У меня оставалась какая-то мелочь, так что я смог взять себе чашку кофе. Официантка сжалилась надо мной и принесла мне булочку с маслом. Потом стала расспрашивать. У нее сын моего возраста. Она должна много работать, потому что ее муж погиб в автомобильной катастрофе пять лет назад. Я собирался выйти и продолжать ловить попутные машины, но начался очень сильный дождь, так что я не мог выйти. Официантка была знакома с одним водителем грузовика, который возвращался в Ричмонд, и она попросила захватить меня, поэтому я и вернулся. Но я не останусь, я не буду возвращаться в эту школу для снобов, и тебе тоже не следовало бы, Дон, – многозначительно заключил он.
– О, Джимми, у тебя были все основания выйти из себя. Богатые ребята не лучше бедных, которых мы знаем, с нами обращаются несправедливо, потому что мы не богатые, как другие, но папа не хотел обижать нас, послав в «Эмерсон Пибоди». Он пытается делать для нас только хорошее, – говорила я. – Ты должен признать, что это прекрасная школа и там много интересного. Ты сам говорил мне, что некоторые твои учителя очень хорошие люди. Ты уже начал делать школьные работы лучше, разве не так, и тебе нравится играть в команде, верно?
– Мы по-прежнему похожи на рыб, вытащенных из воды. Ребята никогда не примут нас и не будут с нами дружить, Дон. Лучше я буду ходить в обычную общественную школу.
– Сейчас, Джимми, ты не можешь рассуждать спокойно, – прошептала я и взяла его за руку, она была очень холодной. – Ты совсем замерз, Джеймс Гэри, а твои волосы мокрые. И вся твоя одежда. Ты можешь подхватить воспаление легких!
– Кого это трогает?
– Меня трогает. А теперь сними мокрую одежду, поживее, – велела я и отправилась за полотенцем. Когда я вернулась, он уже завернулся в одеяло, бросив свою одежду на пол. Я села рядом с ним и начала вытирать его волосы. Мне показалось, что он улыбается.
– Я никогда не встречал такую девочку, как ты, Дон, – сказал Джимми. – И я говорю это не только потому, что ты моя сестра. Думаю, я вернулся обратно только потому, что не хотел оставлять тебя совсем одну во всей этой кутерьме. Если будешь ходить в эту школу, некому будет защитить тебя.
– О, Джимми, я не нуждаюсь в защите, кроме того, там же папа, разве не так?
– Конечно, как будто он защитил нас сегодня. Я пытался сказать ему, что не виноват, но он даже не слушал меня. Все, на что он был способен, так это орать на меня, что я не ценю добра и подвожу его. А потом ударил меня.
Он опустил голову на подушку.
– Он не должен был бить тебя, Джимми, ты напомнил ему его брата Рейбена, который сейчас в тюрьме.
– Рейбен?
– Да, – сказала я и улеглась рядом с ним. – Он рассказал мне о нем все. Он так напугался, когда ты попал в эту передрягу. Папа говорит, что ты похож на Рейбена и даже ведешь себя иногда, как он.
– Я не припоминаю, чтобы папа упоминал кого-нибудь по имени Рейбен.
– Я тоже. Он ездил к себе домой, – прошептала я еще тише и рассказала ему все, о чем просил меня молчать папа.
– Я сам собирался податься в Джорджию, когда ушел отсюда, – задумчиво произнес Джимми.
– Куда? О, Джимми, можешь ты попробовать еще раз, еще один только раз, ну для меня? Не обращай внимания на этих противных ребят, занимайся только своим делом.
– Трудно не обращать на них внимания, когда они ведут себя так нагло и отвратительно, – он отвел взгляд.
– Что они тебе сказали, Джимми? Это имеет отношение ко мне и Филипу, да?
Джимми молчал.
– Да, – наконец выдавил он.
– Они знали, что могут разозлить себя таким образом, Джимми.
«Это все из-за Клэр Сю Катлер, – подумала я, – из-за ее ревности». Я ее невзлюбила, как никого на свете.
– Они умышленно провоцировали тебя, Джимми.
– Я знаю, но… Я не могу удержаться от гнева, когда кто-нибудь говорит гадости о тебе, Дон, – признался брат, глядя на меня с такой болью, что у меня защемило сердце. – Я очень сожалею, если это рассердило тебя.
– Я не сержусь на тебя. Мне нравится, как ты заботишься обо мне, только я не хочу, чтобы ты из-за этого попадал в какие-либо неприятности.
– Ты тут не при чем, – тяжело вздохнул он, – это не твоя вина. Ладно, я отсижу свое отстранение и вернусь, попытаюсь снова, но я не думаю, что из этого что-то получится. Мы просто чужие в этой среде. По крайней мере, я.
– Уверена, что у тебя все получится, Джимми. Ты такой же умный и сильный, как любой из них.
– Я не имею в виду, что я не так хорош, как они. Просто я другого сорта. Уверен, что ты можешь заставить раскаяться самого дьявола.
Я засмеялась.
– Я так рада, что ты вернулся, Джимми. Это разбило бы сердце маме, если бы ты не вернулся, и папино тоже. И малышка Ферн плакала бы по тебе каждый день.
– А ты? – спросил он.
– Я уже плакала, – призналась я.
Он ничего не сказал, но спустя некоторое время взял мою руку и нежно сжал ее. Похоже, он уже давно хотел коснуться меня. Я откинула с его лба прядь волос и хотела поцеловать его в щеку, но не знала, как он отреагирует на это.
Мы лежали так близко, моя грудь коснулась его руки, но на этот раз он не отпрянул как от укола иголкой. Я почувствовала, что он дрожит.
– Тебе тепло, Джимми?
– Со мной все в порядке.
Но все же я обняла его и удержала, потирая его обнаженное плечо.
– Лучше бы и тебе забраться под одеяло и заснуть, Дон, – сказал он хриплым голосом.
– Ладно, Джимми. Все будет в порядке. Спокойной ночи, – прошептала я и рискнула поцеловать его в щеку.
Он не отстранился.
– Спокойной ночи, – пожелал он, и я легла на спину. Я долгое время глядела в потолок, поглощенная своими чувствами. Я закрыла глаза, но передо мной все еще были обнаженные плечи Джимми, я чувствовала его щеку на моих губах.
Глава 6
Вечер открытия
Утро началось с того, что папа стал кричать на Джимми. – Почему ты вообще уехал куда-то? – Ты сам всегда так делаешь, – парировал Джимми. Они уставились друг на друга, но когда вышла мама, она была так счастлива, что Джимми вернулся, и папа сразу замолчал.
– Я узнаю все школьные задания у твоих учителей, Джимми, а ты тем временем сможешь помочь маме с Ферн, – сказала я.
– Это как раз то, чего я больше всего хотел, быть нянькой при младенце, – простонал он.
– Сам виноват в этом, – буркнул папа. Джимми впал в угрюмое молчание. Я была рада, когда подошло время мне и папе отправиться в школу.
– Джимми сделает еще одну попытку, папа, – сообщила я ему, когда мы отъехали от дома. – Вчера ночью он обещал мне это.
– Хорошо, – кивнул папа. Он повернулся ко мне и как-то странно посмотрел. – Приятно, что ты так заботишься о своем брате.
– А разве в твоей семье не заботились друг о друге, папа?
– Ничего похожего на вас с Джимми. – Его глаза сузились и я поняла, что ему не хочется говорить об этом.
А я не могла и представить, как можно не заботиться о Джимми.
Могла ли я быть счастлива, если Джимми не был счастлив? Нет. Так много произошло с нами в «Эмерсон Пибоди» и так быстро, что у меня голова шла кругом. Я решила сосредоточиться на школьных занятиях и на музыке, а все плохое оставить позади. Джимми, действительно, тоже попытался заниматься усерднее. Когда он вернулся в школу, стал больше внимания уделять спорту, и даже делал успехи на уроках. Мне показалось, что все у нас еще может быть в порядке.
Однако время от времени, проходя коридорами, я замечала, что миссис Торнбелл наблюдает за мной. Джимми сказал, что у него такое чувство, словно она охотится за ним, он очень часто видел, как она следит за ним.
Я улыбалась и вежливо приветствовала ее, и она кивала мне в ответ, но, казалось, она выжидала чего-то, что подтвердило бы ее убеждение, что мы не соответствуем требованиям, которые «Эмерсон Пибоди» предъявляет своим учащимся.
Разумеется, Филип все еще был расстроен, что я не могу ходить на свидания с ним и что я не хочу делать это украдкой. Он продолжал уговаривать меня, чтобы я попросила папу или стала встречаться с ним тайно. В глубине души я надеялась, что все улучшится, когда наступит весна. Но зима длилась долго, полы в помещениях были холодными, небо серым, деревья и кустарники обнаженными. И вот наконец воздух начал прогреваться на деревьях начали набухать почки. Меня переполняло чувство обновления, надежды и счастья. Я вбирала силу и радость от всего, что расцветало вокруг меня. Яркий солнечные свет и яркие цвета скрашивали нашу жизнь. Папа больше не говорил о том, чтобы уйти со своей работы. Джимми ходил в школу, а я наконец занялась музыкой, о чем всегда мечтала.
Только непрекращающаяся болезнь мамы угнетала нас, но я думала, что с приходом весны, когда можно будет в солнечные дни выходить из дому и держать окна открытыми, чтобы был свежий воздух, она определенно пойдет на поправку. Весна приносит с собой надежду. Так всегда было со мной, и теперь более, чем когда-либо, я молилась, чтобы на нас снова снизошло чудо.
Однажды в яркий солнечный послеполуденный час, когда я закончила свой урок по фортепьяно, Филип ждал меня за дверями музыкальной студии. Сначала я не заметила его и почти столкнулась с ним, потому что шла, опустив глаза. Я вся еще была наполнена музыкой. Звуки продолжали звучать в голове. Когда я играла на фортепьяно, мои пальцы, казалось, мечтали сами по себе. И даже после урока я все еще ощущала, как они прикасаются к клавишам. Кончики пальцев хранили память от этого прикосновения, они хотели вновь бежать по клавиатуре и сплетать звуки в мелодии.
– Пенни за твои мысли, – услышала я и, подняв голову, увидела нежные, смеющиеся глаза Филипа. Он беззаботно прислонился к стене, скрестив руки на груди. Его золотые волосы были зачесаны назад и блестели. Они были немного влажные после душа, который он только что принял после бейсбольной тренировки. Филип был одним из ведущих питчеров школьной спортивной команды.
– Ой, привет, – я остановилась в удивлении.
– Надеюсь, ты думала обо мне, – сказал он.
Я засмеялась.
– Я думала всего лишь о музыке, о своих уроках.
– Что ж, я разочарован, ну и как они у тебя идут? – Мистер Мур доволен, – скромно ответила я, – он поручил мне петь соло на весеннем концерте.
– Да?! Ура! Мои поздравления!
– Спасибо!
– У нас сегодня была сокращенная тренировка. Я знал, что ты еще здесь.
Коридоры были практически пусты. Время от времени кто-нибудь выходил из классов, но фактически мы впервые за долгое время были наедине.
Он придвинулся ближе, притиснул меня к стене и уперся в нее руками, как бы заключив меня в клетку.
– Мне бы хотелось отвезти тебя домой, – сказал он.
– Я бы тоже хотела, но…
– Что если я приеду вечером к твоему дому, и мы даже не поедем никуда, а просто посидим в машине?
– Не знаю, Филип.
– Тогда тебе не придется лгать, а?
– Я должна сказать им, куда я иду, и…
– Ты им все говоришь? Всегда? – Он покачал головой. – Родители знают, что иногда ты делаешь что-то по секрету. Они-то делают. Так как?
– Я не знаю. Посмотрим, – сказала я. В его глазах было столько огорчения. – Может быть, как-нибудь вечером.
– Хорошо, – он огляделся вокруг и придвинулся ближе.
– Филип, нас может кто-нибудь увидеть, – прошептала я, когда он приблизил свои губы совсем близко.
– Просто быстрый поздравительный поцелуй. – Он даже поднял свою руку к моей груди.
– Филип! – запротестовала я.
– Ладно, все в порядке, засмеялся он, отодвигаясь. – Ты нервничаешь перед концертом?
– Конечно. Это будет мое первое выступление перед множеством людей, а ведь они видели и слышали действительно талантливых исполнителей. Луиз говорила мне, что твоя сестра разгневается и будет ревновать к этому. Она надеялась сама петь соло.
– Она пела в прошлом году. Кроме того, у нее голос, как сирена.
– О, нет, вовсе не так. Но я хотела бы, чтобы она перестала рассказывать всякие отвратительные вещи обо мне. Если я хорошо делаю контрольную, она говорит всем, что я жульничаю. Она не оставляет меня в покое с того момента, как я поступила сюда. Я хочу объясниться с ней. – Филип засмеялся. – Это не смешно.
– Какими яркими становятся твои глаза, когда ты гневаешься. Ты не умеешь скрывать свои подлинные чувства.
– Я знаю. Папа говорит, что из меня был бы никудышный игрок в покер.
– Я бы хотел с тобой как-нибудь сыграть в покер на раздевание, – развязно сказал он.
– Филип!
– Что!
– Не смей так говорить! – потребовала я, но не могла удержаться, чтобы не вообразить этого.
Он пожал плечами.
– Иногда не могу удержаться. Особенно, когда нахожусь рядом с тобой.
Услышал ли он, как колотится мое сердце? Из-за угла появились ученики.
– Я должна спуститься в кабинет папы. Они с Джимми, должно быть, уже ждут меня.
Я побежала вниз.
– Подожди, Дон.
Он догнал меня на лестнице.
– Как ты думаешь… Я имею в виду, но это такой особый случай и… Можешь ты попросить своих родителей, чтобы они позволили мне подвезти тебя на концерт хотя бы? – спросил он с надеждой.
– Я спрошу, – ответила я.
– Отлично. Я рад, что дождался тебя здесь. – Он наклонился, чтобы поцеловать меня. Я подумала, что он намеревается быстро чмокнуть меня в щеку, но вместо этого он поцеловал меня в шею. Он отпрянул раньше, чем я успела отреагировать. Ученики, спускавшиеся в коридор, увидели его и загоготали. Мое сердце, казалось, выпрыгнет из груди. Оно билось слишком часто. Я боялась, что папа и Джимми увидят красные пятна на моих щеках и поймут, что меня целовали.
«Определенно, – подумала я, – есть что-то особенное между мною и Филипом, если простой поцелуй или нежный разговор могут бросить меня в жар, заставляют всю меня дрожать, а голову кружиться». Я сделала глубокий вдох и выдох. «Папа и мама должны позволить ему взять меня на концерт, просто должны!» – думала я. Я поступила так, как они хотели, и не раздражала их, не ходила на свидания, хотя всем девочкам моего возраста вокруг это разрешалось. Это было бы несправедливо, они должны это понять.
Конечно, они немного опасались за меня, когда я впервые пошла в «Эмерсон Пибоди». Но за последние несколько месяцев я значительно повзрослела. Мои успехи в музыке и в школьных занятиях дали мне новое ощущение уверенности. Я чувствовала себя старше и сильнее. Мама и папа не могли не видеть этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43