Ей показалось, что он не намерен отделаться пустой отговоркой.
— Нерисса звонила мне, потому что Гидеон был дома, — объяснил он. — Нерисса знала об этом, поэтому связалась со мной… Она и раньше так делала.
— Понятно, — произнесла Ким.
Он оставил ее у ступенек на террасу, снял шляпу и подождал, пока она не исчезнет в доме, затем повернулся и зашагал обратно. Войдя в дом, Ким взглянула на циферблат огромных часов в холле и запаниковала. Стрелки показывали без пяти десять. Времени переодеться во что-нибудь более подходящее не оставалось, поэтому Ким просто забежала в библиотеку, схватила блокнот и пару недавно отточенных карандашей и помчалась по лестнице.
Траунсер уже поджидала ее и провела в личные покои миссис Фейбер почти без опоздания. На этот раз Ким оказалась в гостиной, и там, к своему удивлению, обнаружила миссис Фейбер, уютно устроившуюся в удобном кресле. Выглядела хозяйка не только хорошо отдохнувшей, но и готовой принимать посетителей. Одета она была самым тщательным образом — костюм из тонкого кашемира мягкого розового оттенка и маленькие бархатные туфельки такого же цвета на изящных ногах.
Миссис Фейбер протянула Ким руку, искренне радуясь се приходу. Когда девушка извинилась за свой неподобающий вид, она покачала головой и воскликнула:
— Чепуха! Как будто это имеет значение, дорогая. В любом случае вы выглядите очаровательно… Но, пожалуйста, не попадайтесь в таком виде на глаза Гидеону, — взмолилась она, понижая голос до шепота, хотя в комнате они были одни. — Он терпеть не может, когда женщины ходят в брюках, как впрочем, и когда они злоупотребляют губной помадой и прочей косметикой. В душе он немного ханжа, знаете ли.
— Разве? — спросила Ким, усаживаясь напротив.
— О да. Склонность к пуританству, доставшаяся ему от деда. Тот был церковным старостой и все такое прочее… из пресвитериан, — еще один переход на свистящий шепот, сопровождаемый кивком головы.
Ким приготовила блокнот и карандаши.
— Мы сегодня будем работать? — спросила она.
— Позже. — Миссис Фейбер явно готовилась к длинному разговору и собиралась получить от этого максимум удовольствия. — А вот моя семья была совсем другая. Совсем другая, — продолжала она. — Отец был очень веселый человек, любил балы, развлечения и все такое прочее. Мама тоже. В нашем доме никогда не было скучно, и, я уверена, вы нашли бы атмосферу восхитительной. Постоянно кто-то приезжал, уезжал, нас навещали важные люди и оставались на уик-энд. Однажды нам даже пришлось принимать премьер-министра.
— Вот как? — спросила Ким, изображая необычайную заинтересованность.
— А еще у нас побывала одна прелестнейшая дама, чье имя в то время связывали с другой очень важной особой…
Только я уже не помню с кем. Ничего скандального, вы понимаете? — спросила она, озорно взглянув на Ким. — Правда, не совсем респектабельно… По крайней мере мне так показалось в то время. Естественно, мама не могла позволить, чтобы я хоть как-то коснулась того, что отдаленно напоминает скандал, но она признавала необходимость придерживаться широких взглядов. Только то, что мы считали широким взглядом в те дни, сегодня покажется обычным чванством, не так ли? — обратилась она к Ким, протянув к ней обе руки, унизанные кольцами, с таким видом, будто все это ее чрезвычайно забавляет, и неважно, есть в этом чванство или нет.
— Да, наверное, так.
Ким старалась получше разглядеть комнату, ее удивляло, что в отделке, выполненной почти в том же стиле, что и в спальне, было довольно много сугубо модных деталей, чего она никак не ожидала увидеть.
Например, телевизор в очень красивом корпусе слоновой кости. На маленьком столике возле рабочей корзинки стоял транзистор, на низких книжных полках теснились современные романы — а среди них довольно много триллеров. На стенах висели красивые натюрморты с цветами, но было несколько и абстрактных картин. Мебель — большей частью современная, но ковер старинный, китайский… изысканно красивый ковер. В высокой японской вазе стояли золотистые хризантемы из оранжереи, а в стеклянной горке можно было увидеть все необходимое для смешивания коктейля. Миссис Фейбер проследила за взглядом Ким, и в ее прозрачных серых глазах заплясали шаловливые огоньки.
— Нет, дорогая, я не пью, — заверила она девушку. — Но мне нравится угощать друзей, когда они навещают меня.
Доктор иногда проводит здесь весь вечер, а он любит виски. Боб Дункан тоже любит виски… Моя дочь, Нерисса, очень современна, знаете ли, так вот она любит розовый джин.
Это напомнило Ким, что она должна передать сообщение Роберта Дункана, которое он получил по телефону.
— О Господи! — воскликнула миссис Фейбер, — это значит, снова неприятности с Ферн… Моя внучка, знаете ли. Посещала школу совместного обучения, и иногда с ней довольно трудно. Мальчики, знаете ли… Их была целая вереница!
А теперь, кажется, все серьезно.
— Вы имеете в виду, что она хочет выйти замуж? — спросила Ким.
Миссис Фейбер энергично закивала.
— Боюсь, весьма неподходящий молодой человек… Ни денег, ни происхождения. Вообще ничего! Мы скрываем это от Гидеона.
Ким поняла почему. «Брак — удел немногих», — говорил старший Фейбер. Он гордился, что у его племянницы хорошая голова. Он хотел, чтобы она сделала карьеру, а она собирается замуж… Что вполне понятно, если вам семнадцать и вы по уши влюблены! Миссис Фейбер тяжело вздохнула.
— Ох-ох-ох, — сказала она. — Нериссе придется очень нелегко! Неудивительно, что она вчера позвонила. Боб очень мил, что скрывает от Гидеона… Хотя, конечно, он знает, на что способен Гидеон. Может быть сейчас, когда он уехал, она позвонит мне. Нужно постараться придумать, как утешить ее.
Ким внимательно смотрела на хозяйку. Та казалась искренне обеспокоенной делами дочери, и впервые в серых глазах потухли веселые огоньки. Она откинулась в кресле и покручивала бриллиантовый солитер на мизинце левой руки, а часы на камине деликатно отсчитывали минуты, нарушая тишину, царившую в комнате. Затем суетливо вошла Траунсер, неся на подносе какое-то питье для хозяйки и кофе для Ким, и пожилая дама, случайно остановив взгляд на телевизоре, видимо, вернулась из далекого прошлого, куда ее унесли мысли. Она подалась вперед и вновь беззаботно защебетала:
— Я так люблю смотреть телевизор, а вы, дорогая? Особенно вестерны… Они такие захватывающие! И пьесы, где есть убийства! По-настоящему хорошее убийство меня приводит в восхищение!
Поймав взгляд Ким, Траунсер поинтересовалась, подать ли сливки и сахар к кофе. Ким машинально ответила «да», Траунсер выразительно тряхнула головой и удалилась.
Следующие полчаса миссис Фейбер болтала о пьесах, книгах, светской хронике, которую она никогда не пропускала, затем задала несколько несвязных вопросов Ким о ее жизни и образовании, а когда услышала, что ее секретарша дочь Люсьена Ловатт, то пришла в восторг.
— Ах, дорогая, я когда-то следила за его успехами с высочайшим интересом, — призналась она. — Нет лучшего зрелища, чем мужчина на лошади… Я люблю и лошадей, но мужчина на лошади — нечто особое. Однажды мне сделал предложение самый красивый мужчина из всех, кого я знала в моей жизни, когда мы оба ехали верхом в маленькой роще, надвигались сумерки, мы выехали на широкое поле… Я никогда не забуду этого!
Хозяйку начало клонить ко сну, и Ким мягко спросила:
— А мистер Фейбер, ваш муж, ездил верхом?
В ответ раздался звонкий смех.
— Нет, дорогая, он выглядел бы очень смешно на лошади. Он был несколько крепок, знаете ли, и коренаст… Я любила его. По-настоящему любила!
Тут внимание Ким привлекло нечто среднее между астматической одышкой и ворчанием, звук доносился буквально из-под ее стула. Ким наклонилась. Из корзинки, стоявшей прямо под сиденьем, вылез маленький старый мопс и возмущенно посмотрел на нее близорукими глазками. Это была Джессика с дурным характером, о которой говорил Гидеон Фейбер. Однако она не стала цапать за пальцы Ким, когда та попыталась завязать с ней дружбу.
Миссис Фейбер, которую уже одолевал сон, пробормотала:
— Вы ведь не откажетесь иногда погулять с Джессикой? Если она не выходит регулярно на прогулку, ее мучают ужасные запоры.
Ким сунула блокнот под мышку, опустила карандаши в карман и бесшумно, на цыпочках, вышла из комнаты. Так закончилось ее первое утро на новой работе.
Глава ШЕСТАЯ
В этот день Ким больше не видела хозяйку, потому что после ленча ей сообщили, что миссис Фейбер собирается днем отдохнуть, а вечером, вероятно, она не захочет никого принимать.
Чтобы убить время, Ким взяла собак на прогулку. Когда Джессика устала, что произошло очень быстро, она понесла ее под мышкой, а Макензи рвался вперед, кидаясь во все грязные лужи и делая короткие пробежки по мокрым полям в погоне за неуловимыми зайцами и воображаемыми грызунами, так что потом его пришлось тщательно отмывать и обсушивать. Бутс, которая поначалу собиралась было составить им компанию, предпочла, в конце концов, не покидать свою теплую корзинку, и Ким, прежде чем уйти, присела рядом с ней на корточках, ласково погладила собаку и прошептала ей на ухо несколько сочувственных слов.
Когда Ким вернулась с прогулки с разгоряченными щеками, она уже не сомневалась, что полюбит места вокруг Мертон-Холла. Местность здесь идеально подходила для прогулок — безлюдная, но прекрасная в своей открытости; пустоши, вторгшиеся сюда, были полны чарующих красок зимним днем. Когда солнце начало клониться к заходу, казалось, за багровые холмы вдалеке опускается огненный шар и его беспощадный свет отражается во множестве ручьев. Когда Ким повернула к дому, в бледнеющей голубизне неба появились первые звездочки, а сумерки наполнились влажным дразнящим запахом папоротника. Ким не хотелось заходить в дом, но его тепло приятно манило. В библиотеке уже был разожжен камин и приготовлен поднос с чаем.
Оказалось, она нагуляла аппетит, позволивший ей весьма основательно уменьшить горку оладьев, поданных на подогретом блюде, а затем переключиться на хлеб с маслом и кекс. Справиться с последним помог Макензи, да и Джессика непрестанно подвывала, клянча кусочки. Что касается Бутс, то она громко прохрапела все чаепитие.
На следующее утро миссис Фейбер послала за Ким. На этот раз она объявила, что много думала о своих мемуарах. Но когда Ким открыла блокнот и приготовилась писать, мысли автора разлетелись, а воспоминания стали несколько туманны. Миссис Фейбер поговорила немного о своем детстве, вспомнила родителей и их пристрастие к балам… Но все это звучало очень несвязно, и предложения оставались незаконченными. Например, вспоминая свой первый бал и описывая свое тогдашнее платье, расшитое серебряными цветочками, она вдруг заметила, что на Ким хорошо сшитое темно-голубое шерстяное платье с белой отделкой на воротнике и манжетах, и тут же принялась расхваливать наряд секретарши, утверждая, что он ей очень к лицу.
— Вы такая хорошенькая, что мы просто обязаны устроить в вашу честь бал, — неопределенно объявила она. — Вы могли бы надеть мое бирюзовое колье и браслеты… они очень подошли бы к вашим волосам.
— Благодарю вас, миссис Фейбер, — ответила Ким, — но я здесь для того, чтобы помочь вам с вашей книгой… Не забыли?
— Да, конечно, конечно, — слегка нетерпеливо отмахнулась она. — У вас уже, несомненно, был первый бал?.. Ваши родители постарались сделать его чудесным? Я всегда полагала, что для девушки так важно…
— Мои родители умерли, — тихо напомнила Ким.
— Ах да, конечно… Бедное дитя! Вашим отцом был тот красивый капитан — Люсьен Ловатт, не так ли? А знаете ли, — захихикала она, прикрывшись кружевным носовым платком, — одно время я была в него по уши влюблена! Да, в самом деле!.. Такой интересный, ладный мужчина, к тому же всегда ездил на белой лошади. Или на серой…
— На черной, — поправила Ким. — Он называл ее Черный Дьявол и выступал на ней много лет.
— В самом деле? Ну разве это не любопытно? — лично ей эта мысль показалась явно любопытной, потому что она откинулась в кресле и принялась подробно рассуждать о черной лошади капитана Ловатт, а намерение продолжить мемуары — или хотя бы начать работу — было временно забыто.
Траунсер принесла кофе, позже зазвонил телефон, и поднялась суматоха, потому что звонила Нерисса, которая собиралась приехать в Мертон-Холл, как только у нее появится возможность оставить семью.
— Я должна повидать тебя, мама… — Ким ясно слышала взволнованный голос, так как миссис Фейбер держала трубку подальше от уха, и несчастья Нериссы разносились по комнате с такой настойчивостью и четкостью, словно она сама здесь находилась. — Я должна повидать тебя и обсудить все вопросы… Филип ничего не понимает. Впрочем, и не хочет понимать! А сейчас произошло нечто такое, что необходимо пресечь в корне, чтобы в будущем всем нам не сожалеть!
— Боже мой! — отозвалась ее мать. — Как это плохо!.. Прямо не знаю, что тебе посоветовать. К тому же Гидеон будет дома.
— Я не желаю видеть Гидеона!
— Боюсь, тебе придется повидаться с ним, если он будет здесь! Иногда его посещают совершенно блестящие идеи! Возможно, он тебе что-то посоветует…
— Ни за что! — твердо и бескомпромиссно произнесла Нерисса. — Меня не интересуют советы Гидеона. Он слишком часто давал их в прошлом…
— Но он так любит этого ребенка. И никогда не посоветует ей ничего дурного.
— А если Гидеон решит, что, поддержав девочку, он сможет со мной рассчитаться, то так и сделает… Не сомневаюсь. — Голос Нериссы неприятно резал слух. — Я знаю, что говорю, мама.
Миссис Фейбер вздохнула и согнала Джессику с колен, словно вес мопса в сочетании с проблемой дочери, от которой, видимо, ей не удастся отмахнуться, был слишком для нее тяжел. В любом случае конец недели будет безнадежно испорчен.
— Что ж, дорогая, приезжай пораньше в пятницу, а Гидеон, возможно, вернется домой только в субботу, ближе к вечеру, так что ты сможешь уехать в город дневным поездом. Но я бы не стала рассчитывать на то, что тебе удастся избежать встречи с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18