– Сью-Би! Что ты сделала с собой? О Боже!
Сью-Би повернула голову и открыла глаза. У изголовья на коленях стояла Сандрина и плакала.
Увидев, что Сью-Би открывает глаза, Сандрина схватила ее за руку.
– Слава Богу. Ты перепугала меня до смерти! – воскликнула Сандрина, теребя простыни. – О солнышко, что с тобой? Тебя вырвало прямо на шубу. Чего ты забралась в ней в постель? Что случилось?
Сью-Би попыталась было заговорить, но язык, казалось, приклеился и завернулся в трубочку. Как она ни силилась, развернуть его не удавалось.
– Валиум, – невнятно прошепелявила она. – Приняла целую горсть валиума. Нашла в шкафчике, в ванной комнате.
– Почему, Сью-Би? – изумилась Сандрина.
– Джек бросил меня, – едва слышно произнесла Сью-Би.
– Не может быть, Сью-Би! Что он сказал?
– Он зашел и подарил мне это. – Она вытянула руку, показывая Сандрине браслет. – Потом умчался на какую-то деловую встречу с обедом и отказался взять меня с собой.
– Но, солнышко, может, это было бы некстати. Это можно понять.
– Он лгал, сказал, что едет в Калифорнию, – прошептала Сью-Би, не обращая внимания на попытку Сандрины успокоить ее. – Ни в какую Калифорнию он не едет. Я точно знаю. Поцеловал меня, как на вокзале. И это после того, как мы занимались любовью. О, Сандрина, ты не поверишь, как мы занимались любовью. – Сью-Би зарылась лицом в одеяло и разрыдалась.
– Ну, солнышко... не надо, не надо, – умоляла Сандрина, убирая с ее лба разметавшиеся волосы. – Бедная ты моя.
– Я знаю, что никогда больше не увижу его, Санди, – проговорила она сквозь рыдания. – Все кончилось. Почему он сбежал так гадко?
– Потому что он сволочь, вот почему. Он недостоин твоих терзаний. Он старикашка, который использует молоденьких девушек взамен гормональных инъекций. Он выблядок! Сучий, крысиный выблядок! Я убью этого гада!
И тут же решила, как именно она с ним разделается. Сначала отсечет ему член и порубит его на мелкие кусочки. Справится и без консультации Сью-Би. Потом убьет гада. И любой суд, в котором среди присяжных будет хоть одна женщина, оправдает ее.
10
Из дневника Питера – Париж, 3 июля 1990 года.
Наконец-то круг сужается!
Довольно долго говорил по телефону с Фидл. Мы оба взбудоражены тем, что в этой истории всплыл Черный Джек Эйлер. Боже, до чего узок круг! Если как следует присмотреться, начинаешь замечать, что весь мир – это две сотни человек, из которых одна половина либо спала со второй, либо изменяла ей.
Мы проболтали больше часа. Мне явно не хватает Фидл. Если бы не моя затворническая жизнь, я не смог бы понять, что не встречал человека, до такой степени настроенного на одну волну со мной, как Фидл. Мы сходимся даже в том, что Хемингуэя переоценивают, а Мадонна не умеет петь. Когда я говорю с Фидл, у меня такое чувство, будто разговариваю сам с собой.
Я позвонил также Венди, чтобы поторопить с делами, и отметил про себя, как поднялось мое настроение.
Наша следующая встреча с мадам будет посвящена Анжеле Уэйнстайн и ее роли во всей этой истории. Я пришел к выводу, что моя Мадлен пока не фигурирует среди действующих лиц. Жаль, мне интересно было бы знать, что с ней стало.
Анжела Уэйнстайн еле уместилась в тесном желтом такси, явно не рассчитанном на ее метр восемьдесят два роста. Откинувшись на липком от жары заднем сиденье, она уставилась на шофера, обдумывая, как бы обругать его получше. Но тут же перехватила в зеркале его похотливый взгляд и решила промолчать. Она хорошо знала этот взгляд лет эдак с десяти, еще с той поры, когда жила в Бруклине. Среди своих сверстниц она была тогда единственной с вполне оформившимся бюстом и привыкла, что мужчины засматриваются на ее груди. Не маленькие нераспустившиеся бутоны, едва заметные под майкой, а внушительные круглые шары, крепкие, как волейбольные мячи. К тринадцати годам она выросла до метра семидесяти пяти. У нее была тонкая талия и очень длинные ноги. С годами ее кожа потемнела, что придавало ей экзотический средиземноморский вид. Кто не особенно разбирался, мог принять ее за итальянку, еврейку или гречанку. К ней постоянно приставали мужчины – иногда не просто заговаривали, а прижимались и пускали в ход руки – в переполненных вагонах метро, в лифтах, в уединенно расположенных телефонных будках.
Столь ранний жизненный опыт ожесточил Анжелу. Когда ей исполнилось пятнадцать, в ее широко поставленных темных глазах можно было прочитать угрозу: «Только тронь – прибью!» А если не мог защитить взгляд, она пускала в ход тяжелую словесную артиллерию. Мужчины, неосторожно задевшие Анжелу, скоро начинали жалеть, что не прошли мимо. Перед ними была прекрасная амазонка, казалось, способная пришибить до смерти. Только сама Анжела знала, что за этими бандитскими замашками скрывается перепуганная девчонка.
Взгляд, который она перехватила в зеркале, означал, что любое ее слово, кроме адреса, по которому нужно ехать, будет воспринято как поощрение. А у нее не было настроения вступать в перебранку. Нарочито суровым голосом Анжела назвала адрес своего адвоката, потом устроилась поудобнее, чтобы как следует обдумать затруднительное положение, в котором оказалась. Все началось накануне вечером, когда дверь квартиры на Пятьдесят Девятой улице, где находился офис ее «службы знакомств», с грохотом взломали несколько человек из полиции нравов.
Ублюдки! Они нагло хохотали, вваливаясь в комнату и спотыкаясь о разломанную мебель и куски штукатурки. Сукины дети!
Анжела потерла запястья, вспоминая, как давили на них наручники. Хорошо хоть, что ей разрешили позвонить Барри перед тем, как увезли. Барри Риццо стал ее адвокатом и клиентом с тех самых пор, как она занялась своим бизнесом. Может, он и не первоклассный юрист, зато всегда стоит за нее горой. Анжела вздохнула с облегчением, когда он приехал, притом в считанные минуты, но благодарность к нему значительно поуменьшилась, когда она увидела как он отпихнул полицейского, чтобы попасть в объектив телекамеры.
Она не знала, кто известил журналистов, Барри или фараоны. Да это, впрочем, неважно. Но то, что дело получило огласку, – настоящее несчастье и грозит полным разорением. Если бы не огласка у нее хватило бы денег все уладить, а теперь ей грозит уголовное преследование, и она, похоже, останется без копейки, пока не пройдет через все это.
Анжела основала свое дело, когда получила наследство. Притом немалое. Эв, ее отец, да будет земля ему пухом, был налоговым инспектором. Тридцать лет он тщательно укрывал взятки, которые брал за то, что ревизовал сфабрикованные бухгалтерские книги вместо подлинных. Когда Эв умер, Анжела с матерью получили ключ от сейфа в банке «Баувери Сэйвингс», а в сейфе – пачки, пачки пожелтевших от времени стодолларовых банкнот.
За один год доля матери ушла на ее лечение от сердечной недостаточности в частной клинике Нью-Джерси. А доля Анжелы пошла на первое основанное ею предприятие – «службу знакомств графини де Марко». «Красавицы актрисы и манекенщицы придадут блеск вашему пребыванию на Манхэттене», – гласила реклама в желтой прессе. Служба существовала уже пять лет – и пока что все обходилось благополучно, не считая мелких затруднений. Анжела как раз собиралась выкупить дело у известной, но престарелой мадам из Лондона и сделать фирму графини де Марко транснациональной, когда нагрянули проклятые фараоны, взломали дверь, перепутали списки клиентов и закрыли заведение.
Работать Анжела начала в семнадцать лет, сразу после окончания школы, в компьютерной «службе знакомств» на Лексингтон-авеню. Здесь она узнала, как много в мире одиноких людей. Она также поняла скрытую от нее прежде разницу между мужчинами и женщинами. Поразительно простую. Женщины хотят выйти замуж, а мужчины – лечь в постель. Бизнес никогда не прогорит, если поставляет ходовой товар, тем более такой, который удовлетворяет клиента на все сто. Итак, Анжела откроет службу «девушек по вызову». Если, конечно, ей удастся решить две проблемы.
Первая – нет такого места, где учат, как таким бизнесом управлять. Вторая – деньги. Анжела понимала, что быстрее всего можно научиться делу, принимая в нем участие. Она привела в порядок ногти и волосы, купила новый костюм в «Александерсе», пару туфель на каблуках невероятной высоты и отправилась в «службу знакомств», адрес которой нашла на последней странице «Вилледж войс». В тот же вечер она уже работала в отеле «Хилтон», где как раз была в разгаре встреча поставщиков противопожарного оборудования.
Ей не очень-то нравилось заниматься любовью с подвыпившими незнакомыми мужчинами, но это еще куда ни шло. Хуже, что приходилось их выслушивать и смеяться над их шутками. Можно было терпеть, только сознавая, что все это временно.
Женщины, возглавлявшие эту службу в одном из небоскребов на Ист-Сайде, не возражали, что она все время крутится в офисе. С Анжелой было интересно: ее манера общения – едкая, циничная – завоевала общую симпатию, а когда она предложила сидеть на телефоне, если кто-то из персонала отсутствовал по делам или болезни, ее просто полюбили.
За месяц она освоилась, уяснила для себя всю не слишком сложную систему. Она разобралась, кому следует давать на лапу в том или ином полицейском участке, кто из домовладельцев не станет возражать, чтобы обслуживание размещалось в принадлежащем ему доме, и, самое главное, отметила, кому из девушек, работающих вместе с ней, здесь не нравится.
Весной, когда умер отец, Анжела всерьез задумалась о наличных деньгах. Наличность – вещь ненадежная. Ее куда ни помести, обязательно «наследишь», а тогда – налоги. Наличность громоздка и неудобна при расчетах. Одна из напарниц направила ее к Барри Риццо, которого совсем недавно в прессе назвали «пособником мафии». За десять центов от доллара Барри отмыл наследство Анжелы, записав его в своих канцелярских книгах как инвестицию в организуемую «службу знакомств». Так родилась контора графини де Марко. В значительной степени благодаря стараниям Барри Риццо, который поставлял непрерывный поток клиентов, успех был ошеломляющий. Через полгода предприятие стало приносить доход. Год спустя в «стойлах» у Анжелы ожидали выхода уже более двухсот «актрис-манекенщиц».
Она была уверена, что делает все как надо, подмазывая кого положено и умножая связи с влиятельными людьми. Но, видимо, кому-то размеры ее взяток показались недостаточными. В первый раз, когда нагрянули полицейские, Барри все уладил, и она возобновила работу уже через сутки. Но с каждым новым арестом требовалось все больше и больше времени, чтобы снова получить возможность действовать. После того как на нее наехали в последний раз, Барри сделал ей предупреждение.
Подняв глаза от своего директорского стола, Барри Риццо увидел в дверях стремительно входящую Анжелу. Ее волосы, как обычно, развевались, а полные груди вздрагивали в унисон каждому удару высоких каблуков об пол.
Подойдя к столу, она нависла над ним.
– Ну? – спросила она. – «Что ты сделал, чтобы защитить меня» – это уже договаривал ее тон.
– Как вы сегодня чувствуете себя, графиня? – Барри приподнял экземпляр «Нью-Йорк пост» и хлопнул им по столу.
Анжела со стоном плюхнулась на стул.
– Нет, ну каковы, а? Этим паршивым репортерам хватило одного взгляда на мою квартиру – и со вчерашнего вечера я итальянская графиня. – Она расставила пальцы и, как расческой, провела ими по темно-рыжим спутанным волосам.
Против Анжелы был выдвинут целый букет обвинений – от сводничества и организации проституции до сопротивления при аресте (она использовала свой обширный словарный запас, когда на нее надевали наручники).
– Я позвонил в несколько мест, золотко. – Барри заглянул в блокнот, лежавший на столе. – Думаю, удастся обойтись штрафом. Но боюсь, тебе пока придется отойти от дел. Может быть, на год или на два, пока все не утихнет. А потом уж можно начинать снова.
– Везде коррупция, – проворчала она. – За что меня так?
Риццо окинул взглядом длинные ноги, широкие плечи и твердые груди под натянутым красным шелком.
– Черт побери, Барри! Что же мне делать? Если надолго заморозить бизнес, я потеряю моих девушек. А они у меня первоклассные.
Анжела уставилась в окно. Похоже, она вот-вот заплачет. Наконец она повернулась к Барри и простонала:
– Ох, Барри, что же мне делать?
– Ты знаешь, – Барри огорченно вздохнул, – что твои телефонные разговоры прослушивались несколько недель.
– Но ведь всем известно, что ни один суд не примет этого в качестве доказательства! – резко сказала она.
– А при чем тут суд? Им нужны имена и номера телефонов.
– Да пусть себе записывают. Они все равно ничего не поймут. Мы используем специальный шифр в телефонных разговорах, – возразила она. – Только я могу определить кто есть кто. Книга, в которой все это указано, лежит в сейфе банка «Марин Мидленд». Шли бы они...
– Да как сказать. Пойти-то они пойдут, да только какая польза от книги, если ее негде использовать?
Взгляд Анжелы затуманился. В уголках ее дымчатых глаз появились две крупные слезы, которые скатились по безупречному макияжу.
– Барри, но это же единственное, что я умею. Куда мне деваться?
Риццо откинулся в кресле и скрестил руки на широченной груди, выжидая, пока она успокоится. Ему нравилась Анжела, она всегда ему нравилась. Сильная и находчивая, крепкая, как сортир из кирпича. Но сейчас ей это не поможет. Работать ей не дадут, это ясно. Откровенное лицемерие! Во всем мире такие, как Анжела Уэйнстайн, предоставляют четкое, надежное, даже изысканное обслуживание. Но когда местным политикам нужны кричащие заголовки о борьбе с преступностью, они всегда выбирают самые легкие жертвы: владельцев забегаловок, которые не убирают тротуары, или хозяек заведений.
Он расцепил руки и положил их на стол.
– Ну как, успокоилась? – спросил он отеческим тоном.
Утвердительно кивнув, она швырнула скомканный бумажный платок в мусорную корзину.
– Давай отвлечемся на минуту. Анжела, что у тебя в активе? – медленно проговорил Барри. – Что с собственностью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51