— А если не хлынет? — горячился Костя. — Десять лет ничего не было, и десять лет своей жизни вы упустили!
Словом, обидел своих нынешних земляков. Вот они его и выставили треплом. Мол, не успел приехать, а уже учит отца детей делать! Опытным виноградарям вызов бросил! Да и не устоять ему, пусть и бывшему менту, против тех, кто всю жизнь на земле.
Но Костя Бриз упрямый, ему не понравилось терпеть обвинения в голословности.
— Ах так? — сказал он и добавил: — Вызываю вас всех на соревнование! Кто вырастит виноград лучше моего…
— Как же ты определишь, лучше или хуже? — выкрикнул кто-то.
— Хорошо, уточняю: кто вырастит виноград с гроздью больше моей хоть на десять граммов, заплачу за каждую по двести рублей!
Хотел сгоряча сказать по тысяче, да по-быстрому подсчитал, что с таким соревнованием может и в трубу вылететь.
Все так и ахнули.
— Само собой, на это время потребуется. Встретимся через три года.
— За три года много воды утечет, не так ли? — заметил под общий смех голос из толпы.
— Они пройдут гораздо быстрее, чем вам кажется… Вон за границей один парнишка двадцати восьми лет на миллион долларов поспорил кое с кем, что доживет до ста лет. То есть он со своей стороны вложил в котел миллион, а противная сторона поставила один к десяти. Значит, если доживет, десять миллионов получит!
Почему-то странное пари молодого человека из-за границы всех убедило, а трое мужчин с Костей поспорили. Точнее, заключили пари.
К слову сказать, полгода уже прошло. На днях Костя свои элитные саженцы выкопал и на шпалерах лозу развесил.
Народ за забор к нему поглядывает. Впрочем, Костя особо не таится, но тоже свои секреты имеет. Например, чем собирается виноград опрыскивать, когда пасынковать — мало ли у виноградаря секретов! Недаром ведь спорил, значит, что-то такое знает, что дает ему уверенность в своем успехе…
Эту историю скороговоркой рассказывала подруге Тоня, накрывая на стол. О своей жизни за эти полтора года она не говорила — кто же станет излагать целую жизненную историю на ходу? Впрочем, как и спрашивать о том же у Надежды. Похоже, обе они потерпели крах в личной жизни.
Ну если и не крах, то облом, после которого далеко не все поднимаются, чтобы встать и идти дальше. Многие так до старости и валяются сломленные, ни на что не годные. Разве что причитают: вот если бы не случилось того-то, вот если бы не помешал тот-то!..
— Что, подружка, похоже, мы с тобой приплыли? — спросила ее Надя, когда Антонина ненадолго замолчала, сделав вынужденную паузу в своем веселом рассказе.
Она выходила на кухню, а когда вернулась в гостиную, подруга и встретила ее этим не слишком оптимистическим вопросом.
— Можно даже уточнить: плыли к разным берегам, а приплыли к одному.
— Так… — Тоня сделала паузу и некоторое время смотрела на Надежду. — Предупреждаю сразу: если ты приехала ко мне ныть и ждать, что я тебе стану слезы утирать, то ты ошиблась.
Надя вздрогнула и испуганно посмотрела на нее. Тоня усмехнулась про себя: «Что, не нравится? Да, я другая стала. Можешь тосковать по прежней пугливой и слезливой, подходящей к своей кличке, изысканной и манерной Тато!» Как сказал один знакомый Тонин поэт: «Нет ее на свете, умерла, я иду завесить зеркала…»
Антонина Титова, работница совхоза «Элита» с окладом четыре тысячи рублей, ничем не напоминает Тонечку Титову, по мужу Страхову. Хоть она все не могла собраться и официально развестись, но всех уже оповестила, что фамилия у нее другая. Надя пока об этом не знает. Да и разве словами все опишешь? Это надо увидеть. Почувствовать. Человек изменился, и этим все сказано!
— Но, Тато, я вовсе не слезы приехала лить, а скорее спрятаться.
— Спрятаться? От своего американского мужа? Разве в нашем родном городе не нашлось для тебя укромного местечка?
— Вообще-то я подумала… Я считала, что мы с тобой подруги, или я ошиблась?
— Подруги-подруги… — задумчиво проговорила Тоня. — Знаешь, как смешно слышать это твое Тато… Здесь меня зовут просто Тоня или даже Тося.
— Вообще-то это твое Тато, — с нажимом поправила Надя. — Разве не так называл тебя любимый муж Михаил?.. Так вот, чего, подумала я, торчать в городе, где у меня нет человека, способного понять и посочувствовать, а здесь ты так уютно устроилась! Я, наверное, могла бы прожить всю жизнь в таком тихом месте, занимаясь, к примеру, выращиванием цветов…
В ее голосе послышалась увлеченность.
— Подумать только, — удивилась Тоня, — не так давно тебя все раздражало в нашем городе, который ты называла городишком, а людей — людишками… И это в городе с почти миллионным населением!
— Глупая была. Когда постранствуешь, воротишься домой… Классик правильно говорил.
Обе они изменились. И теперь не только Наде, но и Тоне придется кое в чем узнавать подругу заново.
— Давай-ка садись за стол. Вчера, как чувствовала, сходила в магазин, разжилась вырезкой. Тут же котлет из нее наделала и в морозилку! Подумала, мало ли кто в гости забредет… Сейчас мы для начала по пять капель коньячку тяпнем, пока котлеты прожарятся.
— Коньячку? — несколько растерянно переспросила Надя. — Раньше, встречаясь, мы с тобой шампанское пили… Ой, я же его из сумки так и не вынула. Придется теплое пить.
— Коньячку, я сказала, — повторила Тоня. — С какой целью, ты говоришь, прибыла? Для реанимации? А у нас в реанимационной только сильнодействующие средства!
Этакая она бравая, самой нравилось вот так, по-гусарски. Лихо. Мол, смотри, как может человек измениться. От той, былой, Тони почти ничего и не осталось.
— Ты, случайно, пить не начала? — обеспокоилась Надя. — А то я знаю случаи, когда от стресса женщины запивали так, что потом не могли остановиться.
Иными словами, если ты думаешь, будто твоему залихватскому жесту удивятся или кто-то ахнет от восторга, не спеши радоваться. Это может иметь просто-таки вульгарное объяснение.
— Я похожа на алкоголичку? — с некоторой обидой спросила Тоня.
— Не похожа. Прости, если я тебя обидела подозрением. Но какая-то ты не такая…
Вот оно, начинается! Взаимное узнавание спустя столько лет крепкой дружбы.
Надя все же достала из сумки шампанское и отдала вместе с пакетом, который оказался притороченным к дорожной сумке.
— Это я уже у нас в городе купила, когда на такси пересаживалась. Кстати, возле дома твоих родителей, в супермаркете. Вдруг, думаю, приеду, а у тебя в холодильнике шаром покати.
Тоне опять показалось, что подруга споткнулась, говоря о доме родителей.
— Ты никого из знакомых не встретила? Только к моим родителям заехала и сразу ко мне? — спросила она.
— А кого я могла встретить? В таком темпе к тебе летела! Ты что, меня в чем-то подозреваешь?!
Прежде Надежда всегда начинала нападать, если не хотела в чем-то признаваться. Хотя, с другой стороны, может, Тоня становится излишне мнительной. Да и что ей за дело? Не хочет говорить и не надо! Мало ли какие у нее могут быть тайны. Если и в самом деле только приехала…
Она быстро нарезала хлеб и вернулась за стол, сервированный на двоих.
— А что, подруга, ты тут неплохо устроилась, — откинулась в кресле Надя, когда, отдав должное обеду, они перешли к легким закускам. Пересели в кресла, разложив сыр и расставив напитки на небольшом журнальном столике. — Компот, кстати, у тебя просто обалденный!
— Это ежевика.
— Сама делаешь?
— Не просто сама делаю, а и сама собираю.
Они переговаривались, будто в теннис играли: подача слева — отбили, подача справа — отбили. И ничего от разговора задушевных подруг, когда слова не надо подбирать, а разговор течет складно, плетется, как вязаное полотно.
— Вот уж никогда не думала, что тебя привлечет такое невидное местечко, как этот хутор.
— Поселок.
— Какая разница? При ваших с Михаилом устремлениях… Он же собирался в Москву переезжать.
— Нет, мы потом передумали. У нас отличный дом, у Михаила любимая работа. Хорошо там, где нас нет… Я хотела сказать — был дом.
— А что, его снесли?
— Нет, конечно! Просто я ушла и все оставила Михаилу…
— Вот обнаружилась и между нами разница, — криво усмехнулась Надя, — ты все оставила мужу, а я все забрала с собой… Что поделаешь, non sum, qualis eram!
— Опять ты со своими юридическими заморочками!
— Нет, правильнее сказать — это все, что я еще помню из латыни. Кто бы сейчас поверил, что у меня высшее юридическое образование?
— Я верю. Ты хочешь сказать, что за полтора года в твоем выражении лица исчезли следы интеллекта?
— Интеллект? А что это такое?
— С тобой все ясно. В Америке он тебе не понадобился.
— Не понадобился. Более того, высшее юридическое образование мне только мешало… Лучше скажи, разговор у нас пойдет начистоту или сделаем вид, что все хорошо, и кобыла не околела, и конюшня не сгорела?..
Тоня посмотрела на подругу: если так и дальше пойдет, то между ними вообще не останется ничего общего. Мало ли от чего можно отречься, но от образования? От принадлежности к определенной группе общества?
— Я и забыла, Тато, тебе всегда не нравились мои попытки опроститься, говорить языком простонародья, употреблять ненормативную лексику.
Тоня пожала плечами:
— Пожалуй, я стала менее категоричной в этих вопросах. Хочется тебе опускаться на дно — опускайся…
— Ты не права, совсем не хочется. Мне даже понравилось бы, чтобы ты, как прежде, меня поругивала и говорила афоризмами вроде: «Логанчук! Нужно усложнять, чтобы все стало проще, а не упрощать, чтобы стало сложнее!»
— Запомнила? Надо же, это я тогда и в самом деле афоризмами увлекалась. Ко всякому слову цитировала.
— Я отдавала должное твоим познаниям… Кстати, что это за вино? Небось из старых запасов, какое-нибудь французское, и бутылка стоит целое состояние?
Неужели когда-то обе считались близкими подругами? У них обеих так много в жизни произошло, а они ведут неспешный светский разговор ни о чем! Они отдалились друг от друга, вот что.
А что общее — страх? Но Надя вовсе не кажется напуганной, несмотря на свой измученный вид. А его вполне можно объяснить трудностями перелета. Через пол земного шара летела.
— Это вино делает Хромой Костя. Представь, какие способности в мужике открылись! Говорит, что, наверное, всегда мечтал стать виноделом. Пока своего винограда у него нет, у других покупает. Изготавливает небольшими партиями, по шесть полулитровых бутылок.
— Почему именно по шесть?
— Столько получается из трехлитрового баллона, — расхохоталась Тоня. — По крайней мере он так всем говорит. Может, остальное закапывает?
Надя проницательно взглянула на нее:
— Ты с ним живешь?
— Узнаю Надюшку. Вопросы сразу в лоб, без экивоков. Так и отвечу: нет, не живу. Как говорит сам Костя, надо же иметь хоть один дом, где я могу просто поговорить.
— Неужели и не пытался?
— Костя — стреляный воробей. Станет он лезть к женщине, которая не имеет к нему интереса!
— А ты не имеешь?
Надя взглянула лукаво, вмиг преобразившись, словно только теперь стала приходить в себя, расслабляться и расправлять сжатые кольца пружины. Если не страх ею владеет, тогда что? Откуда это напряжение?
— Откровенно говоря, я наслаждаюсь свободой. — Тоня пригубила из бокала, который до того просто держала в руке. — Ты не думай, я не кокетничаю, но мне кажется, я никогда не была так счастлива, как теперь.
Врет ведь! Прямо так уж и счастлива. Просто здесь в Раздольном Тоня наконец-то пришла в себя… Стоп! Это значит, раньше была не в себе? Как это объяснить: ее выгнал из дома инстинкт самосохранения или внезапное прозрение и испуг от того, что мир вокруг оказался совсем не таким, каким она раньше себе представляла? Ей потребовалось залезть в темную глубокую нору и здесь отлежаться? Как это объяснить Наде? И вообще, почему Тоня раньше разговаривала с подругой, не задумываясь о том, поймет она ее или нет, а просто чирикала о том о сем, как воробей на ветке?..
— Я помню тебя накануне свадьбы с Михаилом. Ты вся сияла, искрилась, а сейчас твои глаза скорее сонные…
Сонные. Неужели это так заметно? «В той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный, а в хрустальном гробе том спит царевна мертвым сном…» Антонине давно пора рассказывать эту пушкинскую сказку своим детям.
— Мне хорошо, а то месяцев десять назад я так искрилась, чуть не зашкалило.
— Ты разошлась с мужем?
— Думаю, да.
— Интересный ответ.
— Просто я оставила ему заверенное нотариусом согласие на развод. Скорее всего Миша уже муж другой женщины.
— И ты думаешь, здесь он тебя не найдет?
Тоня пожала плечами:
— Не знаю. Я наказала маме строго-настрого… Кстати, а как ты узнала, где меня искать?!
— Неужели Марина Евгеньевна отказала бы мне в такой малости, как в бумажке с твоим адресом?..
— В обмен на что?
— Да ладно, догадалась! Конечно, мне придется написать подробное письмо, как у тебя дела. Ты ведь не возражаешь?
— Не возражаю.
Тоня помрачнела. Может, и не надо ей было убегать ото всех. Но она так напугалась! Ей казалось, что живи она рядом с родителями, подвергнет и их жизнь риску.
После случившегося с ней перепуга трудно было жить полноценной жизнью. Если на то пошло, Раздольный спас ее, вернул прежнее мироощущение. Поселок и Джек, с которым по вечерам они сидели на крыльце и молчали…
Поймав себя на этой мысли, Тоня прыснула.
— Ты чего? — удивилась Надя.
— Да так, подумала, что долгое время здесь моим единственным собеседником был Джек.
— Это тот лохматый щенок, которого ты буквально спасла от убиения?
— Тот. Он просто удивительный пес. Вечером я вас познакомлю. А сейчас, пока солнце не село, пойдем в мой парк. Попутно взглянешь на веранду — ближе к ночи мы будем сидеть на ней и пить смородиновый ликер, который делает соседка Маша. Зуб даю, ты такого тоже никогда не пробовала!
— А ты позволишь и мне приложить руку к твоему парку деревянных скульптур? — проговорила Надя после того, как осмотрела все, что Тоня успела наваять.
— Ты хочешь сказать, что увлеклась скульптурой?
— Нет, что ты! — в шутливом ужасе замахала руками Надежда. — Но я занималась цветами и, можно сказать, о декоративном цветоводстве знаю очень многое… По крайней мере в Америке я видела деревянные скульптуры, которые полностью покрыты цветущими растениями.
1 2 3 4 5