, она рассказывает мне о том, что позвонил тот безнадежный тип, с которым она познакомилась в Новый год. Они уже несколько раз виделись. Иззи возбуждена, потому что они вместе играли в «Коннект-4». Непростительно, что это знакомство подстроила его мать. Иззи продолжает болтать, но я не вслушиваюсь в ее слова. Прекрасно, но совершенно неинтересно. Как мог случиться весь этот ужас? Как могло случиться это чудо? Как это может быть сразу и тем и другим? Теперь я знаю, какое это мучительное, сложное, порочное и прекрасное чувство – любовь. И оно меня не устраивает, совсем нет. Я думала, со мной такого не случится. Думала, что я какая-то особенная, что я умнее других. Оказывается, от этого никто не застрахован. Когда мы надеваем пальто, Иззи вздыхает:
– Ты меня не слушала.
– Извини, Иззи. Я весь вечер пыталась забыть Даррена.
– Зачем ты это делаешь? Тебе не кажется, что ты упускаешь свой шанс?
– Нет. Я пытаюсь сохранить себя.
– Я тебя не понимаю.
– Да? Странно. Кажется, я все понятно объяснила. – Не считая того, что я сама себя не понимаю. Я понимаю, что я его люблю, но это только сбивает меня с толку и нарушает мои планы.
Я запираю за собой дверь, а к двери приклеиваю конверт для Даррена. В нем записка, в записке всего два слова:
Не звони.
13
На работе все паршиво, как я и думала. Бейл не поверил в мою болезнь, потому что Фи, дрянь такая, показала ему фотографию Даррена.
– Да в жопу твой ларингит.
– Нет, ларингит – это такая инфекция в горле, – отшучиваюсь я. Получается не очень остроумно, но я отвыкла кусаться. Последние две недели я, слава богу, была доброжелательной к людям.
– Джокаста, я видел его фотографию. Вы трахались. Ты удрала, а мы здесь дерьмо хлебали. Что ты мне гонишь! Думала, я тебе поверю? А сама ничего не хочешь мне сказать?
Эту публичную порку Бейл проводит в своем стеклянном офисе. Понимаю, как бы ни был он зол, он должен казаться еще злее на благо всего персонала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43