Семен Альтов
Из книги «Карусель»

Семен Альтов
Из книги «Карусель»

Дорожно-транспортное происшествие

16 сентября сего года произошло ДТП на Посадской улице. Водитель грузовика Кубыкин, заметив женщину, которая стояла на пешеходном переходе, затормозил, пропуская пешеходку. Гражданка Рыбец, которой ни разу в жизни ни одна машина и даже лошадь не уступала дорогу, продолжала стоять, ожидая, когда машина проедет.
Кубыкин, убедившись, что женщина переходить не собирается, тронулся с места. Рыбец, видя, что грузовик едет медленно, прикинула, что, как обычно, успеет проскочить, и бросилась через дорогу. Водитель резко затормозил и сделал жест рукой, мол, проходите, гражданочка!
Рыбец истолковала жест в смысле «проваливай, пока не переехал!» и метнулась на тротуар обратно, дожидаясь, по ее словам, «когда этот псих проедет». Водитель, решив, что женщина странная, на всякий случай дал предупредительный гудок.
Рыбец сообразила, что он гудит, приняв ее за глухую, и покачала головой, мол, я не такая глухая, как вам кажется.
Кубыкин расценил качание головой как «переходить отказываюсь» и, кивнув, поехал. Рыбец решила, что кивком он дал понять: «Еду медленно, проскочишь!» и рванула наперерез. Грузовик встал. Рыбец остановилась, не зная, с какой скоростью он поедет, без чего не рассчитать, с какой скоростью надо перебегать.
Кубыкин пришел к выводу – женщина сумасшедшая. Дав задний ход, он скрылся за углом, чтобы она успокоилась и перешла. Рыбец разгадала маневр так: водитель хочет разогнаться и выскочить на полном ходу! Поэтому переходить не стала.
Когда Кубыкин через сорок минут выехал из-за угла, женщина стояла на тротуаре как вкопанная. Грузовик попятился, не зная, чего от нее ждать. Кубыкин, предчувствуя, что добром это не кончится, решил сделать крюк, проехать другой дорогой. Когда грузовик опять скрылся, Рыбец, не зная, что этот тип задумал, в панике бросилась бежать проходными дворами с криками: «Убивают, спасите!» В 19.00 на углу Посадской и Бебеля они вылетели навстречу друг другу. Кубыкин едва успел затормозить. Рыбец едва успела перекреститься.
Поняв, что «не раздавив ее, грузовик не уедет», она показала Кубыкину кукиш, мол, не раздавишь!
Кубыкин, у которого, по его словам, уже плыли перед глазами круги, увидев в красном круге кукиш, принял его за дорожный знак «Водитель! Освободи проезжую часть!» и выехал на тротуар, освобождая шоссе идиотке.
Рыбец, сообразив, что водитель в доску пьян и будет давить ее на тротуаре, где могут пострадать посторонние люди, приняла единственно верное решение: бросилась навстречу машине, решив принять удар на себя.
Кубыкин дал задний ход. Рыбец сделала то же самое. Так они маневрировали часа три. Стало смеркаться.
И тут до Кубыкина дошло: тетку в детстве хорошо переехали, а он, очевидно, похож на водителя, который ее недодавил! Чтобы она его не боялась, Кубыкин натянул на лицо черные колготки, которые купил жене. Вглядевшись, Рыбец опознала в Кубыкине особо опасного преступника, фото которого было напечатано в газете. Рыбец решила его обезвредить и с криком «Ура!» метнула в машину бидон молока. Кубыкин вывернул в сторону и врезался в фонарный столб, который, падая, придавил некоего Сидорчука, которого действительно пять лет разыскивала милиция.
Вот так, благодаря решительным действиям граждан, был задержан особо опасный преступник.

Чужой пассажир

Провожающие уже вышли из вагонов, когда по перрону промчался человек с чемоданом.
Добежав до шестого вагона, он ввалился в тамбур и, протянув проводнице билет, вздохнул: «Фу ты, еле успел!» – Минутку! – строго сказала девушка в пилотке. Успели, да не туда. Это не ваш поезд!
– Как не мой? А чей? – испугался пассажир.
– Наш двадцать пятый, а у вас на двадцать восьмой. Он час назад ушел! До свидания! – проводница выпихнула мужчину на перрон.
Тепловоз гукнул, и состав медленно тронулся с места.
– Постойте! – закричал пассажир, набирая скорость вместе с поездом. – Я купил билет! Дайте влезть! – Он ухватился рукой за поручень.
– Я тебе влезу! – рявкнула проводница. – Руки уберите взад! Не лапайте чужой поезд! Бегите в кассу, поменяйте билет, тогда сажайтесь, если догоните! Или дуйте к бригадиру! Он в десятом вагоне едет!
Гражданин прибавил скорость и, поравнявшись с десятым вагоном, завопил в открытое окно:
– Извините! У меня билет в шестой вагон, а она говорит: не на мой поезд!
Бригадир, поправляя перед зеркалом фуражку, не оборачиваясь, сказал:
– У меня сейчас обход состава. Если нетрудно, загляните минут через тридцать!
Через полчаса он вернулся и, взяв через окно билет, начал его разглядывать.
– Все в порядке! Во печатают, да? Ни черта не разберешь! Скажите Гале, я разрешил.
Пассажир сбавил скорость и, поравнявшись с шестым вагоном, закричал:
– Галочка! Это я! Вам привет от бригадира! Он сказал: сажайте меня!
Девушка недовольно посмотрела на билет:
– «Он сказал»! У вас тринадцатое место! Вот! А на нем уже едет женшина!
Незамужняя! Что вы с ней на одной полке делать будете? Не посажу! Так бригадиру и передайте!
Мужчина чертыхнулся и побежал разбираться.
Состав давно набрал скорость и грохотал на стыках. Пассажиры начали раскладывать на столиках ужин.
– А ведь хорошо бежит товарищ. Я в его годы по утрам тоже, бывало, как выбегу! – сказал пассажир в тренировочном костюме, прожевав бутерброд с колбасой. – Могу поспорить: дома он будет раньше нас! Пассажир в бобочке перестал нарезать огурец и заметил:
– По асфальту-то каждый может. Посмотрим, как он по болоту пойдет, родимый! …Мужчина с чемоданом продолжал мотаться по шоссе вдоль поезда от проводницы к бригадиру и обратно. Он был уже в трусах, майке, но при галстуке. В это время по вагонам пошли ревизоры.
– Кто это там бежит?
– Да вроде с нашего поезда, – сказал кто-то.
– С вашего? – Ревизор высунулся в окно. – Товарищ! Эй! А билет у вас есть?
Бегущий кивнул и полез в трусы за билетом.
– Не надо! Верю! Надо людям верить! – сказал ревизор, обращаясь к пассажирам.
– Бегите, товарищ! Бегите себе, раз билет есть. А то, знаете, некоторые зайцем норовят! За государственный счет! Счастливого пути!
В купе ехали бабушка с внучкой и двое мужчин. Бабушка начала кормить девочку с ложечки, приговаривая:
– Это за маму! Это за папу! Это за того дядю, который бежит к своей бабушке!
Мужчины при этом чокались и повторяли: «За папу! За маму! За того мужика! " Проводница пошла разносить чай. Проходя мимо окна, за которым маячил пассажир, она спросила:
– Чай пить будем?
Тот замотал головой.
– Ну как хотите! Мое дело предложить! – обиделась проводница.
Пассажиры начали укладываться спать. Четыре женщины долго метались по вагону, менялись местами с соседями, чтобы оказаться в одном купе без мужчин. После долгой торговли удалось выменять девичье купе целиком. Счастливые, женщины лениво переодевались ко сну, и тут дама в красном халате заметила в окне бегущего мужчину с чемоданом.
– Девочки! Он все видел! – Она возмущенно рванула занавеску, и та, естественно, упала с металлическим штырем на стол. Женщины завизжали, пряча свои прелести кто куда.
Наконец занавеску приладили, в темноте долго говорили о том, какие наглые пошли мужики и где их взять. Расслабленные воспоминаниями, задремали. И тут дама в спортивном костюме вскочила:
– Девочки, послушайте, что он делает? Ухает, как паровоз!
– Да это паровоз и есть! – сказала женщина с нижней полки.
– Не надо! Паровоз делает так: «У-у-у…», а этот: «ух-ух!». Мне сны нехорошие приснятся! – Дама в красном халате постучала в стекло:
– Можно потише?! Вы здесь не один. …Человек бежал. Может, открылось второе дыхание, но бежал он с каким-то сияющим глазом. И внезапно запел: «По долинам и по взгорьям…» Старичок в панаме, читавший газету и близоруко водивший носом по строчкам, прислушался и сказал:
– Запел! Точно сумасшедший! Из больницы сбежал!
– Не из какой не из больницы, – мужчина в пижаме зевнул. – Автостоп называется! Люди бегут автостопом. Так всю страну можно обежать. Дешево, удобно и чувствуешь себя человеком, потому что ни от кого не зависишь. Бежишь по свежему воздуху, а тут духота и обязательно кто-то храпеть будет!
Обязательно!
Проводница шестого вагона сидела в купе и шумно пила чай, поглядывая в окно.
Там в свете редких фонарей мелькал человек с чемоданом. Под мышкой, откуда ни возьмись, у него появился транспарант: «Добро пожаловать в г. Калинин!» И тут проводчица не выдержала. Чуть не вывалившись в окно, она заорала:
– Издеваетесь?! Ни днем ни ночью нет покоя! В глазах рябите! Убирайтесь отсюдова!
Пассажир странно улыбнулся, дал гудок и рванулся вперед.
Навстречу ему на всех парах из Москвы несся и непрерывно гудел грузный мужчина с чемоданом в правой руке и с женой в левой.

Тюбик с ультрамарином

Первый стакан пива Бурчихин выпил грамотно, в четыре глотка. Налил из бутылки второй стакан, посмотрел, как шевелится пена, поднес ко рту. Дал лопающимся пузырикам пощекотать губу и с вожделением отдался покалывающей холодком влаге.
После вчерашнего пиво действовало как живая вода. Бурчихин блаженно зажмурился, маленькими глотками растягивая удовольствие… и тут почувствовал на себе чей-то взгляд. «Вот гадина!» – подумал Витя, кое-как допил пиво, звучно поставил стакан на замызганный стол и оглянулся. Через два столика от него сидел тощий тип в синем свитере, длинный шарф был намотан вокруг несуществующей шеи, в руках трехцветная авторучка. Тип бросал на Бурчихина цепкие взгляды, будто сверяя его с чем-то, и водил авторучкой по бумаге.
– Опись имущества, что ли?! – хрипло сказал Бурчихин, сплюнул и пошел на тощего.
Тот улыбнулся, продолжая чиркать на бумаге.
Бурчихин тяжело подошел и взглянул на лист. Там была нарисована родная улица Кузьмина, а на ней… Бурчихин! Дома были зеленые, Витя – фиолетовый! Но самое страшное, – Бурчихин был вроде и не Бурчихин!
Нарисованный Бурчихин отличался от оригинала чистым выбритым лицом, веселыми глазами, доброй улыбкой. Держался он неестественно прямо, с вызывающей гордостью! Витину фигуру облегал прекрасно сшитый костюм. На лацкане краснел значок какого-то института. На ногах красные туфли, а на шее такой же галстук.
Словом, – пижон!
Большего оскорбления Бурчихин не помнил, хоть вспомнить было что.
– Так! – хрипло сказал Витя, поправив ворот мятой рубахи. – Мазюкаем? А кто тебе позволил над людьми надругиваться?! Не умеешь рисовать, – сиди, пиво пей!
Кто вот это, ну кто, кто? Разве я?! Да еще в галстуке! Тьфу!
– Это вы, – улыбнулся художник. – Конечно, вы. Только я позволил себе представить, каким бы вы могли быть! Ведь как художник я имею право на вымысел?
Бурчихин задумался, уставившись на бумагу.
– Как художник имеешь. А из кармана что торчит?
– Да это же платочек!
– Скажешь тоже, платочек! – Витя высморкался. – А глаза зачем такие вымыслил? Причесал волосы, главное. Вот подбородок у тебя хорошо получился, узнаю. – Бурчихин, вздохнув, положил тяжелую руку тощему на плечо. – Слушай, друг, а может, ты прав? Я тебе ничего плохого не сделал. Зачем бы тебе это выдумывать? Верно? А меня побрить, вымыть, переодеть – буду как на картинке!
Запросто!
Бурчихин посмотрел в свои ясные фиолетовые глаза, попробовал улыбнуться нарисованной улыбкой и почувствовал боль в скуле от потревоженной царапины.
– Будешь?
Витя протянул разломанную пополам пачку «Беломора».
Художник взял папиросу. Закурили.
– А это что? – спросил Бурчихин, осторожно дотронувшись до нарисованной черточки на щеке, и присел к столу.
– Шрам, – объяснил художник, – сейчас там у вас царапина. Она заживет, а след останется.
– Останется, говоришь? Жалко. Хорошая щека могла быть. А значок к чему?
Художник наклонился к бумаге.
– Тут написано «Технологический институт».
– Думаешь, институт кончу? – тихо спросил Бурчихин.
Художник пожал плечами:
– Вы же видите! Поступите и закончите.
– А в семейном плане что ожидается? – Витя нервно отбросил папиросу.
Художник взял авторучку и на балконе дома набросал зелененький женский силуэт.
Откинулся на стуле, посмотрел на рисунок и чиркнул рядом детскую фигурку.
– Девочка? – фальцетом спросил Бурчихин.
– Мальчик.
– А кто женщина? Судя по платью, Люся?! У кого же еще зеленое платье?
– Галя, – поправил художник.
– Галя! Ха-ха! То-то я замечаю, она меня видеть не хочет! А значит, кокетничает! Ну, женщины, скажи, да? – Витя засмеялся, не чувствуя боль от царапины. А ты хороший мужик! – Он хлопнул художника по узкой спине. – Пива хочешь?
Художник сглотнул слюну и прошептал:
– Очень! Очень хочу пива!
Бурчихин подозвал официанта.
– Пару жигулевского! Нет, четыре!..
Витя разлил пиво, и они молча начали пить. Вынырнув на середине второго стакана, художник, задыхаясь, спросил:
– Как вас зовут?
– Бурчихин я!
– Понимаете, Бурчихин, я вообще-то маринист.
– Понимаю, – сказал Витя, – это сейчас лечат.
– Вот, вот, – обрадовался художник. – Мне море рисовать надо. У меня с легкими плохо. Мне надо на юг, к морю. Чтобы ультрамарином! Здесь этот цвет ни к чему. А я люблю ультрамарин неразбавленный, чистый. Как море! Представляете, Бурчихин, – море! Живое море! Волны, утесы и пена!
Они выплеснули пену из стаканов под стол и закурили.
– Не переживай, – сказал Бурчихин. – Ну?! Все будет хорошо! Сидеть тебе в трусах у моря с ультрамарином! У тебя же все впереди!
– Правда?! – Глаза художника вспыхнули и стали как нарисованные. – Вы думаете, я там буду?!
– О чем разговор? – ответил Витя. – Будешь у моря, о легких забудешь, станешь большим художником, купишь дом, яхту!
– Скажете тоже – яхту! – Художник задумчиво покачал головой. – Разве что лодку, а?
– Конечно! А еще лучше – и мальчик, и девочка! Здесь на балконе у тебя запросто девчушка поместится! – Бурчихин обнял художника за плечи, на что ушло полруки от локтя до ладони. – Слушай, друг, продай полотно!
Художника передернуло.
– Как вы можете?! Вам никогда не продам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13