Ого! Ого! А есть ты там собираешься? Поешь поплотнее здесь. А что остается для удовольствий, что? Вот эти гроши?! Эх, ты…
Но когда вернешься, тебе все равно будут завидовать, как курочки перелетным птицам. В конце концов, важно, как ты выглядишь здесь, а не там. Ни в чем себе не отказывай, а вернешься домой – отдохнешь.

Ключи

Знакомый жил на пятом этаже. На площадке второго этажа маленькая девочка схватила меня за рукав и, протянув ключ на веревочке, сказала: «Дядя, открой дверь!» Глаза у нее были зеленые, зубы разные. Лет пять-шесть. Действительно, до замочной скважины она доставала с трудом. Замок был ужасно разболтан, ключ в нем проворачивался, дверь не открывалась.
– Коленом, – посоветовала девочка, недвусмысленно переминаясь с ноги на ногу. Поняв, чем это может кончиться, я прижал дверь коленом, крутанул ключ сильнее и влетел в квартиру. Девочка метнулась в туалет.
Я оглянулся. Однокомнатная квартира. Но комната солнечная и больше нашей.
Обстановка приличная, но беспорядок потрясающий. Не то что у нас дома, где каждую вещь заставляли обязательно класть на свое место.
На пианино стояла фотография красивой женщины: зеленые глаза, крупный рот…
– Я уже! – радостно сказала девочка.
– Молодец! – Я погладил ее по теплой головке. – Держи ключ и скажи папе…
– Папы у меня нет и не было. Мы с мамой вдвоем. А газ включите?
Я включил.
– Поставьте чайник, подогрейте оладушки.
– Бойкая какая, – подумал я, скидывая ножом оладьи со сковороды в тарелку.
– Спросите: Алиса, с чем ты хочешь оладушки, с вареньем или со сметаной?
Я спросил.
– С медом, – засмеялась Алиса. – А знаете, где мед?
Я наугад ткнул пальцем в холодильник. И угадал. Девочка принялась уплетать оладьи, запивая их чаем, черпая из банки мед. Я подумал, что, как порядочный человек, сделал все, что полагается, и могу уйти.
– Сказку! – повелительно сказала Алиса.
– Да, но… Черт побери! – сорвался я. – С какой стати ты командуешь?
– Сказку! Сказку! – настаивала она и облилась чаем. – Вот видишь, что ты наделал? А если бы я в чае утонула? Мама бы тебя побила. Кроме меня, у нее никого нет.
– В некотором царстве, в некотором государстве… – уныло начал я пересказывать «Анну Каренину» – единственное, что помнил из прочитанного.
Слушала она необыкновенно! Не то что мой трехлетний оболтус Витька.
В конце истории Алиса зарыдала и бросилась мне на шею. Когда она успокоилась, я украдкой посмотрел на часы – полседьмого! Три часа неизвестно почему я находился в чужой квартире с этой девочкой. Я уже плюнул на визит к знакомому, но час назад пора было прийти домой. Все! Хватит!
– Видишь ли, Алисонька, я тебе рассказал все, что знал, а теперь мне надо…
– Правильно! А теперь надо, чтобы я тебе почитала стихи. Ну, слушай.
Эта девочка знала стихов намного больше меня. Сразу чувствовалось: девочкой занимаются. Не то что моя жена с моим сыном.
За окном были сумерки, когда Алиса, невнятно дочитав стихотворение, замурлыкала, свернувшись калачиком у меня на коленях. Внезапно вскочила:
«Слушай! Почини замок! Почини! Мама обрадуется. Вот молоток».
Я посмотрел на часы – все равно дома будет скандал, так пусть он начнется позже. Я заворачивал ножом последний шуруп в замке, когда дверь распахнулась, ударив меня по лбу. Когда очнулся, надо мной склонилась женщина с зелеными глазами.
– Извините! Как хорошо, что вы все-таки пришли, – затараторила она, вытаскивая покупки. – Три месяца, как я вызвала слесаря из конторы, а вас все нет и нет. А что Алиса делала сегодня?..
Пока она болтала, я рассмотрел, кроме зеленых глаз и красивого рта, длинные золотые волосы, легкую фигуру в прелестном платье с большим воротником.
Одевалась она современнее моей жены, которая только и может выписывать кучу журналов с дурацкими выкройками. Я протянул хозяйке ключ и предложил открыть дверь. Замок работал безупречно!
– Спасибо! – улыбнулась она. – Сколько я вам обязана? Трех рублей хватит или полагается пять?
Обидевшись, я хотел сказать: за то, что я сегодня переделал, полагается десять рублей, но сказал: «Извините! Я не слесарь. Шел мимо, ваша дочь затащила меня сюда. Сижу с полчетвертого, включаю газ, кормлю ее, рассказываю сказки – неужели за пять рублей?» – Мама! Не ругай дядю. Он хороший. Про тетю Аню и поезд рассказывал, – вступилась за меня Алиса, уже перемазанная шоколадом.
– Ради бога, извините! – смутилась женщина. – Опять Алисины фокусы. Даже не знаю, как вас отблагодарить!
– Накорми дядю, он голодный, – сказала Алиса.
– Ой! Вы же проголодались! – Женщина бросилась на кухню. Алиса тем временем достала свои рисунки и стала объяснять, что нарисовано. Алисина мама вернулась с подносом, на котором аппетитной горкой лежали гренки, бутерброды с сыром, две чашки кофе…
Представив, что заявила бы супруга, застав меня тут, я вскочил.
– Благодарю, но…
– Никаких но. Садитесь, будем ужинать.
«Какая-то фантасмагория», – подумал я и пристально посмотрел в зеленые глаза женщины. Она не отвела глаз, и я пролил кофе на брюки.
– Ой! – испугалась она. – Что мы наделали?! Быстренько снимайте брюки, я замою, а то пятно будет.
– Да, но… – промямлил я.
– Пока наденьте мой халат.
Что оставалось делать? Явишься домой с таким пятном – скандал. Я вышел на кухню, надел мягкий, ароматный халат.
Пока Галя возилась с брюками, мы с Алисой смотрели телевизор и хрустели гренками. В жизни не ел ничего более вкусного!
А экран телевизора явно больше нашего. И видимость лучше.
Галя вернулась, сказала, что брюки сохнут над плитой, и села к нам на диван.
«Курите?» – спросила она.
– Да, – ответил я и вспомнил, что дома жена не позволяла курить в комнате.
– Давайте закурим, – обрадовалась Галя.
Мы закурили. При вспышках сигарет, я любовался ее лицом.
В десять часов у Алисы стали слипаться глаза.
– Все, – сказала она, – будем спать.
– Да, но… – начал я.
– Нет. Уже поздно. Сейчас все спать, а утром в зоопарк поедем! – закричала Алиса.
Ну что мне оставалось делать?.. Утром действительно поехали в зоопарк.
Еще неделю я чувствовал себя неловко, понимал, что надо бы зайти домой или хотя бы позвонить. Но так и не собрался. Было много работы по дому. А я не люблю делать тяп-ляп.
Через два года Алиса пошла в первый класс. Успехи ее в рисовании были поразительные.
С Галей все это время жили прекрасно. Но последнее время стали жить хорошо. А вчера я понял: все-таки мы с ней разные люди. Посудите сами: дома постоянный беспорядок, никогда не найдешь то, что нужно. А что за манера курить в комнате при ребенке? И скажите, сколько лет подряд можно есть одни гренки? Но, как порядочный человек, я терпел, потому что не мог бросить женщину с ребенком.
Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы сегодня, поднимаясь по лестнице к знакомому, я не наткнулся на маленького мальчика. Он протянул ключ и сказал:
«Дядя, открой дверь! " Разве я мог отказать ребенку?
Замок никак не хотел открываться, и я понял: эта история надолго.
Между Ничем в жизни человек так не обеспечен, как тоской. Оттого тоскуем, что ко всему привыкаем.
То, чего когда-то не хватало, как воздуха, теперь не замечаем, как воздух, которым дышим.
Недавно радовала крыша над головой, уже раздражают низкие потолки под этой крышей.
Любимый человек – жена, ближе которой никогда никого не было и нет, вот что досадно, плюс ее замечательный борщ со сметаной, ложка в котором стоит по стойке «смирно». Но сам борщ стоит уже вот здесь!
То же с любимой работой, от которой ежедневно получаешь удовлетворение с восьми до семнадцати как проклятый. Оживление вызывает только обвал потолка, но, к сожалению, это не каждый день.
И один умный посоветовал: надо все менять. Чтобы забыть, как кошмарный сон, очнуться в другом месте, потом вернуться, а там все как в первый раз, даже лучше.
Значит, так, когда жена и борщ становятся поперек горла, зажмуриваешься, посылаешь к черту и с головой ныряешь в работу, забывая все на свете. День и ночь работаешь, работаешь, причем с удовольствием. И так вплоть до полного отвращения. До аллергии на товарищей по работе.
Тогда зажмуриваешься, посылаешь к черту и ныряешь в другой город, в командировку. А там все новое: дома, женщины, консервы, тараканы в гостинице – кошмар какой-то! Вплоть до того, что жена сниться начинает. Значит, пора в семью. Зажмуриваешься и с головой ныряешь в дом родной, в борщ, к жене, к детям. Млеешь там день, два, три, пока сил хватит, пока не бросишься из дому вон, на улицу, к незнакомым людям.
Вот так, окуная себя то в одно, то в другое попеременно, носишься между своими привязанностями, к которым привязан на всю жизнь. Улетаешь, чтобы вернуться, как бумеранг. Через отвращение идешь к радости. И все как в первый раз. Даже хуже. Потому что со временем темп возрастает. И не успев толком плюнуть на работу, рвешь в командировку, от которой тошнит уже при посадке, поэтому первым же рейсом – назад, в дом, из которого хочется бежать, едва переступил порог.
Поэтому человек так любит переезды – в пути находишься между тем, что было, и тем, что будет.
Вот почему так хорошо в поездах, самолетах, такси и на верхней палубе теплохода. Потому что между.

Адреса

Опять задерживают рейс на Батуми. Нелетная погода. В кои-то веки собрался лететь – чем нелетная? Нико ждет. Он сказал: «Приезжай, гостем будешь!» Я так давно не был гостем. Нико говорил: «Будешь пить молодое вино, есть хин… хин…» Не помню, но вкусно… наверное. Вот, адрес есть. Батуми, Тургенева, дом четыре… А квартира? Да! Нико сказал, квартира – это и есть дом.
Дом-квартира… Он сказал: «А полетим сегодня? С сестрой познакомлю». Чудной!
Что я, птица, чтобы взлетать, не думая? А голова на что?
А может, так и надо? Почему не сорвался, не бросил все? А что бросать?
Что нас держит тут, кроме земного притяжения?
Почему хорошо там, где нас нет? Может, и хорошо оттого, что нас нет? Прилетим, испортим, а пока там хорошо. Одни летят сюда, другие отсюда… Что же он говорил вкусное с мясом?.. Хинпури?.. Нет…
Загорелось! Регистрация на Владивосток. Почему не Батуми? Владивосток, Владивосток… У меня же там есть… Валентин! Вот адрес. Еще и лучше. Еще и дальше. На берегу океана. С ума сойти! Окна у Валентина выходят на океан. А куда выходит мое окно? Никуда не выходит. Хоть окно должно выходить куда-то.
Лечу! Владивосток принимает! Океан! Плыви, куда хочешь, тони, где вздумается.
Полная свобода. Да-да-да! Послать все подальше, начать с белого листа, с понедельника на берегу океана! Какой я, к черту, инженер, я в душе морской волк. Неужели там не требуются морские волки на постоянную и временную работу?
Господи, лету-то всего девять часов. Девять… А сейчас?.. Сколько? Значит, завтра к матери не зайду опять… Просила мусор вынести в декабре. Кроме меня, никто не может. Все на мне, все. Сашка позвонит насчет лекарства… У меня же никого нет в аптеке, зачем обещал? Завтра суббота. Это значит – к сестре.
Посидеть с ее ребенком. Хоть в субботу имеет она право отдохнуть? Имеет. А я?..
Неужели человек не имеет права нырнуть в океан и обратно?
О, загорелось! Посадка на рейс Москва – Париж? Вот это рейс! Париж, Па… Да у меня адрес есть. Вот. Визитная карточка. Мсье Жорж. Стояли на улице, так он, здесь я, честное слово! Он еще спрашивал, как пройти к универмагу. Что ему в нашем универмаге понадобилось, ума не приложу. Мсье Жорж Латен. Адрес не прочесть, не по-нашему, но парижане объяснят, они обязательно объяснят, как пройти, и я пойму. В лепешку расшибусь, но пойму. Париж… Еще значок ему подарил. На память о себе. Сувенир. Презент НТО – Научно-техническое общество.
Уес? Ол райт! Заходить, когда буду в Париже? Чтоб я был в Париже и не зашел? Не так воспитаны, Жорж! Когда прилечу? Да вот только ремонт закончу. И дела тут.
Бизнес! Бутылки накопились, надо сдать. Ну, мани-мани, франки. Но когда вернусь, первым делом к вам, а потом уже к остальным французам. Оревуар, Жорж!
Оревуар… Громко сказал. Две женщины покраснели – что-то им в буквах почудилось.
А что? Рвануть в Париж? Ведь адрес есть. На улице не останусь. Окна заклею, когда вернусь из Парижа. Жена тут не замерзнет. У нее кофта теплая, еще не старая, только на локтях протерлась. Я ей из Парижа кожаные заплатки привезу.
Ругатъся не будет. Заплачет. Каждый раз плачет, когда из Парижа к утру возвращаюсь… Нет, сегодня в Париж никак, вот окна заклею… В другой раз.
Адреса-то есть! Вот они, вот. Батуми, Владивосток, Париж, Киев, Наратай какой-то. По всему миру, по всей земле горят посадочные огни. Везде дадут переночевать, воды испить. Адреса есть, значит, могу, пусть не сегодня, завтра, послезавтра, но могу! Главное – не чувство полета, а чувство возможности чувства полета. Вот от чего захватывает дух.
Ого! Семь часов. Пора лететь домой. Что-то важное там. Раз никуда не лечу, значит, там очень важное… Если опять никуда не лечу…

Лекарство

Господи! Что за жизнь пошла! В кармане шороху рублей на пятьдесят, не больше!
Полгода назад был Рокфеллером, а сегодня у нищего в кепке накидано больше, но с ним рядом не сядешь. Все места заняты!
Жена ушла к другому и даже записки, гадина, не оставила – к кому именно! Где, спрашивается, ее искать? Только она знает, где носки чистые!
Лег на диван – за стеной сосед жену из последних сил лупит. И слова через стенку отчетливо, бегущей по мозгу строкой. Думал, мат заглушу, включил телевизор. По всем трем программам: рвануло, завалило, обрушилось, отравилось… Ну со всех сторон обложили… Сунулся в ванну забыться в воде.
Намылился, вода в душе высморкалась и ушла. В Гольфстрим, подлая, подалась, где теплее! Вытерся зажмурившись, чтоб мыло в глаза не попало – оказалось, не полотенцем, а половой тряпкой! Кто ее тут повесил? Кто?!
И тут вдобавок ко всему заболел зуб. Но как! Полез на потолок, на стены. И слышу с той стороны по стене кто-то лезет, и не один! Все! Хватит! Из любого положения есть выход! Где веревка? Та-ак. И веревки в этом доме не найти!
Остается одно. Из окна. Слава богу, этаж седьмой – не промахнешься! Перед тем как стать на подоконник, кинул в рот таблеточку анальгина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13