Если до этого ей платили с одобрения Самсона и делая ему одолжение, то теперь ее стройное тело, лицо, имеющее форму сердца, и тревожные, всезнающие глаза собирали гонорары до тысячи долларов за час. Если прежде ее мирком был остров Манхэттен, то теперь ее заносило в разные знаменитые и экзотические места по всему земному шару – в Париж и Рим, Гонконг и Каир, на Карибские острова и атоллы на юге Тихого океана.
Но чем ярче загоралась ее звезда, чем больше Стиви зарабатывала, тем менее реальным все это казалось ей – слава, а особенно ее ощутимые заработки, сотни тысяч долларов, которые проходили через ее руки так, будто это были игрушечные деньги.
Хотя Стиви слабо интересовал домашний быт и она почти не оставалась одна, она купила просторную квартиру на Сентрал-парк-саут с видом на полгорода и покрасила ее в белый цвет. Во время одного покупочного кутежа она истратила пятьдесят тысяч долларов на мебель, всю белого цвета, с отделкой из стекла, хрома и нержавеющей стали, что образовало в некотором роде белый, чистый холст, ждущий, когда на нем запечатлеется личность. Она порой думала, что без Самсона она и не знала, что делать ей со своим интерьером. Неважно, сколько вещей она купила и сколько денег истратила, квартира оставалась местом без тепла и истории, ее величина, почти избыточная, казалась единственным ключом к личности ее владельца.
Как-то днем Стиви вернулась домой со съемок, проходивших на крыше Всемирного торгового центра. Ее снимали с вертолета, и впечатление было таким, что захватывало дух, ее волосы хлестали на ветру, шифоновый пеньюар обрисовывал тело. Мысленно она представляла себе, какой получится фотография – эфирная, полуреальная женщина, стоящая на самом высоком здании страны в ночной рубашке. Весь мир, казалось, действовал под диктовку Самсона: рисуй привлекательную картину – и к чертям всякий реализм!
Когда Стиви вышла из своего лимузина, подбежал портье и подобострастно принял из ее рук косметическую сумочку из крокодиловой кожи, где содержались инструменты ее ремесла.
– Мисс Найт, – сказал портье, – там кто-то хочет вас видеть. Она приехала утром, прямо сразу же, как только вы уехали… и с тех пор сидит в вестибюле. Не сообщила мне, кто она такая и зачем приехала.
Поклонница? – подумала Стиви. Еще одна из тех сладких юных девчушек, которые боготворили ее за успех и приходили, чтобы вблизи посмотреть, на что походят мечты, которые она представляет.
Она прошла в вестибюль мимо зеркальной стены и места, где сидит привратник.
В алькове, возле стола консьержа, сидя с прямой спиной на софе в духе Луи Шестнадцатого, была не кто иная, как Ирэн. Стиви остановилась, онемев и помертвев. Совершенно ясно она поняла теперь, почему Самсон изгнал прошлое. В его фантастической жизни не оставалось места для реальности.
– Стефания! – произнесла Ирэн, вскочив, и ее увядшие черты внезапно оживились. – О, Стефания, как долго…
Когда Стиви подверглась материнским объятиям, па нее обрушился калейдоскоп эмоций, буря воспоминаний. Ей пришлось принудить себя поднять руки и ответить на объятия. Однако, почувствовав, какой крошечной и хрупкой стала Ирэн, Стиви почувствована, как старые инстинкты, желание защищать ее, возвращаются к ней – въевшаяся в нее привычка по-матерински опекать свою собственную мать, – и она крепче обвила руками ее плечи.
Наконец Ирэн отпрянула, держа Стиви на расстоянии вытянутых рук.
– Господи, какой ты стала красавицей. Как я счастлива, что вижу тебя.
– Я тоже счастлива, что тебя вижу, – эхом отозвалась Стиви. Но потом почувствовала, что так было и на самом деле. Она взяла мать под руку.
– Ты разыскала меня через журналы?.. – поинтересовалась Стиви, когда они на лифте поднимались на двадцать второй этаж в квартиру Стиви.
– О, я все время знала, где ты.
– Каким образом?
Понимаешь, у твоего отца есть свои связи – военно-морская разведка, – продолжала Ирэн.
Так что они выследили ее – и все-таки оставили в покое. Адмирал действительно списал ее со счетов. Стиви разглядывала мать. Ей показалось актом мужества, что, пусть после такого промедления, она наконец попыталась связаться с ней.
– Я следила за твоей карьерой, – сказала Ирэн. – Я начала все записывать, – робко она добавила. – Я давно думала позвонить тебе, сказать, как я горжусь тобой. Но… адмирал… – Ирэн стала нервно комкать свой неизменный кружевной платочек.
– Я знаю, – сказала Стиви.
Лицо матери озарилось благодарностью за дар понимания.
Стиви повернула ключ в замке, распахнула настежь дверь в квартиру и стала ждать реакции. Она не была разочарована. Ирэн задохнулась, увидев двенадцатифутовые белые секционные шкафы, заполненные сверху донизу дорогими вещами, блеск стекла и зеркал, мерцание белого мрамора, величественный размах окон, обрамлявших парк.
– О, Боже… как красиво, Стефания. Я никогда еще не видела ничего подобного.
Стиви водила мать из комнаты в комнату, демонстрируя ту роскошь, которой окружила себя. Мягкая кровать из нержавеющей стали; белая накидка из норки, небрежно брошенная на простыни из тончайшего египетского хлопка; ванная комната с просторной ванной из зеленого оникса; соседняя гардеробная завалена платьями и туфлями; белый полированный бар набит старыми винами и шампанским; китайская ширма цвета слоновой кости, загораживавшая телеэкран, который включался крайне редко; замысловатая стереосистема, которую она тоже редко слушала; сверкающая белизной кухня, использовавшаяся исключительно для приготовления кофе – к тому же быстрорастворимого.
Слушая восклицания Ирэн по поводу того и этого, Стиви одновременно испытывала и триумф, и разочарование. Ее имущество говорило за нее. Смотри, я ведь всего добилась без вашей помощи, смотри, как вы были не правы, не любя меня. И все-таки момент триумфа не мог уравновесить годы сердечной боли.
– Где твои вещи? – спросила Стиви.
– В отеле «Шератон».
– Я пошлю машину, чтобы их забрали. Я хочу, чтобы ты остановилась здесь, – решительно сказала Стиви, намереваясь взять под контроль ситуацию. Нью-Йорк был ее городом, не адмирала и не Ирэн; и тут все должно было делаться по ее меркам. – Ты голодна? – спросила она. – Портье сказал, что ты долго дожидалась меня.
– Я не хотела разминуться с тобой, – робко сказала Ирэн. – Но теперь, когда ты упомянула об этом, немножко перекусить не помешало бы.
– Хорошо. Тогда я сделаю пару звонков. Мы с тобой сходим на ланч, а потом… ну, я уверена, что мы что-нибудь предпримем.
Стиви позвонила в свою автомобильную службу. Она попросила, чтобы к дому подали один из самых длинных и больших лимузинов, а второй автомобиль отправила в отель за багажом матери. Потом позвонила в свой излюбленный ресторан.
– У меня особая гостья, – сказала она, назвав свое имя, – поэтому, прошу вас, не заставляйте меня ждать.
Хотя ее собственная острота ощущений слегка притупилась после многомесячной избыточной жизни, Стиви не могла не порадоваться реакции матери на лимузин с шофером. Подобно родительнице, готовящей для ребенка какую-то новую забаву, Стиви включила телевизор, а затем отвлекала Ирэн от него, комментируя виды, мелькавшие мимо них. Глаза Ирэн несколько раз задерживались, как отметила Стиви, на встроенном баре, на янтарной жидкости в консоли с хрустальными графинами. Тем не менее она не попросила ни разу чего-нибудь выпить, а Стиви не предлагала. Неужели эта проблема Ирэн была взята под контроль? – удивилась Стиви. Может, именно этим и объясняется то, что матери удалось вырваться от адмирала и приехать к ней?
В ресторане «Ла-Кот-Баск» администратор сердечно приветствовал ее:
– Ваш столик готов, как вы и просили, мисс Найт. Так приятно видеть вас снова. А как поживает мистер Лав?..
Ирэн разевала рот на знаменитостей, мимо которых они проходили, направляясь к своему столику, и все оборачивалась, чтобы толкнуть локтем Стиви.
– Гляди, вот там Генри Киссинджер… А это не?.. – Стиви это скорее радовало, чем раздражало, даже парадоксальность ситуации, которой кажется, совершенно не сознавала ее мать: что ее собственная дочь привлекала своим появлением столько же внимания, сколько все остальные знаменитости в ресторане.
Когда Ирэн поглядела в меню, покрытое красным лаком, то с беспокойством пробормотала:
– Тут все так дорого, Стефания… Стиви взяла меню из рук матери.
– Позволь мне заказать, – сказала она. – А ты просто расслабься и отдыхай.
– Начнем со спаржи, – обратилась она к официанту. – Зеленый салат на двоих… а потом телятину с грибами. Saignant, пожалуйста.
У стола появился соммелье, и Стиви махнула ему, чтобы он уходил. Но Ирэн попросила:
– А нельзя ли заказать вина?
Просьба была произнесена так жалобно, что Стиви не нашла в себе сил возразить. Она заказала маленькую бутылку «кристалла».
После того как появилось вино, за столиком воцарилось молчание. Ирэн глазела по сторонам, пополняя свой список знаменитостей. Однако это несколько затянулось, Стиви уже заподозрила мать в том, что она избегает беседы – действительно, избегает предмета, о котором они обе думали. Наконец Ирэн снова посмотрела на нее.
– Стефания, дорогая, – начала она. – Знаешь ли, твой отец мог бы…
Гнев и возмущение Стиви накапливались в предчувствии этих слов.
– Не говори мне о нем, – отрезала она, закипев. Ирэн, казалось, захватила врасплох такая вспышка гнева.
– Хорошо, Стефания, не нужно сердиться. Пожалуйста, не нужно сердиться. Но, быть может, потом…
– Нет. Не упоминай мне о нем. Никогда.
Ирэн замолкла так быстро и послушно, что Стиви невольно подумала, что ее мать привыкла выполнять приказы.
Прибыло шампанское, пробку аккуратно удалили, и игристое вино налили в высокие, узкие фужеры – «флейты». Стиви подняла свой фужер. В какой-то неловкий момент она судорожно думала, за что им выпить, каким должен быть тост, а потом просто чокнулась с Ирэн и сделала глоточек вина.
Она ковырялась в кушаньях, поданных на красивом французском фарфоре, и разглядывала Ирэн; та ела осторожно и медленно, пользуясь серебряным прибором с натренированной четкостью, как старательный маленький солдатик или морячок, чинно промокая рот уголком салфетки.
Когда Стиви пыталась сравнивать женщину, сидящую рядом с ней, из воспоминаний, которые извлекала из уголков памяти, то удивлялась, как это Ирэн могла оставаться точно той же самой, в то время как ее собственная жизнь столь драматически переменилась. Почему она позволила, чтобы границы ее мирка устанавливались в соответствии с железной волей адмирала? Уж конечно же, где-то внутри нее скрывалась способность радоваться, удивляться, возможно, даже любить… И все же никаких признаков этого не было заметно, В своем голубом платье с кружевами, маленькой рифленой шляпке, робкими светлыми волосиками, завитыми в тугие, мелкие кудряшки по моде десятилетней давности, Ирэн казалась грустным экспериментом на вечную одинаковость. Стиви поразила одна мысль. Будучи сама творением Самсона, который говорил ей что-то о податливости людей…
Выполнив желание Ирэн съесть десерт – она заказала три сорта муссов – белый, шоколадный и «гран марнье», – Стиви попросила выписать чек и подписала его, как обычно, замысловатым росчерком. Оказавшись в машине, она велела шоферу отвезти их в «Бергдорф Гудманс», где они поднялись прямо наверх, в салон индивидуальных заказов. Увидев свою любимую продавщицу, Стиви представила ей мать и перешла сразу к делу.
– Нам нужно выглядеть по-новому, Роза, – сказала она. – Что-то совершенно в другом стиле и восхитительное. Платье от Норелла или… может, Скасси. И хороший костюм, пожалуй, от Валентино. Что вы скажете?
Продавщица скорбно изучала Ирэн.
– Ну, делать нечего, попытаемся, – произнесла она с типично нью-йоркской прямотой и сразу же исчезла в недрах служебных помещений, где хранились самые изысканные оригиналы.
Ирэн подчинялась, словно ребенок, примеряя красивые одежды, которые принесла Роза, делая пируэты перед трехстворчатым зеркалом, ее испитые щеки вспыхнули от возбуждения, когда она спрашивала мнение Стиви. Опытным глазом Стиви одобрила три вещи: черный габардиновый костюм, зеленое облегающее платье из тафты на вечер и простой креп вишневого цвета, который выгодно подчеркивал хрупкую фигуру Ирэн.
– Костюм она наденет сейчас, – сказала Стиви Розе. – Остальное заверните, пожалуйста.
Ирэн задохнулась от ужаса, когда увидела, что Стиви подписывает счет почти на две тысячи долларов, не задумавшись ни на секунду.
– Стефания, – запротестовала она, – я никогда в жизни не тратила на одежду больше сотни долларов.
– Я знаю, – ответила Стиви с улыбкой. – Но мы еще не все купили. – Ведя мать из одного отдела в другой, она выбирала сумки, перчатки, туфли, соответствующие аксессуары, набирая все увеличивающуюся гору свертков, которая была отправлена на улицу к ожидавшей их машине.
Когда наконец они вышли из магазина, Стиви велела шоферу ехать в салон Кеннета на Ист-Фифти-Форт-стрит. Туда можно было бы дойти и пешком, но Стиви наслаждалась своей новой ролью больше, чем любым другим проявлением ее успеха. При всей славе, деньгах и скандальной известности, все же за ее спиной до этого не было семьи, которая аплодировала бы каждому ее шагу и подбадривала бы криками одобрения… А теперь ей показалось, будто она снова десятилетняя девочка, размахивающая картинкой, которую нарисовала, или сочинением, которое написала, чтобы ее заметили и проявили внимание.
Она дотронулась до волос матери с профессиональным интересом.
– Тебе можно сделать стрижку, достаточно длинную, – сказала она. – А эти кудряшки, они слишком мелкие и…
Пальцы Ирэн взметнулись к прическе, которая не менялась годами.
– Ох, Стефания, прямо и не знаю… все-таки незнакомый мастер, да и…
– Кеннет делает прическу Джеки Кеннеди, – возразила Стиви. – Не думаешь ли ты, что ему можно доверить и твою голову?
– Но ведь мы не договаривались, – залепетала Ирэн. – Если уж он такой важный…
– Он у меня в долгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66